Как я съел асфальт

– А-а-а, – теперь Саша изобразил радость. – Это ты, старик?

– Ага. Это я. Саша, я хотел узнать – какие новости? Я про Олю спрашиваю, – уточнил Леша.

– Леша, новостей никаких. Пока никаких. Все так же и никаких изменений.

– Саша, может… может, пообедаем вместе. А то как-то тягостно на душе. Тягостно и грустно.

Саша чувствовал себя точно так же, и он зацепился за это предложение.

– Конечно, давай. Я уже домой собрался. Что-то никакого рабочего настроения нет. Ты сейчас где?

Леша объяснил. А еще они решили встретиться, как выразился Леша, пешим порядком. То есть без машин, чтобы можно было пропустить пару рюмок.

В их излюбленное место Саша прибыл первым. Он покурил и огляделся. Посетителей кроме него было трое. Возле окна, уткнувшись в газету, сидел лысоватый тип. Он пил кофе и курил. А в тени за колонной притаилась пара студентов. Они пили пиво и много матерились.

Саша сделал заказ танцующей в такт негромкой музыке официантке и приготовился ждать Лешу. Но долго ждать не пришлось. Леша появился, как только официантка, за фигурой которой завороженно следил Саша, скрылась в служебном помещении.

– Привет, – поздоровался Леша, за сегодня, наверное, уже в третий раз, и грузно опустился на стул.

Саша кивнул, не выпуская изо рта сигарету. А еще он подумал, отчетливо подумал, что Леша очень похож на того Чусова, которого он недавно вспоминал. На того иноходца, что с такой надеждой смотрел на Антошу и с таким благоговением передал ему в руки рукопись. Словно отдавал часть своей души. В итоге часть души этого Чусова не то что не была сколько-нибудь внимательно просмотрена, а брошена в ближайшую урну.

Леша сегодня был очень разговорчив. А Саша был даже благодарен ему, что разговоры не касались Оли. Саша был рад, что Леша вел пустую беседу о всякой ерунде. Именно о ерунде. Так, Леша сказал, что у Саши на рукаве плаща дырка. А Саша знал об этом. Твердо знал и даже уверен, что она, эта дырка, точно имеется на том самом рукаве, на который пальцем указал Леша. Но эта дырка не тревожила сейчас Сашу, а точнее, не эта дырка его беспокоила. Сашу больше тревожила другая дырка. Даже не дырка, а дыра. Дыры. Дыра в чувствах, дыра в событиях и дыра в жизни.

– Саша, ты стал другим, – заметил Леша, обратив внимание на полную безучастность Саши к собственному и даже любимому плащу. – У тебя плащ порван, а ты сидишь как ни в чем не бывало. Твой элегантный плащ помялся. Посмотри сам. Он выглядит как изжеванный.

А Саша беспечно махнул рукой и ответил, что за те деньги, которые он отвалил за него, плащ должен сам себя зашивать, гладить и оказывать ему, Саше, услуги сексуального характера.

– И злой ты какой-то, – добавил Леша.

А Леша был добрый. Всегда. Вот и сейчас он сделал вид, что не заметил раздражения друга, и продолжал вести разговор ни о чем. Он жаловался, что толстеет. Говорил, что весы, которые он приобрел, все врут и никак не помогают ему избавиться от лишнего веса. При этом Леша заказал очень много всего вкусного.

– Вот приеду домой, – говорил он, запихивая в рот порядочный кусок бифштекса, – взвешусь… И если весы опять мне покажут сто десять килограммов и ни граммом меньше, выброшу их к чертям собачьим…

– Правильно, – одобрил Саша.

А еще он хотел добавить, что Леша никогда не сможет похудеть, рассчитывая только на утренние взвешивания, поэтому ему давно надо перестать забивать себе голову всякой ерундой. Но не успел.

– …и куплю себе новые, – пояснил Леша, перебив мысль, которую думал Саша.

– Тоже вариант, – усмехнулся Саша.

Они выпили по рюмочке водки, и Саше стало лучше, спокойнее. И еще он подумал, что Леша один из немногих людей, с которыми дружеские отношения не прерывались. И это было очень хорошо.

Бывало так, что дружишь с кем-то, делишься с ним самыми сокровенными мыслями. А потом проходит период, и вы не встречаетесь, даже не созваниваетесь. Может быть, работа мешает, дела накопились или там семья… но вы упускаете друг друга из виду. На время. На непродолжительное время. Проходит три месяца, и вы случайно встречаетесь на улице.

– Привет, старик, как дела? – радостно восклицает он.

– Здорово, дружище. Рад тебя видеть! – радуетесь вы в ответ.

А потом, точнее, сразу вы сразу понимаете, отчетливо и тревожно, что говорить больше не о чем. Вы начинаете мучительно поглядывать по сторонам, в поисках продолжения беседы. Но ничего вам эти стороны не подсказывают.

– Ты как? – спрашиваете вы тогда.

– В норме. А ты?

– И я ничего.

– Ты все там же? – спрашивает он, наивно полагая, что вы бросите работу, которая дала вам возможность улучшить жилищные условия, приобрести престижную иномарку и купить красивую жену.

– Да. Все там же. Скриплю помаленьку, – отвечаете вы, хватаясь за спасительную соломинку вопроса, который был задан вам. – А ты? Ты никуда не ушел?

– А куда я уйду? – вопросом на вопрос отвечает ваш приятель.

А вы стоите и хлопаете глазами, подыскивая варианты ответов, безуспешно просчитывая варианты возможных мест трудоустройства.

– Мне зарплату прибавили, – говорит он.

– Надо же! – восхищаетесь вы и тут же ругаете себя последними словами. Восклицание, вырвавшееся из вас, звучит теперь удивлением, словно вы поразились, как это такому болвану могли повысить оклад.

– Да вот, повысили, – твердо повторяет он, улавливая в вашей интонации недоверие.

– Как Вика? – спрашиваете вы о его жене.

– Нормально, а твоя Ира все так же хороша?

– Увы, все по-прежнему, – виновато отвечаете вы и со страхом вспоминаете толстую, обрюзгшую Вику.

– Как твоя дочь?

– Учится, – отвечаете вы, хотя и так понятно, чем может заниматься двенадцатилетняя девочка. – А твой сын как?

– Тоже учится.

– Сколько ему? – морща лоб, спрашиваете вы.

– Десять уже, – небрежно бросает он.

– Десять?! – удивляетесь вы, будто неожиданно выяснилось, что сыну вашего приятеля давно перевалило за пятьдесят.

– Да вот…

– Десять лет! – повторяете вы.

А потом вы укоризненно качаете головой быстрорастущему мальчику. Причем вы с запозданием вспоминаете, что всего четыре месяца назад вы так напились на его дне рождения, что даже раздавили подаренную ему игрушечную машинку. А еще вспоминаете, как сын приятеля закатил истерику по поводу утраченного подарка и этот стервец требовал, чтобы «дядю Владика» никогда больше на дни рождения не звали.