Как в индийском кино

Стемнело, и ехать стало значительно труднее, так что думать и размышлять было некогда – в кювет бы не попасть. Я была на полпути к Тарасову, когда зазвонил мой сотовый. Он столько времени молчал, что я невольно вздрогнула. С отчаянной надеждой, что это не кто-нибудь из приятельниц, а по делу, я схватила телефон. «Господи! – взмолилась я. – Сделай так, чтобы это были хоть какие-нибудь новости, которые дадут мне зацепку к дальнейшим поискам. Ну что тебе стоит!» Это оказались действительно новости, и звонила Туманова.

– Татьяна Александровна! – решительно заявила она. – Немедленно приезжайте ко мне!

– Смирнов у вас?! – заорала я, машинально нажимая на тормоз, отчего машина взбесилась и я чуть не вылетела с дороги, удержавшись каким-то чудом, причем с помощью одной руки – телефон я бы не выпустила даже под страхом смерти.

– Нет, но я, кажется, знаю, что с ним случилось, – медленно и совсем нерадостно сказала она.

– Что именно? – не унималась я.

– По-моему, ничего хорошего, – тем же тоном сообщила она и потребовала: – Приезжайте немедленно!

Нет, так я не ездила еще никогда в жизни! И дай бог, чтобы больше никогда не пришлось! Как я живой добралась до Тарасова, ума не приложу!

Хоть я и ехала в лифте, но в квартиру Тумановой влетела запыхавшись. Кое-как стащив с себя дубленку и не снимая сапог, я прошла в кухню под невеселым взглядом Аллы Викторовны и плюхнулась на стул.

– Что случилось? – напористо спросила я.

– Мне позвонил один человек и сказал… – она нервно кривила и покусывала губы. – Повторяю дословно, опуская только мат и оскорбления, – она судорожно сглотнула: – «Теперь тебя некому спасать, и ты мне за все ответишь!»

– И что? – напряглась я, понимая, что сейчас и прозвучит самое главное.

– А то, что от этого человека меня спас Вадим, – тусклым голосом ответила она.

Чувствуя, что у меня внутри все сжалось, я, не спрашивая разрешения, подошла к раковине и, взяв с сушилки бокал, напилась прямо из-под крана. Вернувшись на место, я потребовала:

– Имя!

– Евгений Евгеньевич Назаров, – глядя в сторону, ответила Алла. – Его посадили в двухтысячном за нападение на Вадима, дали десять лет, и я за эти годы как-то даже забыла о его существовании.

– Сейчас я подниму на ноги всю милицию, и мы его найдем, – решительно сказала я, доставая телефон.

– Я по своим каналам уже попыталась, но его нигде нет, то есть он нигде не зарегистрирован, – невесело сказала Туманова и в ответ на мой удивленный взгляд объяснила: – Я начальник отдела кредитования физических лиц, и знакомые у меня есть, в том числе и в милиции, и в ФСБ.

– Ничего! – мрачно пообещала я. – Их сейчас начальство так взбодрит, что мало не покажется! – И уже в трубку сказала, почти крикнула: – Руслан Петрович! Есть!

– Ну ты даешь! – с огромным облегчением выдохнул он. – Говори!

– Надо поднять из архива дело Назарова Евгения Евгеньевича, год рождения не знаю. Его осудили в двухтысячном за нападение на Смирнова и дали червонец. Он уже откинулся и сегодня звонил одной женщине. Из его слов ясно, что он что-то сделал с Вадимом Сергеевичем. Прошерстите все его связи, родственников, знакомых, адреса… Пробейте, откуда он звонил на номер… – Я посмотрела на Аллу и повторила за ней номер ее домашнего телефона. – Ну, не мне вас учить! Только, как я узнала, он нигде не зарегистрирован.

– Понял! Спасибо тебе, Татьяна. Как что будет, тут же позвоню, – напористым тоном пообещал он, и я поняла, что после полученной из Москвы взбучки он будет не только сам носом землю рыть, но и других заставит.

Отложив телефон, я с облегчением вздохнула и попросила Туманову:

– Расскажите мне, что это за человек.

– Это не человек, это нелюдь! – с давней, застарелой ненавистью выдохнула она.

– И все-таки чего от него можно ждать? – настаивала я.

– Всего самого подлого, мерзкого и гадкого, что только есть на свете, – исчерпывающе ответила Туманова.

– А подробнее? – не унималась я. – Поймите, Алла Викторовна, это не пустое любопытство! Мне для дела надо!

– Хорошо! – через некоторое время согласилась она.

По ее голосу и виду я поняла, что рассказ этот будет для нее очень трудным, а мне придется выслушать много такого, что мое, и так паршивое, настроение никак не улучшит. Туманова включила чайник, достала бокалы, чай… И замолчала! Наверное, с силами собиралась. Наконец она присела к столу и начала:

– Ну, я тезисно-конспективно. Я сама из Мичуринска…

– Из Тамбовской области? – уточнила я.

– Да! Отца своего я никогда не знала, у нас в доме даже фотографии его не было, но он у меня имелся, потому что я Туманова, а мама Данилова. За что она так ненавидела моего отца, я не знаю, она не говорила, но ненавидела люто. Я, как подросла, пыталась у соседей и маминых сослуживцев хоть что-то узнать, но они все молчали. Пока я росла гадким утенком, она меня жалела – она сама очень некрасивая. Только потом я начала выправляться и, видимо, стала все больше и больше походить на отца.

– Неужели ненависть перешла на вас? – недоверчиво спросила я.

– Да! Как ни дико это прозвучит, – подтвердила Алла. – Если я в чем-то ошибалась, она тут же говорила, что я такая же бестолочь, как мой отец. Если же я в чем-то преуспевала, она этого не замечала, а мне так хотелось, чтобы она меня похвалила. Я научилась шить, вышивать, вязать, готовить, я училась лучше всех в классе… И никогда! Никогда ни одного доброго слова! – с горечью сказала она. – Я была в классе восьмом или девятом, когда она мне в очередной раз сказала, что я вся пошла в отца, и я не выдержала! Я ей сказала, что не виновата в этом, потому что такого отца выбрала мне она, значит, она и виновата.

– И совершенно справедливо сказали, потому что дети обычно похожи на отца, – поддержала ее я.

– Да, справедливо, – согласилась Алла. – Но только с тех пор она разговаривала со мной исключительно по необходимости, а все остальное время просто не замечала. Я с самого детства участвовала в художественной самодеятельности, ну детский сад не в счет, а вот в школе без меня ни один смотр не обходился. Меня так и звали: Алла-артистка. Естественно, я мечтала стать актрисой. Еще в школе нас возили на межобластной смотр художественной самодеятельности в Тарасов, и мне очень понравился этот город. Теперь-то я знаю, что есть города и лучше, и больше, и богаче, но тогда по сравнению с Мичуринском он показался мне прекрасным.