Какого цвета любовь?
Шрифт:
Ты будешь красивой, – сказала она, – но, как героиня библейской притчи Далила, станешь виновницей смерти мужа своего.
Я согласна! – воскликнула Иоланта,
Всех мужей своих! – поправилась Нефертити.
Я согласна!
Да будет так! – воскликнула Нефертити.
Иоланта расцвела на глазах.
Она выигрывает конкурс красоты и становится «Мисс Египет». Но! Опять всегда и везде это пресловутое «но»! Она итальянка, свободный, гордый нрав, желание быть независимой, презрение устоев, законов и традиций! Она выступает перед многочисленными зрителями-мужчинами голая! Или почти голая – в купальнике. Как ты думаешь, может ли женщина с таким характером жить в мусульманской стране? Она хочет стать певицей, она хочет сниматься в кино! В Египте… где у женщины меньше прав, чем у мула,
Мне бы так! – задумчиво произнесла я. – Она хоть знала, в какой стране живёт. Да, понятно, другая вера, более жёсткие законы… То, что делается у нас в Тороде – это расцвет средневековья при Советской власти, которая в школе мне внушала, что мужчина и женщина равны, что «Человек – это великолепно! Это звучит гордо!». В школе Тургенев Иван Сергеевич и «Ася». А за порогом школы? Замужество в тринадцать лет и смерть потому, что «кесарево» свекровь не разрешает делать?! Как это всё должно вместе сосуществовать?! Я не могу одновременно жить в одном и в другом мире! Как можно, ну вот вы мне скажите, как можно днём учиться в школе, а вечером ублажать мужа? Это какая-то новая порода людей, которая, кажется, впитала в себя все пороки человечества! Я бы тоже уехала… если б было куда…
– Поезжай в Грецию! Не совсем Европа, но свободная страна, – ты смотрел на меня совершенно серьёзно, без тени улыбки.
Так вы когда там приживётесь, приглашение мне и пришлите! – смешно пошутила я.
– Пришлю… я тебе обещаю… так на чём я остановился?
Солёное мороженое таяло в блюдечке. Я его размазывала по краям, чертила в молоке какие-то иероглифы. Тоска…
– Ален Делон посоветовал ей сменить имя «Далила» на «Далида», чтоб не ассоциироваться со смертью библейского Самсона. Карьера её пошла в гору. Ей стали стараться подражать в причёске, в стиле одежды, все хотели «туфли, как у Далиды». Она жертвовала всем ради карьеры: отношениями с мужчинами, семейным счастьем. Как-то она забеременела, но посчитала, что ребёнок сейчас не вовремя, и сделала аборт. Впоследствии она больше не смогла забеременеть и врачи подписали ей приговор: она больше никогда не сможет стать матерью! Её жизнь – сплошная трагедия. В ней так и не ужились две женщины: одна восточная – покорная рабыня, а вторая – свободная. Невозможно принять две культуры. Человек должен выбрать то, что ему ближе и родней, а к остальному просто быть толерантным, то есть терпимым. Это реакция нормального человека на окружающий мир. Какова же реакция мира на «чужака»? Полнейшее непонимание? Отторжение? Преследование? В этом и была огромная трагедия Иоланты-Далиды, так и не убежавшей от Востока, но с другой стороны, так и не ставшей образцом Запада. Именно этот внутренний конфликт и сломал её жизнь.
– Это я хочу быть красивой! Это я ношу очки! Это я мечтаю быть свободной. Это мне сейчас не нужны дети!
Не принесла ей красота счастья. Все три её мужа действительно покончили жизнь самоубийством. Первый её страшно ревновал, у них были постоянные скандалы, ссоры. Он просто не поспевал за ней. Далида постоянно менялась. То меняла стиль одежды, то цвет волос. Она когда ехала на гастроли, старалась подучить язык страны, в которой должна петь. У Далиды выпущены диски на десяти языках! Муж стал для неё ненужным балластом. Она развелась. Он покончил с собой, выбросившись из окна. Второй застрелился, когда она его бросила… Она всё резче и резче чувствовала своё безграничное одиночество. Ей хотелось простого женского счастья, которое Далида никогда бы не смогла иметь. Она очень верила в судьбу и жизнь воспринимала как эпос. Она на самом деле верила в предсказания Нефертити и считала, что сама себе выбрала этот путь.
Третий её муж после развода повесился.
У неё опять начались проблемы с глазами. Далида снова начала косить. Ей снова пришлось перенести несколько операций. Далида уже не была так хороша, как раньше. Выступать ей становилось
всё труднее и труднее. Гордая дочь Востока, она стала бояться разочаровать публику. Ей стало казаться, что над ней смеются…– Смеялись над Далидой?! – я почувствовала, как рот от удивления округляется.
– Разве хоть один человек на свете застрахован от этого? – ты даже не взглянул на меня. – Сегодня – на коне, завтра у тебя нет и осла… Бывает, правда, и наоборот… Далиду убили одиночество и безысходность. Так бывает, когда искусственно переплетаются запад и восток, радость и горе.
– Ты почему мороженое не ешь? – только сейчас взглянув в моё металлическое блюдечко на подставке, удивился ты.
– Ем! – я наклонила вазочку и выпила оттуда солёное молоко.
– Так что, девушка, извольте держать себя в руках, – вновь переходя на свой обычный шутливый тон, сказал ты, – никто не знает, что и когда нас ждёт! А с этим товарищем, с этим твоим, как у тебя? Серьёзно?
– Смотря что называть «серьёзно».
– «Серьёзно», когда предлагают узаконить свои отношения.
– Если так, то серьёзно. Предлагал и не раз. Только зачем ему это?
– Что за глупости ты говоришь? – ты негодовал на полном серьёзе. – Я вижу, мои беседы в тебе ну никак не пробуждают ни мудрое, ни доброе, ни вечное! Я тебе о душе, ты всё о своих недостатках! Разве есть люди без недостатков?
– Нет, естественно! Но не в таком же количестве! У меня иногда возникает чувство, что кто-то со мной проводил эксперимент, до чего страшно не соответствуют мой внешний вид и внутренний мир!
– Брось ты, Бога ради! Что за привычка всё анализировать? Человек просто любит тебя! Так ты за него замуж не хочешь, что ли?
– Хочу, наверное. Только нам жить негде. У него не получится, потому что мама не переживёт «такого удара». Это она так выразилась. «Не для того я, – она говорит, – сына растила, чтоб он „такую“ в дом привёл!»
– Идите на квартиру! Снимите себе однокомнатную и живите в своё удовольствие!
– Я слушала, соглашалась. Безусловно, ты был прав! Прав во всём, что говорил, о чём рассуждал. И я была рада, что ты ни одну секунду не понял и не почувствовал, сколько бы я отдала за то, чтоб этого разговора не было! Любимый мой, единственный! Не надо меня сватать! Я хочу быть только с тобой! Просыпаться и видеть только тебя, поправлять на лбу смешной чубчик, целовать твои нервные пальцы, мой Микеланджело…
Солнце медленно клонилось к закату. Оно ещё не успело прогреть землю, поэтому в ресторане, на самом юру стало прохладно. От странного «мороженого» начинало знобить. От мороженного, от мыслей, или от тебя, такого близкого, такого далёкого…
– Может, пойдём? – Предложил ты. – Пока спустимся, пока доедем до ОВИРа. Тебе надо домой, или подождёшь меня?
– Конечно подожду, – мой скучающий вид прекрасно гармонировал с затянувшейся беседой. На этот раз я тебя обманула! Мне это удалось!
– Хочешь по лестницам, или напрямик? – в тебе вдруг проснулся дух путешественника.
– Напрямик, конечно!
– Так там ведь заросли!
– Ну, и что?! Зато как красиво! Я так люблю такие скалы, мох там всякий. Он называется «кукушкины слёзы». И вон те штуки мне нравятся, коробочки такие коричневые, на кустах которые. Они осенью, между прочим, оранжевого цвета, они ещё с осени остались. Здесь всё мне нравится!
Мне казалось, я двигаюсь удивительно легко и плавно, кошачья гибкость появилась в походке, в движении рук. Мне казалось – я не иду, я лечу по воздуху. Так умеют ходить только балерины и женщины, которые больше не принадлежат сами себе. Я старалась блистать остроумием и эрудицией, вспоминала всё, на что хватало моих санитарочьих мозгов.
– Пошли, если ты так хочешь! Обувь, правда вымажем…
– Да, ладно! Зато какие здесь запахи. Я, конечно, люблю клумбы с нарциссами, но эти камни – совсем другое! Можно даже представить себе, что ты вовсе не в Большом Городе, а где-то в настоящем дремучем лесу, идёшь себе, дорогу потерял, плутаешь…
Тут выходишь на смотровую площадку…
Разворачиваешься и снова заходишь, где был!
Выросла ты, Аделаида, а ума не набралась!
Так он мне и не нужен, – вяло повожу плечом я и шагаю с каменной лестницы на сочную, торчащую как зелёные спагетти, траву.