Как закалялась сталь - 2057
Шрифт:
Это было странное здание. Каким-то совершенно непонятным образом Марат чувствовал, что хозяева, то есть те, кто здесь живут – не коснулись этой роскоши и пальцем, ни разу не ударили молотком по гвоздю, не брали в руки малярной кисти или шпателя. Все здесь было сделано чужими руками, и за чужой счет, зачастую кровавый. Просто тот, кто здесь ест, пьет и ночует – сумел каким-то образом все это отобрать у других.
Юноша помотал головой, отгоняя наваждение. Пока это не важно. Ведь он сам, Марат Нечаев, сейчас и есть творец дальнейшего благосостояния для здесь живущих. Как-то постепенно до него стало доходить, мозаика сложилась в общую картину. Все эти разговоры, намеки, шепотки, уважительное отношение,
Он был ставкой. Серьезной ставкой, на серьезные деньги – как он теперь понимал. Не тысячи, и даже может и не миллионы… Дед и его ребята на миллионы без прибавки двух-трех дополнительных нолей - даже размениваться не станут. Они такие суммы «без дополнительных нулей» за вечер спускают, в подпольных казино. Как теперь понимал молодой человек – вся его череда побед только увеличивала и увеличивала ставку. Он, Марат Нечаев, сейчас на вершине триумфа, множество людей искренне радуются его победе. И, наверное, еще больше – огорчаются. А большинство, быть может, и не знают сути.
Ставка сыграла. Он устроил этим людям шикарное представление, заработал невероятные суммы, еще больше обогатил кого-то. Других, быть может – разорил. И еще больше… обездолил остальных.
Как? Как это могло произойти? Как он вообще допустил такое? От этих мыслей Марат даже встал, так что сопровождающему пришлось его подтолкнуть.
Проходи, не робей, - с усмешкой сказал мужчина.
Подняв голову, Марат понял, что стоит перед высокой, двустворчатой, обитой металлом дверью. Она распахнулась, и юноша вошел в большой кабинет. После дневного света из широких окон Марат с трудом разглядел посредине помещения большой круглый стол, заставленный сейчас бутылками с дорогим спиртным, и просто заваленный закусками. В воздухе висел сизый дым от сигар и явно ощущался запах марихуаны.
Вокруг стола сидело около десятка мужчин. Сильнее всех, конечно, выделялся сам Дед. Он был гладко выбрит, очень широк и тяжел в плечах, на лице играла легкая задумчивая улыбка. Остальные тоже, судя по лицам, были в благодушном настроении.
Единственный, у кого на лице было написана озабоченность – сидел по правую руку от хозяина города. Марат вдруг понял, что это знаменитый Двадцать Четвертый. В свое время – командир вертолетного полка, расквартированного в городе.
Ежик седых волос, неожиданно тонкая шея, сутулые плечи – этакий мужичок с ноготок, совершенно, казалось, неуместный среди собравшихся «быков». Но вот Марат поймал изучающий взгляд бывшего вояки – и чуть не вздрогнул от жестких, внимательно изучающих лучей, которые, казалось, вышли из глаз Двадцать Четвертого и, ударив в голову, едва не уронили Марата.
Кличка Двадцать Четвертый (а зачастую просто «Четвертый») прикрепилась к бывшему полковнику летной службы не просто так. Он, еще курсантом, сел за рычаги «двадцать четверки», советского ударного вертолета, и всю службу провел именно на этом воздушном чудовище.
По рассказам очевидцев, этот довольно щуплый старик оказывал на любых оппонентов и слушателей какое-то странное психологическое давление – интонациями голоса, уверенностью движений, железным взглядом. Возражать и спорить с ним не хотелось. Поэтому кличка «Двадцать Четвертый» закрепилась за полковником и не отлипала никогда. Да и сам вертолет МИ-24, благодаря внешнему виду и характерному звуку при работе винта – тоже оказывал на любых людей аналогичное воздействие. Поговаривали, именно Двадцать Четвертый, еще безусый лейтенант, первым применил в бреющий вертолетный полет при полном израсходовании боеприпаса. От огромной машины, увешанной оружием, пролетающей в пяти метрах над головой с клекотом железного птеродактиля… от такого абреки и душманы в панике выпрыгивали
из укрытий, прямо под огонь наземных частей.За столом говорили тихо. Вполголоса. Когда Марат зашел - все звуки так и вообще стихли. На боковой стене кабинета висел огромный телевизор - метра три в диагонали, не меньше. Марат взглянул на трансляцию. На экране шел последний его бой со Слоном.
Вот и наш герой, - раздался бархатистый мягкий голос. При этом губы Деда почти не пошевелились.
– Иди сюда, герой.
Марат сделал несколько шагов и оказался в двух метрах от Деда, действующего губернатора области, главы Братства, всего лишь чемпиона города по боксу черт знает в каком году...
Как себя чувствуешь, мальчик?
– спросил Дед.
– Голова не болит?
Нет, - просто ответил Марат.
– Я же тренировался, специально. Полгода один захват и один удар отрабатывал.
Похвально, - одобрил Дед.
– Но сила твоя не в этом, мальчик. У тебя есть способность. Эти остолопы, - он окинул взглядом присутствующих.
– Эти дураки мне не верили. А я вижу, понимаешь, Зуболом? Вижу ваши способности.
Марату конечно ужасно захотелось узнать, что за способность видит этот человек. Но тот молчал, только буравил юношу глазами.
Басмач, - дед наклонил голову влево.
– Награди героя. Сколько не жалко.
Тот, кого назвали Басмачом, полез в карман брюк, вытащил потрепанный бумажник, и, недовольно морщась, достал из кожаного нутра несколько купюр. Марат взглянул на протянутые деньги. Сумма большая, но не дотягивает даже до той, которая у Марата лежит в нижнем ящике домашнего письменного стола.
Глава 20
Юноша без страха перевел взгляд на Деда, глаза в глаза. Марат даже в самых смелых мечтах не представлял тех сумм, которые сегодня заработали люди, сидящие за столом. Но где то краем души понимал, чувствовал, что здесь есть подвох. Что его пригласили, оказали честь, и одновременно это было развлечение. Привели как породистую бойцовскую собаку, просто посмотреть, как она ест с рук.
Сегодня я дрался и победил, - сказал Марат громко и четко. Адреналин схватки все еще кипел в его крови.
– И то и другое я сделал ради уважения друзей, ради страха для врага, ради чести района и школы. Я это получил. В полном объеме. И уважение, и страх, и честь. Но не ради денег. Их в этом уговоре не было.
Марат упрямо склонил голову, но не потерял взгляд Деда. Он, Марат Нечаев, отличник и шпана, по прозвищу Зуболом – никакая вам не собака, даже бойцовская. И эти высокопарные и, может быть, не очень уместные слова он произносил четко и внятно:
Денег в том уговоре не было, - повторил юноша еще раз. – Я их не заработал. И поэтому я их не возьму.
Глаза деда помертвели. Старик словно решал, что же делать с этим мелким наглецом.
А ты хорош, реально хорош, - вдруг сказал Дед, и широко улыбнулся. Улыбнулись и одобрительно заворчали и люди вокруг него. – Наша закалка. А? Владимир Владимирович? Твой ведь парень, точно! К тебе в бригаду пойдет.
Тот, кого назвали Владимир Владимировичем опять внимательно смотрел на Марата, тем самым взглядом, сшибающим с ног, который заставлял робеть даже самых храбрых.
Марат в безнадежности уцепился за одну из разбегающихся мыслей. Все-таки ему было страшновато, то есть не понятно, что последует за его маленьким гордым выступлением.
Мысль была о том, что юноша довольно часто видел Двадцать Четвертого по телевизору. Тот ведь был депутат, и глава местного отделения коммунистической партии. Голицын – подсказала память. Владимир Владимирович Голицын – так звали Двадцать Четвертого.
Получив определенное знание и уверенность, мозг облегченно вздохнул.