Как три мушкет?ра

– А я – телепатка, – сообщила вдруг Алина все с той же непонятной интонацией. – Накатывает иногда... Мысли твои угадать?

– Ну, угадай, – сказал Мазур. Она улыбнулась:

– У тебя мозги искрят от напряжения – приглашу я тебя в гости или нет?

– Угадала, – сказал Мазур.

Она шагнула вперед, прижалась, шепнула на ухо:

– Приглашу... Только ты не думай, что я какая-нибудь такая, ладно? Что приглашаю всех подряд. Только если мне особенно кто-нибудь понравится... Пошли? – Взяла его за руку и повела в чуточку обшарпанный подъезд.

Это все романтика, подумал Мазур в какой-то сюрреалистической попытке малость обесценить происходящее – в отношении своей персоны. Морской бродяга, овеянный ветрами экзотических морей, – и библиотекарша из крохотного приморского городка, которой своими глазками этих морей в жизни не увидеть. Случались в жизни подобные ситуации – когда девушек привлекал не Мазур как таковой, а бравый морской офицер (ну, в данном случае – бравый морской бродяга, но разница, если подумать, невелика). Некоторые даже откровенно замуж рвались. Ладно, в конце концов, какая разница?

Они поднялись на третий этаж, Алина отперла дверь плоским ключиком, включила свет в прихожей, прошла в гостиную, зажгла люстру и там. Мазур вмиг присмотрелся к окружающему. Квартира трехкомнатная, ага. Во всем чувствуется не роскошь – но некий достаток, превышающий средний советский: гарнитур импортный, хрусталь, телевизор импортный, много других мелочей несоветского происхождения.

– Проходи, – сказала Алина, открывая дверь в комнату направо. – Устраивайся, а я пока похозяйничаю.

Мазур уселся на широкую низкую тахту, явно заграничную. Да и удобное мягкое кресло, такое впечатление, сработано вдали от Родины. Транзистор «Сони», небольшой книжный стеллаж, магнитофон тоже прибыл издалека (он видел такие в Баэ, мейд ин Джапан). Положительно, девочка не из простых. По здешним меркам предки – элита. С приставкой «микро», конечно, учитывая размеры городка, но таково уж свойство элиты, что она заводится всегда и везде...

Вернулась Алина, уже в коротком красном халатике, не обремененном пуговицами, с подносом, на котором красовалась бутылка определенно местного вина без этикетки и закуски – забавная смесь здешних морских деликатесов и импортных конфет. Присела на тахту напротив устроившегося в кресле Мазура, улыбнулась:

– Там у папы в баре полно разных импортных напитков, но я подумала: ты их в своих экзотических морях столько выдул...

– Правильно рассуждаешь, – сказал Мазур. – А вот местное вино для меня как раз – несказанная экзотика... У тебя родители кто?

– Мама не работает. А папа – директор рыбзавода. Рыбзавод, конечно, под стать городку, но все равно по тутошним меркам папа – большой человек. – Она это произнесла чуточку иронически. – Начальство у него пасется, заезжих гостей деликатесами из спепцеха потчуют... – она фыркнула. – А они потом, когда пьют у нас на даче, так и норовят украдкой пониже спины похлопать. Один даже предлагал в Москву увезти, в актрисы протолкнуть, бахвалился, у него связи на всех киностудиях, начиная с «Мосфильма». Только я потом узнала: всего-то навсего секретарь райкома партии, даже не первый, а в Москве таких райкомов и таких секретарей...

– А что, хотелось стать актрисой?

– Лет в десять, – сказала Алина, наполняя красивые высокие стаканы с золотистым узором и неизвестным Мазуру гербом. – Потом как-то отрезало... Ну что, за нашу встречу?

– Давай, – сказал Мазур. – А вино не молодое? А то, знаю я, как оно на человека действует. Пьешь, как газировку, а потом захотел встать – и сам не заметил, как в угол улетел...

– Ну что ты, вполне выдержанное, – Алина улыбнулась не без игривости. – Зачем ты мне, лежащий в углу пластом... Самое нормальное вино. А закусывать его лучше всего вот этим нашим местным деликатесом. Специфический такой деликатес, в других местах почти не встречается...

Она взяла красивые позолоченные щипчики и положила Мазуру полное блюдце каких-то белесоватых полосок, политых желтоватым соусом. Пояснила:

– Это вроде морского гребешка, если ты любишь всякую морскую живность.

– Люблю, – сказал Мазур.

Чокнулся с ней, отпил полстакана, подцепил вилкой ломтик, сунул в рот – и сразу узнал вкус, в самом деле недурной. Ухмыльнулся про себя: красотка Алина собиралась развлечься по полной программе. Представления не имея, что их со свойствами этого деликатеса как-то познакомил доктор Лымарь. Вареная нога рапаны – больше ничего у этого моллюска и не едят. Мало того, что хорош на вкус, да вдобавок, как бы поделикатнее выразиться, мужик после доброй порции до утра не угомонится...

Судя по прислоненной к спинке кресла гитаре, романтику следовало потреблять полными поварешками. Ну что ж, Мазур и это умел. Взял гитару, убедился, что настроена, и выдал с перезвоном недавно слышанное от Лымаря:

– Это школа Соломона Бляра,

Школа бальных танцев, вам говорят.

Дее шаги налево, две шаги направо.

Шаг вперед и два назад.

Кавалеры приглашают дамов!

Там, где брошка, там перед.

Две шаги налево, две шаги направо

Шаг назад и поворот.

Кавалеры, не держите дамов

ниже талии, вам говорят.

Это неприлично, негигиенично

и несимпатично, вам говорят...

Алина смеялась, лежа на широкой тахте в вольной, но никак не вульгарной позе, открывавшей многие ее достоинства. Мазур выкладывался в творческом экстазе.

– Вот вечно вы так, моряки, – сказала она наконец, – нет, чтобы спеть что-нибудь лирическое, вечно вас на пошлости тянет...

– Ну, мне простительно, – сказал Мазур. – Я моряк наполовину сухопутный. А, впрочем, как угодно даме...

Он повернул парочку колков, ударил по струнам:

– У реки, у речки рос кудрявый клен.

В белую березу был тот клен влюблен,

И когда над речкой ветер затихал,

клен своей соседке тихо напевал:

белая береза, я тебя люблю,

протяни мне ветку нежную твою!

Без любви, без ласки пропадаю я,

белая береза, милая моя..

– Вот это уже совсем другое настроение, – сказала Алина, щурясь. – Пусть и не морская, но лирика...

И посмотрела так, что после этого оставалось только встать и подойти к ней. Ну, он и подошел...

...Драйтон теснил его к борту, делая быстрые выпады длинным узким кинжалом – а Мазур почему-то отступал и отступал, даже не пытаясь перейти в атаку или выбить нож. А это было хуже всего – потому что там, в синей прозрачной воде, у самого борта лежал Большой Музунгу, только и ожидавший, когда спина Мазура покажется над планширом яхты. Самое жуткое – Мазур отчего-то так и не мог понять, есть у него в руке нож или нет...