Как воспитать ниндзю

А мои китайцы – индеец и китаец – общее прикрытие, ибо если мы Берсерк, то оба просто вурдалаки.

Я всегда с отцом. Мои телохранители и воспитатели принцессы-китаянки всегда со мной. Один выживший китаец. Мари же, как истинная и законная англичанка, всегда с матерью. Потому что любое из моих дел навсегда скомпрометировало бы меня как леди в глазах света. Я подозреваю, что именно этого отец и боится.

Еще я подозреваю, что отец ко всем прочим условиям не хочет меня удочерять и из-за того, что в случае его смерти сейчас все может достаться мне вместе с титулом.

Тогда как при удочерении это почти невозможно. Ибо все документы все так же хранятся в сейфах. И никто тогда не сумеет наложить руку на громадное состояние, а желающие есть.

И к тому же отец, в случае удочерения, становится опекуном состояния дочери...

То есть он вроде бы наложит руку на то, что фактически мое, юридически и мое и его одновременно или попеременно, то есть он окажется такой меркантильный. Иногда, когда я злюсь, мне даже временами кажется, что он все ждет, что его убьют, чтобы восстановилась справедливость, и все вернулось ко мне... А еще надо понять, что мужчина в Англии становится полным хозяином и распорядителем имущества женщины, будь то жена, дочь или даже племянница опекуна.

В Англии женщины не имеют никаких прав. И они даже не имеют права заниматься бизнесом без разрешения какого-либо мужчины – брата, мужа, дяди... Графиней я была свободнее...

Так что у отца может быть в голове самый чудовищный сумбур различных соображений, когда он не хотел меня удочерять. Не говоря уже о том, что он очень боится, что дочь ему не разрешат брать с собой на дело везде, как мама берет Мари, и оставят меня в Англии...

В общем, куда не глянь, везде кошмар.

А самое главное – что он неприятный.

И сбывшийся.

И реальный.

И леди Лу, с детства воспитывавшаяся как королева, графиня, даже принцесса и дочь, оказалась вдруг, повзрослев, обычной служанкой...

Не то, что меня это трогает, а то, что тут все считают, что это невозможно изменить...

А я не только служанка, но и бастард, да еще и подкидыш, в общем – никто и звать никак...

И прав на состояние, мной сделанное, естественно, никаких юридически – все это принадлежит моей семье, и в детстве даже и в голову не приходило в этом сомневаться, да вот только оказаться вместо дочери служанкой, так такой кошмар тогда и в жизни не приснился бы...

В общем, ни то, ни сё...

И находились люди, которые мне об этом напоминали, эти мерзкие дамы...

Вот так, таким было мое положение, когда в новом доме, где я родила обезьянку, только что уволенная экономка закричала от ворот, несомая моими телохранителями – вот тогда все это и началось.

– Будьте вы прокляты! – яростно закричала экономка. – Я ошиблась, да, не узнала Вас, но ведь вы сами наградили меня этим постом в поместье за верную службу, когда я шестнадцать лет назад помогла вам решить с Джорджем, а потом выходила вам Джекки, как вам не стыдно!!!

Я еще напряженно перебирала воспоминания, когда экономка выкрикнула свои проклятия после ее не менее оскорбительных слов, что я якобы уже была старовата раньше. Выбитая из колеи словами Мари про то, что отец продолжает считать меня просто экономкой и служанкой, я была слишком расстроена, чтоб соображать. Я с трудом вернулась в настоящее.

– Все еще злишься?! – заглянула в мои глаза Мари. – Я не могу понять причины его поведения! Отец ведет себя как взбесившийся буйвол, ничего не понимаю. Подозреваю, – тихо шепнула сестра, – что это дурацкая гордость...

– Против меня?! – яростно выкрикнула с мокрыми глазами я.

– Да нет, скорей против света...
– вздохнула Мари. – Этих надменных аристократов. Ты же помнишь, что дед сделал все так, не упомянув его даже в документах, как своего сына, и все записав на тебя, что внебрачным сыном стали считать его, а не тебя. Очень хитро! Я подозреваю, что отец боится, что его посчитают самозванцем. Тут, в Англии, среди знати, все такие снобы. А ведь король стал плохо относиться к нему как раз после смерти деда – смекаешь? Может, он так намекал всем, что отец ненастоящий?

Я хихикнула, вспомнив абсолютное сходство отца с дедом.

– Я подозреваю, – шепнула Мари, – что он недавно узнал нечто такое, или услышал намек, что приводит его в бешенство... Я думаю... – она вздохнула, – он сам сомневается, что он законный граф и сын своих родителей, и потому ярится... – Мари в отчаянии аж повела головой в сторону, вдохнув сквозь зубы, – ты же знаешь, что после смерти деда на отца упала ярость короля...

– Не заметила, – зевнула я.

– Ты ничего не заметишь! – рассердилась Мари. – Тебе, чертенку, все подавай пожарче, огоньку, лишь живей делаешься, тебе все как дома! В аду! Холодно в Англии, черт!

 Я прыснула.

– Ну а мама хорошо заметила! – сказала вызывающе Мари. – Ей не кажется, что когда тебе поджаривают пятки огнем, тебе делается теплее. Ну так вот, я все думаю, что, может быть, король знал нечто такое, что ставило под сомнение рождение Леона. И потому так на него ударил после смерти отца – они же с старым графом Джорджем когда-то были товарищами и даже ухаживали за одной женщиной... Вот король и заступился за товарища, когда его сын стал притеснять малютку...

– Малютку?! Меня?! И поэтому он направлял всю нашу семью со мной в ад?!

– Где тебе было теплее...

– Вредина!

– Но в чем же можно подозревать Леона, если он точная копия отца, даже я не могла разделить их!?

– Неужели ты не понимаешь, – взмолилась Мари, моляще вытягивая голову. Ей не хотелось говорить вслух.

– Не... – я покачала головой.

– Ну... – Мари было явно больно говорить. Но потом она с болью сказала. – Ну... Он может быть с тобой в одном положении, и мог появиться так же, как и ты... – она сглотнула слюну. – Само твое появление наводит на такие мысли. То, что сделано второй раз, могло быть сделано и в первый, и просто повторено, не изобретая и не тужась...

И, видя, что я не понимаю, она отчаянно выпалила:

– Для того, чтоб сделать ребенка, отцу вовсе не нужно законной матери! – с горестью выпалила она, возмущенная подлостью мужчин.

– Ты думаешь... – я замерла, пораженная внезапной догадкой. – Что и он, и я оба неза...

– Тихо... – зашипела Мари.

От двери донесся дикий крик экономки, в котором звучал настоящий ужас.

Я оглянулась.

Видимо, индеец или китаец, вполне озверевшие за эти четыре дня ее придирками, популярно объясняли ей, что с ней будет, если она вернется. Популярно и доходчиво, они ведь педагоги, а это значит не только рассказать, но и показать, и даже дать почувствовать материал всеми чувствами.