Как закалялась сталь - 2057

Марат никогда не боялся прадеда, даже когда тот напивался, порой очень сильно. Не пугался, а даже наоборот - его любовь к прадеду становилась ещё больше.

А потом - инсульт. Прадед сопротивлялся долго, несколько месяцев. Лежал в кровати с перекошенным лицом, почти ничего не соображая, обрастая щетиной и пролежнями. Видимо, там, далеко наверху, долго совещались - куда определить этого страшного человека, и стоит ли его вообще забирать. Только за час до смерти он очнулся, лицо его вдруг выровнялось, и, по словам бабки, он сказал следующее:

Слышь, Фаина, не в тягость. Сходи на улицу, найди девку, да такую... красавицу... Объясни, она не откажет. Хочу последний раз за женскую сиську подержаться.

Прабабка от такого громко вскричала, и обрушила на голову прадеда ураган ругательств. Которые он спокойно выдержал, и произнес последние слова:

Ладно, не пыли, карга старая. Уж и попросить нельзя...

После чего закрыл глаза, но уже насовсем. По воспоминаниям прабабки (умершей следом, в тот же год) - Михаил Александрович ходок тоже был ещё тот, под стать Пушкину.

Он всегда говорил Марату:

Главное в нашем деле это спокойствие, тренировка и подготовка. Если ты спокоен, хорошо тренирован и заранее подготовился… Если знаешь, что и как должно быть сделано - любая задача тебе по плечу.

У прадеда было много умений. Он действительно умел ходить по лесу совершенно бесшумно (это в кирзовых то сапогах!). Но мало того, он и в открытом поле мог пропасть из виду. Вот только что его фигура маячила впереди, в двадцати шагах. И вот - он пропал. Хоть глаза протирай. И снова появился. Марат только после длительных наблюдений заметил, что прадед клонился к земле только тогда, когда налетал порыв ветра. Упругий воздух нагнёт траву - и прадед следом, как будто и его давлением пригнуло. И вот в такие моменты он и пропадал, сливался с реальностью.

Страх - это незнание, - говорил Михаил Александрович.
– Вот в кустах что-то шевелится, и тебе страшно. Увидел кошку, получил знание - и куда только страх девался. Теперь дело за решительностью…

И Марат решился.

Он продумал - что надо взять. Нашел старый толстый дедовский брезентовый костюм – рабочую куртку и штаны. Которые, как ни странно, пришлись ему почти впору.

Взял «Белку». В рюкзак положил несколько камней, ножовку по дереву, обычный нож. Спрятал всю экипировку в подвале. Несколько раз прошел по маршруту, выбрал место. Вся подготовка заняла у него около десяти дней. Ведь Геннадий на следующий же день исчез из деревни, его недельная смена подошла к концу. Что, если честно, было только на руку Марату. И разговоры утихнут, и времени на подготовку навалом.

Далеко за полночь, когда мертвенная тишина легла плотным одеялом на деревню, а луна уже клонилась к закату – он выскользнул из дома.

Все готово. Шансы небольшие, но есть. Один шанс из четырех – что собака его убьет. Еще один шанс – что он сможет убить собаку. Есть шанс, что он ее ранит, и она просто убежит. Есть и тот шанс, что бежать, с криками, - придется ему. Но последний вариант лучше бы отбросить, и даже не думать…

Марат глубоко вздохнул и сказал, ровно и спокойно:

Иди сюда, тварь...

Он знал, что Альма его услышит. И её страх пропадет. Она поймет, кто перед ней, что боятся нечего, и лай поднимать тоже. Ведь собаки лают, когда пытаются напугать свой страх, а когда его нет - зачем лаять?

Собака исчезла, зато появилась огромная тень, которая невероятно быстро приближалась к мальчишке. Марат, пригнувшись и выставив обмотанную брезентом руку - попятился назад. Не быстро. Ещё не хватало упасть, запнувшись об кочку. От вида приближающегося бесшумного зверя он сам чуть не заорал от ужаса, но взял себя в руки. Отступать некуда. Пора бороться.

Собака чуть притормозила, она не хотела нападать. Перед ней был человек, а на людей не нападают просто так.

На, жри!
– сказал вдруг этот человек. И Альма с готовностью ухватила его за руку.

Марат почувствовал, как собачьи клыки почти прокусили куртку, и тихо свистнул. Так начинались все его схватки, вот уже много лет - по судейскому свистку. И тотчас же что-то поменялось. Грудь человека, который противостоял в темноте ночи собаке - стала работать как кузнечные меха - равномерно и мощно. Движения стали резкими и быстрыми. Марат ничего не слышал, тело боролось само по себе, а он словно возвышался над схваткой. Вот собака рванула назад. Человек поддался, но как-то вбок, сбивая напор собаки, не давая ей крепко упираться задними лапами, и совершить второй, куда более сильный рывок. Потом человек мотнул рукой сам, попытался ее притянуть к животу, собака глухо зарычала, снова рванулась, не разжимая челюстей. Они словно играли - в тишине и темноте, медленно приближаясь к кустам, где их уже никто не мог видеть. Марат старался действовать только левой рукой. Ноги и правая рука совершали только куцые, короткие движения. Ещё не хватало, чтобы зверюга выпустила обмотанную руку и вцепилась в беззащитную ногу.

Прошла минута.

Альма, по собачьим меркам, уже была стара. Ей недавно стукнуло восемь лет, и жизнь на открытом воздухе здорово потрепала ее. Но она была все еще полна сил, и мало чего боялась.

Но сейчас этой старой и опытной собаке стало страшно.

Марат старался как можно глубже засунуть обмотанную брезентом руку в пасть. Одновременно подвигая свое тело ближе и ближе, почти касаясь грудью ее плоской башки. Правая рука нырнула назад, вытаскивая Белку из захвата ремня.

Спокойно, спокойно, - сказал мальчишка. – Успокойся.

Их глаза были буквально в двадцати сантиметрах друг от друга, и в собачьих отражалась луна. Лезвие вошло беззвучно, мягко, прямо под лопатку. Марат едва не вскрикнул, когда челюсти чуть не перекусили ему руку. А потом захват ослаб.

Альма разжала зубы, попыталась вздохнуть - и осела, а потом повалилась набок, прижимая лапы к телу, как мертвый кузнечик. Марат вышел из боевого транса. Тяжело дыша, он некоторое время смотрел на поверженного зверя. На ум ему пришли многочисленные новости, в которых сообщалось, что кто-то зверски разделался с кем-то, нанеся много десятков ударов ножом. Но теперь Марат знал, что это было никакое не зверство, а банальное неумение. Для «человека умеющего» достаточно одного удара. Эти «сто пятьдесят ударов ножом» – смесь страха, паники и отсутствие какого-либо опыта.

Отдышавшись, он достал из сумки перчатки, и другой нож. Совершенно обычный, с острым нержавеющим лезвием. Как прадед – воткнул его собаке чуть пониже уха и рваными движениями вскрыл горло. От уха до уха. Он это видел десятки раз, поэтому никаких трудностей не возникло. Потом достал пилу, по дереву, но с мелкими зубьями. Пришлось потрудиться, но скоро голова Альмы лежала на земле, отдельно от тела. Озираясь, Марат завернул голову в старую драную рубашку (которую, кстати, нашел в заброшенном доме на другом конце деревни), и, ступая совершенно бесшумно – дошел до сторожки. Положил свой трофей на скамеечку перед входом, и накрыл так, чтобы тряпку можно было легко сдернуть.

Наверняка пастух Геннадий ни читал, и даже не смотрел «Крестного отца». Интересно будет посмотреть на его реакцию. Но это лишнее. И вообще по личному опыту Марат знал, что возвращаться утром, посмотреть на то, как пострадал выломанный ночью забор, который они практически снесли, чтобы добраться до яблонь и слив – это стопроцентное «палево» и огромный «косяк».

Что он чувствовал? Огромное, невыразимое облегчение. Их битва была равной. Челюсти собаки - это оружие пострашней лезвия «Белки». Весом они были равны. По скорости и реакции Альма намного его превосходила. И все-таки он победил. Все честно, без обмана, без уловок и поддавков. Глаза в глаза. Полное сумасшествие.