Как создать убийцу

– Посмотри, – отозвался Роб на игру. – Туда, где окно открыто нараспашку, невзирая на непогоду. Второй этаж пиццерии. Их столик едва освещён.

– Ага.

– Женщина в белом вязаном свитере; рука почти на улице, у неё тонкие пальцы.

– И пара дорогих колец.

– Возможно. Рядом с ней суетится юноша, говорит что-то невпопад, опережая ритм беседы. То подаёт ей меню, то порывается заменить официанта. Их легко разглядеть, ведь над их столом горит лампа, и свет от неё выхватывает пару из небытия. Она улыбается ему сдержанно, покровительственно и то же время ободряюще. Иногда ему удаётся накрыть её холодные пальцы своей большой ладонью, полной жизненной силы. Она даёт ему мгновение обладания, чтобы потом мягко, украдкой высвободить руку. Всё дело в том, что она замужем и не скрывает этого. А парень влюблён, он моложе, нетерпеливей, не привык отступать. У него ещё нет ничего, что ему было бы дорого. Да ему много и не надо, всего лишь быть рядом, вспоминать об этих вечерах. Рука – это всё, что достанется ему, рука без сердца и остального тела. Она не позволит себе быть чрезмерно виноватой в своих глазах.

Анна поощрительно кивнула.

– Очень может быть. А может, и совсем не так…

– Так.

Она увидела его улыбку и осеклась:

– Ты её знаешь?

– Я сидел ровно на том же месте, где сейчас её ухажёр: она всегда любила этот столик.

…На Камергерском зажглись фонари, из соседнего театра хлынули люди и молча заторопились домой. А потом наступила тишина, изредка нарушаемая звоном посуды, которую официанты уносили на подносах.

– Не хочу сегодня к себе, – сказала она.

Роб пригласил её в гости, и они пошли пешком до ипподрома и цыганского театра, около которых был его дом. И только через час за ними, уставшими и промокшими, закрылись двери. Он сварил кофе в турке, и всю ночь они проговорили. А их прекрасные и не очень призраки – персонажи из прошлого – икали бы, если бы не жили своей отдельной жизнью, в которой нет места ни воспоминаниям, ни грусти.

Глава 4.

Острова

Роб завёл машину и, бросив карту острова на панель, двинулся в сторону гор. Его выбор удивил хозяина салона – тот из всех сил пытался сплавить кабриолет в три цены от обычной малолитражки: «Чтобы наслаждаться пейзажами и фотографировать без помех». Однако он же затруднился ответить, как можно снимать на скорости. Кроме того, пассажиру с открытым верхом грозил солнечный удар, а после заката не было бы отбоя от насекомых.

Машина была нужна лишь на день – на следующий Роб отплывал на остров, где собирался посетить действующий, но спящий вулкан. Сейчас же его путь лежал в горную деревню. Там, вдали от моря, не потрудились построить гостиницы, не ходили туда и рейсовые автобусы. Туристам предлагался один частный дом, который давно превратили в гостевой. Но мест в нём было мало, и бронировались они заранее. К дому примыкала таверна; c её площадки открывался вид на сопки и море с высоты птичьего полёта. Справочники, гиды и местные таксисты утверждали, что там можно увидеть самые красочные закаты во всём Средиземноморье. И большинство туристов, посещающих это место, были с этим согласны. Впрочем, даже подобное бесцеремонное утверждение не умаляло достоинств пейзажа. В деревню вела дорога с крутым подъёмом, на которой две машины могли с трудом разойтись, а тротуаров не было вовсе.

На трассе Роб заметил двух высоких голосующих девушек: на таксистов надеяться не приходилось, те стояли в деревнях на парковках или развозили пассажиров, не реагируя на поднятую руку. Водителей могло заманить щедрое вознаграждение, но когда Роб остановил машину, он понял, что девушки рассчитывали исключительно на расположение к их молодости и красоте. Издалека было видно, что девушки смеются, однако стоило Робу открыть дверь, они стали деланно ссориться.

– Я же говорила тебе, что здесь пешком не пройдёшь!

– И что? Что ты хочешь этим сказать?! Это ты проспала экскурсию. А теперь ещё и заявляешь, что нам не добраться в горную деревню?! Смотрите-ка на неё! Я ради этого заката и приехала.

– Вот иди наверх одна, раз ради него. К концу отпуска дойдёшь…

Спор начал затухать, и Роб понял, что по сценарию он должен вмешаться.

– Давайте я вас довезу, – сказал он по-английски.

Если бы они узнали, что он тоже русский, то благодарности можно было не ждать. Вместо неё непременно выразили бы радость по поводу встречи в таких сложных условиях соплеменника, который помог просто так.

В дороге девушки держались сдержанно, мило улыбаясь и аккуратно подбирая слова. Одна села рядом с Робом, другая – на заднем сиденье.

Они обе были спортивны и молодо-беззаботны. Их губы с трудом сходились в ровную линию, казалось, ещё чуть-чуть, и подруги прыснут от смеха без всякого на то повода. Любой встречный пастух, горный козёл или церковь на обрыве, возле которой на жаре стоял старый священник в чёрной рясе, вызывали у них широкие по диапазону эмоции. Роб понимал девушек: на море из местных они видели лишь мускулистых спасателей в узких плавках, а живность встречалась им исключительно на тарелке.

Ближе к концу дороги они встретили один из редких жилых домов. Из него вышел мальчик и, сев на мопед, понёсся к набережной. Девушки затеяли первый осмысленный разговор:

– А как же он ходит в школу, она же только внизу.

– Вот так на мопеде и ездит. А когда был меньше, отец возил, – сказал Роб на русском.

Вначале они согласно кивнули. А потом та, что сидела рядом, встрепенулась и воскликнула:

– Ё-моё, ты же… А чего по-английски болтал?!

И со смехом снисходительно потрепала его по голове. Она представилась Алёной, а подруга назвалась очень похоже – Лёлей.

Алёна откинулась назад и села по-турецки. Она была в коротких шортиках, её ноги блестели от бронзового загара и крема. Лёля в длинной невесомой юбке улеглась на заднем сиденье.

За поворотом начался лес.

– Давай остановимся, – попросили девушки. – Гид говорил, что здесь водятся павлины.

Роба не стоило уговаривать; он запарковался под огромным кипарисом, чтобы машина не нагревалась. Девушки побежали искать павлинов, а он пошёл к небольшому мосту. До него доносились их радостные крики, они звали его, говоря, что там целое семейство, в том числе маленькие павлинята, похожие на обычных птенцов. А Роб, застыв на мосту, смотрел себе под ноги. Там, в пруду, копошились черепахи и змеи. Рядом на столбике висела табличка с призывом к осторожности. Скользнув взглядом по деревьям, он увидел и другие надписи. На стволах висели потрёпанные объявления: фотография девушки и подпись.

У него потемнело в глазах, небо на миг словно ударилось о землю. Девушка напомнила ему Анну. Он быстро подошёл, всмотрелся и – выдохнул.

Это была фотография незнакомой девушки. Роб долго смотрел на пожелтевшую бумагу, думая, сколько дождей прошло после того, как повесили объявление, сколько порывов ветра трепало его, сколько глаз замирало, глядя на женское лицо. Сколько вопросов разбилось о древесную кору: кем была, долго ли была, зачем была…

Он прочитал: «Семь лет прошло с тех пор, как умерла моя невеста. Помолитесь за неё». Роб помолился, как умел, – добрыми словами про себя. Провёл рукой по коре и застыл в молчании.

Его легонько тронули за плечо.

– Поехали, что уж тут, – тихо сказала Алёна.

Роберт был благодарен девушке за интонации, прозвучавшие в её словах. Он почувствовал себя не одиноким, пусть даже сейчас он всего лишь бесплатный водитель, доставляющий двух весёлых барышень в горы. Пристёгиваясь, Роб усмехнулся одной мысли: с Анной они тоже не виделись семь лет.

Тёплый ветер влетал в салон, овевая лица девушек – весёлые и беспечные. Рядом с ними и Роба наполняла радость, и он дышал глубже, вбирая полной грудью солёный воздух.