Как спасти бумажного динозавра

Но есть встреча, которая заставляет нервничать.

Оставив Робин изучать богатства Пушкинского музея, он едет к отцу.

Дело не в том, что между ними какой-то конфликт – ни в коем случае. Марк любит папу, и это совершенно точно взаимно. Но последний раз они оставались надолго наедине, когда Марку не исполнилось и двенадцати. Он несколько подзабыл, что и как говорить.

Папа снял маленькую убитую квартиру. Во дворе грязно, в подъезде всё изрисовано маркерами. А за дверью – пустота. Такая же, как у Володи, одноконфорочная плитка, стол с табуретками, стиральная машина в ванной, старый диван в комнате, рядом – стопка газет и журналов. Вот и весь интерьер.

Папа не изменился ни капли. У него военная выправка, строгие серо-голубые глаза за стёклами очков, подбородок выбрит до скрипа. Футболка и домашние штаны, несомненно, выглажены. А вот складки возле губ стали глубже. Марк понимает это, присмотревшись.

– Рад тебя видеть, сын.

В папином присутствии всегда хочется делать что-нибудь демонстративно-аккуратное или уж, наоборот, вопиюще-неряшливое. Марк ставит ботинки как по линеечке и тщательно моет руки хозяйственным мылом.

Папа уже кипятит чайник и наливает чай. Они с Володей в этом совершенно одинаковые – сомнительного качества пакетики, никакого сахара или молока. Только Володя разбавляет холодной водой, а папа предпочитает кипяток.

Марк на самом деле чувствует себя неловко. Разговор, начавшийся с «как дела», затухает через две-три реплики, и как его возобновлять – непонятно.

– Рассказывай, – требует папа, – что с работой?

– Посмотрим. Приятель в «Коммерсант» зовёт, вернётся из отпуска – схожу, кофе с ним попью, обсудим. В любом случае, надо сначала обустроиться.

– Хорошо.

Не то, чтобы папа был в большом восторге от журналистики, но Марк благодарен ему за невмешательство. Володина профессия, конечно, ему ближе и понятнее, однако ему хватило понимания, чтобы не мешать Марку выбирать по душе.

Конец ознакомительного фрагмента.