Как запело дерево

Как быстро скользит земля под лапами у крокодила, когда он превращается в кита! Это невероятно! Летит земля, песок, вода, опять земля. И вот, наконец, море — холодное, как детская постель декабрьскими вечерами.

— Холодно, — сказал Пилу. — Вот бы сюда грелку!

— Ничего не поделаешь, — ответила птица (только это была уже совсем другая птица — белая, с черными глазами). — Ничего не поделаешь. Море грелкой не согреешь!

— Жалко, — сказал Пилу. — Смотри, у меня уже зуб на зуб не попадает.

— А ты попрыгай! — посоветовала птица.

Пилу подпрыгнул.

Выскочив из воды, он от удивления широко раскрыл глаза и тогда увидел целиком все море, бледно-голубое при свете луны, и волны, которые бежали друг за другом, словно маленькие девочки. Поодаль Пилу заметил черные горы. Тут он снова плюхнулся в воду, пуская огромные пузыри. Стало намного теплее. Он подпрыгнул еще раз и увидел, что горы шевелятся.

— Ой! Горы шевелятся!

— Это не горы, это стадо китов, — сказала птица.

— Значит, я совсем маленький кит? Но я же сказал тебе, что хочу быть большим!

— Подожди! Сейчас вырастешь.

И правда, Пилу начал расти. Спина его поднималась, как лифт. Он так пыхтел и фыркал, что самому стало смешно.

Когда Пилу подплыл к стаду китов, он был почти такой же большой, как и все они. Киты уставились на него. Похоже, они не очень-то обрадовались этой встрече.

— Здравствуйте! — сказал Пилу и расплылся в трехметровой улыбке.

— Здравствуй, — буркнул в ответ один из китов. — Ты откуда?

— Из Афр…

— Скажи, что ты оттуда, — подсказала птица.

— Я оттуда.

— Ну, если так, то ладно, — сказал кит.

И они пустились плыть дальше.

«На вид они не очень умные, — подумал Пилу, — у них низкие лбы».

Некоторые — наверное это были китихи — нацепили, как сережки, крабов, подвесив их за клешни. Время от времени они выпускали фонтанчик, и тогда у них над головой раскрывались кокетливые зонтики. Пилу тоже запустил свой фонтанчик. Вода стекала по бокам, было щекотно и очень весело.

— Сколько тебе лет? — спросил Пилу у одной китихи.

— Восемьсот семьдесят пять, — сказала она.

— Ничего себе! — сказал Пилу. — Восемьсот семьдесят пять лет!

Он еще никогда не видел таких древних старух. Она была даже старше бабушки.

— А что вы делаете столько лет?

— Все плаваем, плаваем.

— И вы никогда не веселитесь, никогда не смеетесь?

— Я посмеялась на своем веку! В молодости, когда мне было двести, я смеялась без передышки десятки лет подряд. Теперь с этим покончено.

— Неужели? — сказал Пилу. — А почему?

— С тех пор много воды утекло. Настали тяжелые времена. Мы больше не засиживаемся на этом свете. Того и гляди, попадешь в лапы к обезьянам в железных коробках. Они гоняются за нами по всему морю и бросают рыбьи кости, которые застревают у нас в спинах. От них много шума и дыма. Только и остается, что плавать, плавать день и ночь. Китам не до смеха. Киты забыли о смехе.

— Ну, я-то вас обязательное развеселю, — сказал Пилу.

— Думаешь, получится? — тоскливо спросила китиха.

Тут Пилу принялся рассказывать ей сказку про трех поросят. Но она и слыхом не слыхивала ни о поросятах, ни о волках, ни о дверях, ни о печных трубах. Она ничего не поняла и разревелась.

«Да она совсем дурочка», — подумал Пилу.

Больше он не сказал ни слова.

Киты поплыли дальше. Они плыли по лунной дорожке, оставляя за собой черную, как чернила, борозду.

Так они плыли долго-долго, день и ночь. Иногда они попадали в морские течения, и тогда Пилу казалось, что он съезжает с ледяной горки. Иногда они пробирались среди айсбергов, и тут уж надо было смотреть в оба, чтоб не набить себе шишку.

Навстречу попадались полчища мальков, каждый не больше рисового зернышка. Стоило только открыть рот пошире, и они шли туда, как к себе домой. Было вкусно, но очень солоно.

В небе парила птица, время от времени она присаживалась отдохнуть на спину к Пилу.

Однажды вдали показались пароходы. (Пилу объяснил китам, что это были пароходы и люди.) Ему очень хотелось немного поболтать с людьми, но киты затряслись от страха и утащили его под воду.

Море, кругом одно море! Пилу умирал от скуки. А как ему надоели мальки! Он с удовольствием съел бы чего-нибудь другого: цыпленка, например, или кусок яблочного пирога. Хорошо еще, что рот большой — удобно зевать.

Однажды вечером, отстав немного от остальных, Пилу увидел справа от себя маленький кораблик. Никто на него не смотрел, и он отправился прямо туда. На корабле плыл бородатый морщинистый старичок, он читал газету и пел во все горло. Больше никого не было. Пилу остановился прямо у самого борта, но старичок так был поглощен газетой и песней, что не заметил его.

«Какой симпатичный! — подумал Пилу. — Похож на дедушку. Вот бы посидеть у него на коленях!» (Пилу забыл, что он кит и весит двенадцать тонн!)

Он подплыл еще поближе. Вдруг старичок повернул голову и увидел Пилу. Сначала он плюхнулся навзничь, потом подпрыгнул, как тигр, и заметался между канатами, истошно вопя:

— Кит! Справа по борту кит! Гарпунеры — по местам! Полный назад!

«Почему он так кричит? Ведь он же один!» — удивился Пилу.

Он и правда был один.

— Кит! Ки-и-т! — продолжал кричать старичок.

Пилу захотелось его поцеловать — так он был рад видеть человека. Он потянулся к нему и широко открыл рот.

Кораблик вместе с мачтой и парусами проскользнул в глотку. От удивления Пилу сдвинул челюсти, и мачта впилась ему в нёбо. Было очень больно.

А старичок, не умолкая ни на минуту, прыгнул в спасательную шлюпку, приналег на весла и был таков.

— Кит! Ки-и-ит!

Кораблик был сделан на славу, из прочного дерева, и, сколько Пилу ни прыгал, сколько ни нырял, ни стонал, мачта занозой торчала у него в нёбе.

Тогда ему на голову села птица:

— Ну что, пора превращаться?