Как я играю!
Шрифт:
Но не только представители клана Ватрангов решительно раздвигали толпу слегка растерявшихся зевак. В их плотных рядах можно было узнать известного гномьего блеснодела Пименса, и хозяина трактира «Две веселые русалки» Могу-Йогу, за поясом которого очень уместным казался внушительных размеров тесак, и его жену Палну, у которой в руках как бы между прочим вертелась кухонная костедробилка, и родного брата трактирщика Вогу-Йогу с пешней через плечо; был здесь и факультетский лодочник Рожокс, под мышками у которого оказалась зажата парочка обломанных весел, которые в лучшем случае сгодились бы на дрова, но прежде могли
В самой первой шеренге с не предвещавшим ничего хорошего выражением лица твердо ступал глава клана господин Ватранг Семьдесят четвертый, которого вот уже два дня весь город считал погибшим. Облачен главный Ватранг был в роскошное одеяние метрдотеля ресторана «Золотой шлем герптшцога», в котором его привыкла видеть вся городская знать. Слева и справа от него с не менее хмурым видом шествовали сыновья главы клана, второкурсники факультета рыболовной магии Жэвер и Дэмор.
– Остановите казнь! Да здравствует справедливость! – поочередно выкрикивали они.
Чего-чего, а такого его превосходительство герптшцог Ули-Клун никак не ожидал. Рука с платком так и застыла в воздухе, а единственной мыслью-паникой было: «Это мятеж?! Уж не решили ли коварные гномы захватить власть, свергнув меня с трона?!»
– Приказ! Ваше превосходительство, отдайте приказ на казнь! – услышал Ули-Клун яростный шепот в ухо. Обернувшись, герптшцог увидел раскрасневшегося и всего трясущегося господина Реп-фа.
– Пока не поздно, отдайте приказ казнить преступников! – брызжа слюной, требовал тот.
– Да здравствует справедливость! Остановите казнь! – вновь донеслось с площади.
– Что там происходит? – Герптшцог повернулся к придворному виночерпию, всегда остававшемуся в курсе всех дел, но теперь тоже не на шутку встревоженному, гоблину Пшенгу.
– Да какая разница, что происходит там?! – опередил виночерпия Репф. – Главное – что должно сейчас произойти на эшафоте!!!
– Я так не думаю, – возразил гоблин новоиспеченному декану. И пояснил: – Гномов много, и, по всему, настроены они очень решительно. И верховодит ими тот самый Ватранг Семьдесят четвертый, по обвинению в убийстве которого на эшафот привели очень влиятельного эльфа.
– Так что же мне делать? – нервно поинтересовался Ули-Клун, на всякий случай перекладывая платок в другую руку и убирая его в карман.
– Немедленно с этим разобраться, после чего принять мудрое решение…
Меж тем отряд гномов достиг эшафота. Крепыши Жэвер и Дэмор, словно всю жизнь только этим и занимались, подхватили под локти своего отца и легко забросили на помост, гулко ухнувший под его ногами. Наследников главы клана Ватрангов точно так же подхватили и забросили на помост их товарищи. Остальные гномы стали обступать эшафот, решительно оттесняя остальную публику.
– Это моя территория! – Прогремевший на всю ярмарочную площадь голос принадлежал главному палачу города.
Словно пес, защищающий своих щенков от своры дворняг, Боберс с огромным топором наперевес заслонил спиной приговоренных к смертной казни, приготовившись одним махом смести с эшафота непрошеных гостей. Подскочивший к палачу Зе-Риид замахал руками и закричал, призывая всех успокоиться.
– Я
требую прекратить беззаконие! – в свою очередь закричал Ватранг Семьдесят четвертый.И вдруг, словно отчаявшись, пожилой гном принялся сдергивать с себя одежду, бросая ее под ноги палачу. К общему гулу на площади добавились визги женщин.
– Что вы делаете? – опешил Зе-Риид. – Уважаемый господин Ватранг, прошу вас прекратить действия, столь не подобающие солидному гному.
– Что происходит? – наконец обратился к метрдотелю Ули-Клун, перегнувшийся через перила балкона.
– Ваше превосходительство, – воздел руки Ватранг, оставшийся в исподней рубашке, – у меня есть неоспоримые доказательства, что хотя бы один из приговоренных к смерти не виновен!
– Казнь откладывается! – во всеуслышание объявил герптшцог. – А вы, господин Ватранг, поднимитесь, пожалуйста, в башню и предъявите нам свои доказательства.
– Прошу меня извинить за столь дерзкий поступок, ваше превосходительство, – говорил герптшцогу через несколько минут Ватранг Семьдесят четвертый, – но я не мог допустить казни и последующего за ней позора на мою бороду.
Они сидели друг напротив друга за большим столом в комнате второго этажа Башни Возмездия, окна которой закрывали шторы, и освещалась она лишь несколькими свечами. По своему обычаю, герптшцог держал в руке рог, наполненный пенистым пивом, сзади него юлил придворный виночерпий
– Вы, ваш клан и, кажется, все гномы Фалленблека прервали столь важное мероприятие, чтобы освободить декана Кшиштовицкого? Который, кстати, сам признал свою вину…
– Отнюдь, ваше превосходительство! Я встал на защиту профессора Малача. Эльфа, которого обвинили в нападении на меня и нанесении мне жутких ран, от которых я якобы скончался!
– Профессора Малача обвиняют не только в этом. – Ули-Клун пригубил пиво, и гоблин Пшенг тут же дополнил в рог пенящегося напитка из кувшина. – Но причиной ареста послужило именно сообщение о вашей… э-э… о ваших смертельных ранах…
– О каких ранах! – Ватранг вскочил и порывисто расстегнул рубашку. – Где вы видите хоть одну царапину?
– Но о драке с эльфом и об… э-э… ее последствиях нам свидетельствовали в тронном зале два гражданина Фалленблека. Не так ли? – Ули-Клун повернулся к виночерпию.
– Совершенно верно, ваше превосходительство, – склонился тот в поклоне. – Это были господа Дроб, преподаватель факультета, и Сака-Каневск – журналист.
– Так приведите обоих сюда! Немедленно!
– Позвольте сообщить, – зашептал Пшенг, – Сака-Каневск был обнаружен ночной стражей в невменяемом состоянии и доставлен в больницу.
– Что с ним?
– Что-то с головой. Господин Репф назначил его главой Коллегии рыболовных соревнований, своей, так сказать, правой рукой, и несчастный журналист, видимо, не выдержал свалившегося на него счастья и тронулся умом.
– А Дроб?
– На балконе, ваше превосходительство…
– Так быстрее зовите его сюда!
Когда бывший председатель Общества трезвости Фалленблека вошел в комнату, на него было жалко смотреть. По лицу струился пот, взгляд затравленно бегал по сторонам, трясущиеся руки не могли найти себе места на объемистом животе…