Как Зюганов не стал президентом
Шрифт:
Понедельник (напомню, этот документ писался в воскресенье 17 марта. — О.М.) — работа среди членов СФ.
Вторник — заявление СФ с оценкой решения ГД и о невозможности в создавшейся ситуации проводить выборы Президента РФ.
4. На основе решения СФ Указ Президента о переносе выборов Президента на 2 года и о прекращении деятельности КПРФ + Обращение к народу».
Как видим, у помощников все же не хватило духа полностью отвергнуть «план Коржакова». В качестве альтернативных шагов они лишь предложили, заручившись соответствующим решением Совета Федерации, отложить выборы президента и запретить деятельность КПРФ. Думу же трогать поостереглись.
Свою записку помощники передали Ельцину то ли вечером 17-го, то ли утром 18 марта.
В промежутке между 11-ю
«Приказ мы выполним, но что станет со страной? Запрет компартии всколыхнет всю Россию, и на улицу выйдут сотни тысяч ее сторонников. Обязательно выйдут и те, кого доняли «сильные» ходы Бориса Ельцина. Общество, уставшее от перманентного политического кризиса, от военных потерь, от ежедневного чувства безнадежности, уже не связывает своих надежд с первым российским президентом и не встанет на его защиту. В обстановке хаоса возникает кровавый облик братоубийственной гражданской войны. Впереди тысячи погибших и искалеченных соотечественников. Распад Федерации. Изоляция страны. Невосполнимые потери в экономике.
Вывод один: этого делать нельзя! Нельзя ни в коем случае!»
Куликов принялся искать, как он пишет, «союзников и сторонников». Выяснилось, что примерно такого же мнения о ельцинских планах и другие высокопоставленные чиновники — Скуратов, Туманов… А кто «за»?
«Что-то говорило мне, — вспоминает Куликов, — президента кто-то здорово накручивает. На это указывало излишнее возбуждение Олега Сосковца и Александра Коржакова. Делая вид, что решение президента для них столь же неожиданно, как и для остальных, они немного переигрывали. И было понятно: Сосковец провалил первоначальный этап предвыборной кампании, а его штаб не был в состоянии привести Ельцина к победе. Война, которую затевал президент, могла списать все эти промахи, а Коржаков, который, как оказалось потом, чуть ли не выращивал из Сосковца будущего российского президента, действовал с ним заодно. Ради власти этих людей — сегодняшней и будущей — в принципе и была придумана вся эта комбинация. Ельцина попросту провоцировали, играли на его слабых струнах. И в какой-то момент он поддался на уговоры, приняв, как это он сам говорил впоследствии, вот эту «стратегию».
На прием к Ельцину к 17–00, не спросив разрешения у самого президента, Куликов пригласил генпрокурора и председателя Конституционного Суда. Сцена последовала тяжелая:
«Президент… был мрачен: лицо землистого цвета, неприветлив… Я коротко доложил: «Борис Николаевич, работа по выполнению вашего решения идет, расчеты производятся. Но мы, — я указал на Юрия Скуратова и Владимира Туманова, — считаем его ошибочным». Предлагаю высказаться своим коллегам — они говорят в принципе то же самое.
Президенту страшно не понравилось, что мы пришли втроем. Вроде как я подбил остальных на групповое неповиновение. Говорит мне с упреком: «Но вы же утром мне ничего не сказали». Уточняю: «Борис Николаевич, я ничего и не мог вам сказать. Поэтому попросил принять меня в 17 часов и выслушать предложения. Так вот — наше предложение заключается в том, что этого делать нельзя. Я готов объяснить, почему». Начал с того, что до выборов еще много времени, что рейтинг еще можно поднять. Но самая главная опасность заключается в том, что в стране возможен социальный взрыв, а вот сил, для того чтобы контролировать ситуацию, у нас нет и не предвидится… Они в Чечне. Они еще воюют. Сказал, что нам проще всего было щелкнуть каблуками, а потом все свалить на президента. Но мы решили не скрывать своих опасений.
Ельцин меня прервал: «Министр, я вами недоволен! Указ последует. Идите! Готовьтесь и выполняйте!».
Вскоре Куликов узнал, что против ельцинских планов настроены и люди, которым поручено непосредственно подготовить президентский указ. Позже ему стало известно также, что к команде несогласных присоединился Виктор Черномырдин…
Между тем план Ельцина вроде бы начал уже осуществляться. 17-го числа ближе к вечеру здание Госдумы было занято подразделениями ОМОНа и ГУО (Главного управления охраны). Всего, по оценкам свидетелей, в нем оказалось около полутора сотен человек с оружием. Всех служащих и депутатов, кто находился в этот момент в здании, оттуда выдворили. Снаружи никого не пускали. Ко всему
прочему в Думе еще выключили и свет (это совсем уж напоминало осень 1993-го в Белом доме).За связь с силовыми структурами в Думе отвечал вице-спикер, известный армянский полярный мореплаватель Артур Чилингаров. Ему и пришлось первому реагировать на разворачивающиеся события.
«В воскресенье в 18 часов, — рассказывал он, — я получил звонок от ответственного дежурного по Государственной думе, что в помещении ищут бомбу (был некий анонимный звонок или даже несколько звонков. — О.М.). Я подъехал, так как по распределению обязанностей отвечаю за взаимодействие с этими структурами. Меня не пустили в Думу. Было сказано, что депутатов приказано не пускать. Пришлось проявить максимум настойчивости, чтобы все-таки вызвать ответственных лиц… Поднялся к ответственному дежурному, получил информацию. Да, действительно, собаки ходят, ищут бомбу… В это время я встретил здесь руководство ГУВД Москвы и Главного управления охраны, которые сказали, что, кроме того, в Подмосковье находятся террористы, не исключено, что придется защищаться и организовывать защиту здания… Я еще раз вернулся, но больше меня в Государственную думу не пустили…»
Какое-то время здание Госдумы оставалось недоступным для депутатов и думских чиновников и на следующий день, 18-го. Депутат Владимир Гусев:
«В 6-50 в понедельник я пришел на работу… меня встретили молодые люди в милицейской форме… На все мои вопросы они отвечали, что в здании высокий уровень радиации, получен приказ: не пускать никого. Десять минут моего разговора, беседы с военными… Их было очень много — я думаю, несколько сотен человек вооруженных стояли у здания… Рассуждения привели к тому, что депутатам дан отдых в понедельник. Чтобы шли они домой…»
Вот, оказывается, как просто захватить здание парламента — достаточно одного телефонного звонка о заложенной бомбе. Так, чтобы этот звонок раздался в субботу или воскресенье. Как подумаешь, чего стоило реализовать такой сценарий в сентябре 1993-го! Не было бы этого моря пролитой крови. Впрочем, тогда его реализовать не удалось бы, обстановка была совсем другая. Депутаты не покидали свои места даже в выходные, вместе с толпами сочувствующих готовились к вооруженному отпору.
Помимо сообщений о «минировании» и захвате здания Госдумы была и другая тревожная информация. Ряд зарубежных информагентств сообщили, что в повышенную боевую готовность приведены части, которые обычно участвуют во внутренних конфликтах, — дивизия Дзержинского, Таманская, Кантемировская дивизии, бригада, дислоцированная в Теплом Стане…
На следующий день очередное совещание у Ельцина состоялось уже совсем рано — в шесть утра. Куликов вновь попытался отговорить президента от «решительных действий». Вот как описывает это совещание бывший глава МВД:
«Заходим в кабинет. Президент еще мрачнее, чем был накануне. Ни с кем не поздоровался. Когда сели, я спросил: «Борис Николаевич, разрешите доложить?» — «Нет. Садитесь, я не с вас хочу начать, — Ельцин сразу обозначил свое отрицательное отношение ко мне, — я сейчас послушаю московских…» А Коржаков тем временем подсовывает ему под руку записочку с именами-отчествами милицейских генералов (двоих однофамильцев министра внутренних дел — начальника ГУВД Москвы генерал-полковника милиции Николая Куликова и его коллеги из Московской области генерал-полковника милиции Александра Куликова. — О.М.). Ельцин прочел ее и поднял с места начальника ГУВД Московской области: «Доложите, Александр Николаевич, как идет подготовка!» Тот сообщил о работе, которая уже проведена: «В соответствии с полученной от министра задачей произведен расчет сил и средств, взяты под охрану объекты, 16 тысяч человек задействованы, требуются дополнительно еще как минимум 13 тысяч».
Президент с деланным удовлетворением на лице: «Ну вот, хорошо идут дела в Московской области, не то что в Министерстве внутренних дел!..» Я понял, что на столе перед ним лежит еще один указ — о моем освобождении от занимаемой должности. Это обычные листки бумаги, только перевернутые, чтобы никто не мог прочитать их содержание. Но один из них, верхний, все-таки просвечивался, и было видно, что там совсем немного текста. Один абзац — освободить прежнего министра. Другой абзац — назначить следующего. Но мне в тот момент это было абсолютно безразлично. Я для себя решил, что в этой авантюре я участвовать не буду.