Как стать звездой по жизни? 30 правил НЛП, которые перевернут ваш мир
Шрифт:
Так я поставила себе диагноз, выписала рецепт и приготовила на огне моего душевного разлада терапевтическую метафору, которая помогла мне пережить последствия той злополучной встречи. Моя метафора совсем непохожа на дневниковые записи. Ведь я постаралась поработать с психикой не на поверхностном, а на глубинном уровне. Я вычленила знаковые ассоциации, языковые шаблоны, я решила перекодировать свой опыт, добавить света в картинку, переписать прошлое и сделала это известным мне способом. Уже на следующий день историю моего «изнасилования» я рассказывала в красках и со смехом.
Итак, метафора…
ПОБЕГ С ТОГО СВЕТА
Варецкий открыл глаза. Первое, что он услышал, когда очнулся, было незнакомое его уху слово «счастливчик». Дальше – больше:
– Повезло! Выкарабкался! В рубашке родился…
Так Варецкий узнал, что он пережил клиническую смерть после автомобильной аварии, в которой погиб его непосредственный начальник, первый и последний раз подвозивший захмелевшего Женю домой.
Варецкий вздохнул. Дышать было больно. Болело все. Вернее, болело даже то, чего не было. Больше у Варецкого не было правой руки. По локоть. Но он еще об этом не знал.
* * *
Всю жизнь Женя Варецкий был каким-то незаметным. Все в его жизни почему-то было связано с частицей «не»: не поступил, не закончил, не взяли, не женился, не смог, не состоял, не привлекался, не был… Слава
Варецкий работал мелким клерком в большой строительной конторе. Перекладывал бумажки из одной папки в другую, раболепствовал перед начальством, а по субботам ходил в стриптиз-клуб на шоу толстушек. Да, ему всегда нравились большие женщины…
* * *
– Евгений, вы были ТАМ! – пафосно произнес ампутировавший Варецкому руку хирург.
Женя кивнул.
– Вы что-нибудь видели?
Так много интереса к серой персоне Варецкого никто никогда не проявлял. Женя кивнул. Говорить он еще не мог.
– Крепитесь, Варецкий, набирайтесь сил: завтра к вам придут журналисты, реаниматологи, два физика из Академии наук, священник, теологи, астролог и работник ФСБ… Короче, будет импровизированная пресс-конференция. Расскажите, что было ТАМ. Все-таки четыре минуты клинической смерти – это рекорд для нашей больницы…
– Меня покажут по телевизору? – слова возникли сами собой. Кажется, Варецкий даже не шевельнул губами.
– Вот она жажда славы: чуть выжил, а уже хочется в ящик…
Доктор ушел. А Варецкий начал вспоминать все, что он слышал, видел или читал про клиническую смерть…
* * *
На шоу толстушек завсегдатаями были какие-то худосочные, щупленькие, вялые, практически мертворожденные мужчины. Высокий крупный Варецкий нескладно горбился за своим столиком, заказывал пиво, чипсы и смотрел… Он любил этих больших грузных невероятно сексуальных женщин. Когда их груди колыхались, как спелые дыни, когда их широкие тяжелые бедра вальяжно двигались в такт музыке, когда с них одна за одной спадали кружевные накидки, ночнушки, бюстгальтера-парашюты Варецкий просто сходил с ума от возбуждения, прижимался ребрами к краю стола, за которым сидел, и незаметно для окружающих соскальзывал потной ладошкой под нависший горячий живот, туда, где гнездился его пульт удовольствия. Правая рука замирала на вздыбившихся джинсах, словно успокаивала, нежно поглаживая голову слона:
– Тише, тише, друг…
Но когда выходила голубоглазая Лаура, огромная блондинка в платье горничной, в белом переднике из органзы, Варецкий неотрывно смотрел в ложбинку между сжатых корсетом упругих мячей, мысленно погружался лицом в ее декольте и умирал от нежности.
Женя никогда не говорил с Лаурой, не заказывал приваты, потому что стеснялся своей страсти и был жаден. Но в мечтах, в мечтах…
* * *
– Белый коридор. Вернее, не белый, а как бы… ну такой… из света что ли… А там… вдалеке… мужик… с добрым лицом… с бородой… в белых одеждах… с нимбом… и призывно так махал мне руками: мол, заходи…
– А потом? – пятнадцать пар глаз смотрели на Варецкого.
Одна медсестра прижимала платок к глазам: очень хотела, чтобы ее снял оператор первого канала. Она потом за этим оператором бежала до самых ворот и спрашивала: покажут ли ее по телевизору. Журналисты были с диктофонами. Хирург, ампутировавший Варецкому руку, лоснился от гордости и толкал в бок смущенного реаниматолога. Всем хотелось попасть в ящик…
– А потом? – снова повторил надоедливый журналист.
Варецкий вздохнул и неожиданно для себя выдал:
– А потом появилась лестница… как будто бы… вниз… и мужик этот добрый сказал: «Иди, не время еще»…
– А кинестетически вы помните свои ощущения: было тепло или холодно, может, запахи какие-то?.. – девушка-теолог внимательно смотрела на Варецкого.
Женя не был готов к этому вопросу. Он буркнул:
– Тепло, – и закрылся, как мидия в своей раковине…
Больше из него не удалось выудить ни слова.
А люди все стояли в палате Варецкого, будто ждали чего-то важного. А потом эта девушка-теолог, нагло, совсем не смущаясь присутствия Варецкого заявила:
– Видите ли, любой нестандартный вопрос сбивает пациента с толку. Все эти христианские клише выглядят и звучат из уст Евгения несколько неубедительно…
Варецкому хотелось положить эту тощую змею на кровать и долго самозабвенно душить ее обеими руками. Но он уже знал, что обеими не получится…
* * *
Визг тормозов. Трехэтажный мат начальника. Варецкий молчал. Он вообще говорил мало. И уж тем более не матерился. Принципиально. Удар головой о лобовое стекло… И темнота…
Сколько длилась темнота, Варецкий не знал. Но потом еще в темноте появились звуки… Это было пение… Раньше этого голоса Женя никогда не слышал, но сейчас точно знал, что пела Сара Брайтман…
Мрак стал рассеиваться. И Варецкий понял, что он находится в том самом стрип-баре, куда ходил по субботам. В платьице горничной танцевала Лаура. Все естество Варецкого устремилось к этой женщине. Мужчина привычным жестом опустил руку под стол. Но впервые ладонь легла не на вздыбившиеся джинсы, а нащупала бумажник в кармане. Варецкому нужно было всего шестьдесят долларов, чтобы заказать приват. Он знал: сегодня или никогда. Ему впервые не было жалко денег.
Каким-то особым чутьем Варецкий понимал, что эта минута не просто важная веха в его жизни, а точка отсчета, поворотный момент, взрыв… И оттого, как он поведет себя сейчас, зависит возможность или невозможность его будущего. Варецкий знал, что он ушел из жизни, где никогда не жил, потому что не был собой. Он знал, что ушел туда, откуда не возвращаются, и что ЗДЕСЬ, вернее, ТАМ можно обрести настоящее счастье.
Это было не подсознание и не сознание Варецкого. Это было его знание. Ведь ТАМ Варецкий оказался подключенным к глобальному информационному полю Земли. ТАМ Варецкий впервые был самим собой…
Он заказал приват. Лаура отвела его в круглую комнату с зеркальными стенами и потолком. Середину помещения пробивал шест. Лаура стала танцевать.
– Сегодня или никого, – пульсировало в висках. Варецкий щелкнул пальцами: музыка прекратилась. Лаура замерла в нерешительности.
– У меня волосатая грудь. Это плохо?
– РН-нейтрально, – улыбнулась Лаура.
Стыд… Стыд заливал щеки Варецкого, когда неловкими, дрожащими пальцами он расстегивал пуговицы на своей рубашке… Стыд превращал его сердце в маленький пульсирующий шарик. Стыд горел где-то внизу живота и гнал кровь по двум кругам кровообращения: малому и большому…
– Нарвасадата! – откуда это слово возникло в голове Варецкого? Как сформировалось в его сером веществе? Но он точно знал, что оно означает… Он все-таки был в информационном потоке.
Варецкий притянул Лауру к себе, поставил ее на колени на грушевидном кресле, где еще недавно сидел сам, и пристроил свой горячий отросток в ложбинку спелой женской груди. Он двигался вверх-вниз, гонимый стыдом и вожделением, вожделением и стыдом, не разбираясь, что первично и что сильнее.
– Шлюха! Последняя грязная шлюха! Шалава, стерва, дешевка, дрянь… А-а-а-а-а… – Варецкий залил спермой всю грудь стриптизерши…
Лаура надавила на одно из зеркал в стене. Зеркало оказалось дверью в просторную ванную комнату, которая была уставлена лилиями и свечами…
Посреди стояла медная, практически средневековая ванна с теплой водой, в ней плавали лепестки роз и свечи. Варецкий погрузил свое грузное тело в ароматную воду. Лаура мыла его грейпфрутовым мылом с люфой. Потом поливала теплым молоком из глиняного кувшина…
– Я почти девственник, как датский сказочник Андерсен. Все, кого я когда-либо любил, отвергали меня… – у Жени мелко задрожали плечи.
Варецкий плакал. Большой грузный мужчина жалобно скулил, как мокрый щенок. Лаура смазала его тело ароматным маслицем, надела на Варецкого белый махровый халат, поднатужилась, взяла его тяжелое размякшее от воды тело в свои сильные женские руки, отнесла, как ребенка, в постель и убаюкала на груди…
* * *
А потом Варецкий проснулся в палате, где над ним склонился реаниматолог:
– Счастливчик…
* * *
Журналисты ушли. Девушка-теолог оставила Варецкому свою визитку. Мужчина из ФСБ тоже. А еще он сказал:
– Если что-нибудь вспомните, позвоните.
Варецкий знал, что никому и никуда звонить он не будет. Он просто напишет роман «Побег с того света» и расскажет всю правду о том прекрасном будущем, которое ждет каждого из нас…
АНАЛИЗИРУЕМ! Итак, вы помните, что когда, я поняла, что меня все-таки изнасиловали – ментально, в мозг, мне стало очень плохо. Я провела инвентаризацию моих ощущений и выяснилось, что скабрезные шуточки и пошлые комплименты лезли из моих ушей – мой аудиальный канал был травмирован, грузное толстое неприятное тело маячило перед глазами – мой визуальный канал был засорен, потные руки все еще блуждали в районе моих коленок – кинестетика завязалась в узел.
Мне нужно было переписать прошлое путем изменения субмодальностей – ощущений. Весь негатив нужно было перевести в позитив: горькое сделать сладким, противное – приятным, мерзкое – удивительным.
РАБОТА С АУДИАЛЬНЫМ КАНАЛОМ
Незнакомое уху слово «счастливчик» (Это изменение отношения к произошедшему для меня)
Повезло! Выкарабкался! В рубашке родился… (Это для меня)
Женя кивнул. Говорить он еще не мог. Больше из него не удалось выудить ни слова. Он вообще говорил мало. И уж тем более не матерился. Принципиально. (Попытка очистить аудиальный канал)
Но потом еще в темноте появились звуки… Это было пение… (Работа над перепрограммированием аудиальных воспоминаний)
РАБОТА С ВИЗУАЛЬНЫМ КАНАЛОМ
Больше у Варецкого не было правой руки. По локоть. (Это месть насильнику)
Он любил этих больших грузных невероятно сексуальных женщин. Когда их груди колыхались, как спелые дыни, когда их широкие тяжелые бедра вальяжно двигались в такт музыке, когда с них одна за одной спадали кружевные накидки, ночнушки, бюстгальтера-парашюты Варецкий просто сходил с ума… (Смена субмодальности – придание позитивного отношения к большим телам)
Хирург, ампутировавший Варецкому руку, лоснился от гордости. (Торжество мести)
РАБОТА С КИНЕСТЕТИЧЕСКИМ КАНАЛОМ
Варецкий вздохнул. Дышать было больно. Болело все. Вернее, болело даже то, чего не было. Удар головой о лобовое стекло… (Это месть насильнику)
Все в его жизни почему-то было связано с частицей «не»: не поступил, не закончил, не взяли, не женился, не смог, не состоял, не привлекался, не был… Лузер, неудачник… Незаметный Женя Варецкий. (Моя попытка понизить статус героя в своей голове)
Стыд… Стыд заливал щеки Варецкого, когда неловкими, дрожащими пальцами он расстегивал пуговицы на своей рубашке… Стыд превращал его сердце в маленький пульсирующий шарик. Стыд горел где-то внизу живота и гнал кровь по двум кругам кровообращения: малому и большому… (Психологическое наказание для насильника)
Все, кого я когда-либо любил, отвергали меня… – у Жени мелко задрожали плечи. (Авторское желание унизить героя)
Тепло (Привнесение позитивных ощущений в негативный опыт)
Варецкий погрузил свое грузное тело в ароматную воду. Лаура мыла его грейпфрутовым мылом с люфой. Потом поливала теплым молоком из глиняного кувшина… (Техника прощения)
Варецкий плакал. Большой грузный мужчина жалобно скулил, как мокрый щенок. Лаура смазала его тело ароматным маслицем, надела на Варецкого белый махровый халат, поднатужилась, взяла его тяжелое размякшее от воды тело в свои сильные женские руки, отнесла, как ребенка, в постель и убаюкала на груди… (Техника прощения-2)
Можно обрести настоящее счастье… (Эта мантра для меня)
В этой метафоре на самом деле использовано гораздо больше техник. Я просто обратила ваше внимание на VAK. Но при желании вы можете покопаться в рассказе и собрать терапевтическую мозаику до конца. Проследите, как я меняла позиции восприятия, блуждала по ним: из первой перемещалась во вторую, из второй – в третью… Подумайте, для чего я это делала? Какого результата добивалась? Был ли задействован образ успешного «Я»? А творческая стратегия мышления Уолта Диснея? Какие еще техники вы сможете найти без моих подсказок?
Судмодальности. И как их изменить?
Если у вас возникают сложности с придумывание столь витиеватой сюжетной метафоры, вы просто можете попробовать изменить субмодальности в конкретной произошедшей с вами истории.
Поругались с женой? Обидно? Представьте, что вы оба кричали голосами Чипа и Дейла. И внешность у вас была соответствующая. Смешно. Не очень? Представьте, что вся эта ссора происходила на летнем лугу, залитым солнцем… Стало теплее? А смысл ссоры не потерял значение? Что-то еще свербит? Диссациируйтесь от ощущений, поместите вашу ссору в рамочку, повесьте на стенку. Все еще трогает? Сделайте картинку черно-белой. Превратите ссору в точку, поместите за горизонт… Вспомните что-нибудь приятное…
Так можно работать с прошлым. А можно и с будущим.
Например, вам предстоит посетить министра, и ничего хорошего от этой встречи вы не ждете. Уже в приемной, которая больше всей вашей квартиры, начинают подкашиваться ноги. Вам предстоит долгое ожидание. Другие посетители заискивают перед секретарем – хозяйкой приемной. Ей приносят шоколадки, у нее спрашивают, как здоровье министра, в каком он настроении… Перед тем как войти к министру посетители женщины смотрятся в зеркало, поправляют прическу. У мужчин меняются осанка и выражение лица. Вы ждете…Потом птица-секретарь надменно разрешает вам войти к Илье Петровичу. Вы открываете дверь в кабинет и попадаете в психологическую ловушку – в маленький тамбур перед второй дверью. У вас просто может начаться клаустрофобия. Но вы преодолеваете страх, входите в кабинет и оказываетесь перед Т-образным (фаллосообразным столом), за которым на подиуме возвышается огромное кожаное кресло с министром. Вам неопределенно машут рукой, вы садитесь в двух метрах от властьдержащего и робко высказывает свою просьбу.