Как влюбиться без памяти
Шрифт:
— Что за цветок?
— Кувшинка. Ей нравится эта картина. Моне, да? — Он замолчал, как будто все стало ясно.
— И в чем соль?
— Ну, я решил подарить ей кувшинку. На День святого Валентина, в виде исключения. Я был в парке, увидел их в пруду и подумал про Марию. И полез в воду, чтобы сорвать ей цветок.
— Прямо в одежде?
— Ага. — Он рассмеялся. — Там оказалось глубже, чем я ожидал. Примерно по грудь, но отступать было глупо. Меня едва не поймали служащие парка.
— Наверное, там нельзя рвать кувшинки.
— Да в том-то и дело. Я ошибся. Это были не цветы, а просто листья кувшинки. Пришлось сорвать ей этот лист. —
Я рассмеялась.
— Вы дуралей. Как можно перепутать цветок кувшинки с листом?
— А по-моему, это совсем несложно. В любом случае ей понравилось. Она даже фотографию сделала, со свечами, и повесила у нас в квартире.
— Здорово. — Я улыбнулась. — Значит, вы оба романтики?
— Наверное, можно и так сказать. — Он пожал плечами. — Мы весело жили. — И тут же решительно поправил себя: — Живем.
Как ни странно, мне стало грустно. У нас с Барри не было таких историй. Я попыталась вспомнить хоть одну, не для того, чтобы рассказать ее Адаму, а просто для себя. Нет, ничего такого веселого у нас не было. Барри и в голову не пришло бы сделать что-нибудь в этом роде, да и мне, по правде сказать, тоже. Но я хорошо понимала, какие отношения были у Адама с Марией. Непринужденные, радостные, особенные, только их.
Мы заблудились на дорожках парка, я старалась изо всех сил, чтобы Адам увидел, сколько вокруг всего замечательного. Я ничего не смыслю в растениях, так что приходилось останавливаться и читать таблички. Адама я просила читать латинские названия, и мы хохотали, когда он безбожно их перевирал.
— Похоже на всяких бронто-, гадро- и прочих динозавров.
— Похоже на бронхит, гастрит и дизентерию. — Он сунул руки в карманы, чтобы немного согреться. — Вы знаете, доктор, у меня вчера опять был приступ prunus avium.
— И что это такое?
Он наклонился к табличке.
— А это черешня, ни много ни мало. Представляете, так ее зовут.
— Кстати, я даже не знаю, как вас зовут. В смысле вашу фамилию.
Он помрачнел, веселый блеск в глазах угас, и я поняла, что затронула больную тему.
— Бэзил.
— А, как шоколад, — пошутила я, чтобы поднять ему настроение.
— Или как трава. Базилик.
— Нет, ну вы же знаете этот шоколад, у них еще слоган: «Ешь „Бэзил“, о нем ты грезил».
Это действительно чуть ли не самая известная шоколадная марка в Ирландии, ей уже лет двести, не меньше. Скажи «Бэзил» любому ребенку, и он сразу улыбнется. Однако Адам и не думал улыбаться. Я смущенно добавила:
— Извините, вы, наверное, всю жизнь это слышите.
— Да уж. А где выход из этого парка? — Он, кажется, сыт по горло моим обществом.
У меня зазвонил телефон.
— Амелия, — прочитала я на экране.
— Ну ясно, предложение не состоялось, — равнодушно заметил он. И отошел в сторонку, чтобы дать мне поговорить.
— Да, дорогая, — с некоторой тревогой ответила я. — На том конце раздавались неразборчивые всхлипывания. — Амелия, что случилось?
— Ты была права, — прорыдала она.
— Что?! В чем я была права? — Голос у меня срывался.
Адам отошел от стенда со схемой парка и поглядел на меня. По моему лицу он догадался, что произошло, а я точно знала, о чем он подумал: вот вам и позитивный настрой.
Я бежала по набережной Клонтарфа, и ветер хлестал меня по щекам. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не угодить в
лужу, поэтому я прыгала и скакала, как будто преодолевала дистанцию по бегу с препятствиями. Где-то далеко позади неторопливо брел Адам, которому я оставила ключ от квартиры. Я старалась не думать о том, что бросила его одного-одинешенького. Торопливо напомнив ему основные тезисы нашего антикризисного плана, я помчалась в «Последний приют», к Амелии. Сейчас я должна быть рядом с ней.Амелия сидела в своем любимом кресле в углу зала. Вид несчастный, глаза красные. В другом углу дама в костюме Дракулы, с густо набеленным лицом и нарисованными каплями крови в уголке рта, восседала на высоком стуле, предназначенном для чтецов. Несколько малышей, лет трех-четырех, с ужасом внимали ее истории.
— Они спустились по темной, мрачной лестнице вниз, в подземелье. Факелы на стенах освещали им путь. И там, внизу, стояли в ряд — черные гробы, — зловещим голосом подвывала дама.
Один из детей всхлипнул и бегом бросился к маме. Она одела его, приборматывая что-то утешительное, бросила на даму-Дракулу убийственный взгляд и спешно удалилась.
— Амелия, ты считаешь, это подходящий рассказ? Видишь, как дети реагируют?
Амелия пребывала в полной прострации и видеть могла не дальше кончика опухшего от слез носа. Мой вопрос вывел ее из оцепенения.
— Ты про Элейн? Да, она замечательная, я ее только что наняла. Пошли, надо поговорить.
Мы поднялись на второй этаж, в квартиру, где Амелия жила вместе со своей матерью Магдой.
— Не хочу, чтобы мама слышала, — тихонько сказала она и прикрыла дверь на кухню. — Она была уверена, что он сделает мне предложение. Не знаю, как ей теперь сказать. — И Амелия снова расплакалась.
— Но что случилось?
— Он сказал, что ему дали работу в Берлине и он туда хочет переехать, потому что это открывает хорошие перспективы. Предложил поехать с ним, хотя прекрасно знает, что я не могу. Не могу оставить маму и магазин тоже. Ну как я уеду из страны? Как все брошу?
Пожалуй, решила я, сейчас не самое удачное время, чтобы напомнить ей — магазин попросту сжирает все ее деньги вот уже последние десять лет. Никакого дохода он и близко не приносит, потому что объективно не может конкурировать с крупными сетевыми книжными, где удобный компьютеризированный поиск, огромный выбор книг, да еще и кофе можно попить, если захочется. Амелия и так всегда нервно передергивалась, когда видела, как кто-нибудь читает на планшете. Она старалась изо всех сил, устраивала чтения, встречи с авторами, посиделки клуба книголюбов, но это была безнадежная борьба. Во многом она трудилась в память о покойном отце. Магазин был его любимым детищем, предметом его гордости… его, но не Амелии. И любила она своего отца, но не бизнес, доставшийся ей по наследству. Несколько раз я пыталась напомнить ей об этом, однако Амелия и слушать не желала.
— А если бы и твоя мама тоже переехала в Берлин?
Амелия покачала головой.
— Мама никуда не ездит, она этого не переносит. Ты же ее знаешь, она ни за что не согласится. Ты что — перебраться в другую страну? Исключено!
Амелия в ужасе посмотрела на меня, не понимая, как такое вообще могло прийти мне в голову. Понятно, что Фреда это все раздражает. Амелия с ходу отметает любую идею, без малейших размышлений.
— Ну ладно, ничего страшного. Можно поддерживать отношения и на расстоянии. Он ведь уже уезжал как-то в Берлин на полгода, помнишь? Тяжело, конечно, но вполне исполнимо.