Какой простор! Книга вторая: Бытие

Командир заглянул в промокший блокнот, который держал в руках, и назвал цифру.

— Вчера был толще на один вершок. Южный ветер лижет лед. Надо спешить. Трехдюймовки пройдут по льду?

— Пушки не пройдут, а пулеметы протащить можно, — ответил командир.

— Ты, Павел, оставайся здесь за меня, а я поеду на рекогносцировку, осмотрю исходные позиции сосредоточения войск. Маслаченко, коня! — крикнул Ворошилов, надевая суконную бекешу, опушенную серой смушкой. Он нацепил дорогую шашку, инкрустированную золотом, и направился к двери. Но заурчал телефон, и связист крикнул вслед Ворошилову:

— На проводе Москва!.. Вызывают вас.

Ворошилов взял трубку, подул в нее. Иванов и Дыбенко повернулись к нему.

— Здравствуйте, Владимир Ильич. — Ворошилов несколько минут слушал, хмурил густые брови. — Да, да, Владимир Ильич, как вы указывали, так мы и делаем: заново организовываем управление войсками, подтянули артиллерию и бронепоезда, в корне перестраиваем политическую работу. Делегатов X съезда назначаем командирами и комиссарами частей. Кто, кто? — Ворошилов изо всей силы подул в трубку, словно раздувая в ней огонь. — Фабрициус? Приехал, приехал. Назначен командиром самого разболтанного полка и уже наводит там большевистский порядок. Перекидные мостики изготовили сами. Белые маскировочные халаты получили из Петрограда, их добровольно шили работницы… В четыре часа утра вызовете?.. Хорошо, Владимир Ильич, буду дежурить у аппарата. Ночью прибудут еще сто пятьдесят делегатов? Хорошо, пошлю людей встречать. До свидания, Владимир Ильич. — Ворошилов положил трубку, ладонью вытер вспотевший лоб.

Вошел молоденький адъютант из курсантов и, подавая Ворошилову конверт, радостно промолвил:

— Долгожданное известие из Кронштадта. Передано лазутчиками.

Ворошилов торопливо разорвал конверт, извлек из него несколько листков, исписанных мелким почерком, прочел их про себя, сказал:

— Донесение от Ковалева… Сообщает, что стрелковый полк, расквартированный в Кронштадте, отказался присоединиться к мятежникам и не позволил себя разоружить. Полк заявил, что он нейтрален. Ковалев называет два номерных форта, гарнизоны которых намерены сдаться нам без боя. В штабе Козловского орудует член Государственной думы, какой-то Кирилл Змиев. Прибыл также из Гельсингфорса бывший командир дредноута «Севастополь» барон фон Вилькен, уполномоченный международного Красного Креста. С финского берега по льду круглосуточно перевозят американские продукты. Белогвардейцы собираются выбросить на берег десант морской пехоты, захватить Ораниенбаум и в дальнейшем действовать, как подскажет обстановка. — Ворошилов понюхал пальцы, затем конверт. — Странно, донесение пахнет дамскими духами.

— Верно, доставила донесение женщина, знакомая Ковалева, — сказал всезнающий адъютант.

Иванов в сопровождении выделенных ему десяти делегатов съезда и вооруженных ручными пулеметами двух отделений курсантов, среди которых был и Лукашка, отправился в свой полк.

Вечерело, когда они добрались до гудевшей, как потревоженный улей, кирпичной казармы, тесно забитой солдатами.

Как Иванов и ожидал, полк митинговал. Ни командиров, ни комиссаров не было видно в бушующей серошинельной толпе, и никто не обратил внимания на группу военных, вошедших в помещение, затянутое синими облаками едкого махорочного дыма.

На грязном расшатанном столе, заменявшем трибуну, топтался подвыпивший стрелок в рваной расхристанной шинели. Ноги его, в обмотках, были худы как палки. Стрелок что-то кричал, но что — разобрать было невозможно, слова тонули в пчелином гуде возбужденных голосов.

Новый командир полка и сопровождавшие его люди с трудом протиснулись вперед. Иванов услышал:

— Променяли Колчака на губчека…

— Ах ты, подлая шкура! — Работая локтями, Иванов пробрался к импровизированной трибуне, столкнул оратора, изо всей силы ударил кулаком по столу и заорал: — Встать!

Все это произошло столь неожиданно, что красноармейцы, сидевшие на скамьях, на подоконниках и на койках, проворно вскочили на ноги. Переглядываясь друг с другом, они поспешно затягивали ремни на рубахах распояской, застегивали вороты.

— Я назначен к вам командиром полка, — громко объявил Иванов, читая в глазах, обращенных к нему, все, что думают о нем сейчас люди.

— Вон оно что, — раздался одинокий насмешливый голос.

— Я делегат партийного съезда. Меня и моих товарищей прислал сюда Ленин, — продолжал механик своим зычным басом.

Понемногу крики стали стихать, и механик смог рассказать о резолюциях X съезда; о том, что решено всемерно идти навстречу крестьянам. Продразверстка отменяется, вводится продналог. Сумма налога будет объявляться крестьянам до весеннего сева.

— Вот это то, что надо, — радостно сказал голос из толпы.

Настроение переломилось. Иванов сказал, что на полк возложена почетная революционная задача — идти на штурм контрреволюционной крепости.

— Вот те и на! — крикнул кто-то и залихватски свистнул.

Вперед протолкался косолапый мужичонка в длинной, не по росту, шинели, поднял руку: безымянного пальца у него не было, видимо оторвало пулей.

— Дозвольте… вопросик?

— Говори.

— Со льду на небо не вскочишь и в землю не закопаешься… Интересуемся, кем возложена такая смертоубойная задача?

— Ах вон оно что… Командованием, партийным съездом, — ответил Иванов.

— Значит, коммунистами? — допытывался настырный мужичонка.

— Да, коммунистами.

— А в крепости до власти дорвались беспартейные — наш брат. Мы тоже беспартейные, беспартейные и беспортошные, — смакуя слова, не унимался мужичонка. — Не пойдем мы сражаться против своих брательников, попутали кровушки, будя. — Оратор оглянулся на красноармейцев, ожидая поддержки.

— Не пойдем, не желаем идти против своей беспартийной власти, — зажужжали десятки голосов.

— Во главе мятежников стоит генерал Козловский, крепость кишит офицерьем, монархистами, эсерами, меньшевиками. Стоит ли родниться с Козловским? — насмешливо спросил Иванов. Его слова и язвительный тон произвели впечатление, толпа опять притихла.

На стол вспрыгнул низкорослый бородач. Задыхаясь от волнения, испятнавшего его впалые щеки, крикнул:

— Как же так наступать — матросы вокруг острова Котлин лед взорвали, кругом вода, а я, к примеру, плаваю как топор! Што ж мне, за здорово живешь идти на дно раков харчить?

— Я тоже не Сус Христос, прохаживаться по воде необученный! Потопну, никто и не увидит, как душа выйдет.

— Одним словом, на каменные стены не полезем, и точка, — решительно донеслось из гнетущего полумрака казармы.

— Точка, запятая, восклицательный знак! Бей его, ребята, я его знаю, — зашумел краснорожий детина и поднял над обнаженной бритой головой механика чугунно-грязный кулак.

Механик со злостью, всегда удваивавшей его силы, схватил детину за широкую кисть руки и, выворачивая ее, с силой рванул книзу. В наступившей тишине все услышали сухой треск кости. Детина по-бугаиному замычал и, медленно приседая, опустился на замусоренный пол.

— Я у Колчака служил, так и там никогда не били, а тут комиссар руки ломает, — со стоном бормотал детина.

— Не били потому, что ты сам, наверное, других порол! — крикнул один из делегатов, прибывший с Ивановым.

Неожиданно толпа расступилась, и сквозь образовавшийся живой коридор, тенькая шпорами, прошел вперед молодой человек в кожаной тужурке, красном галифе, подшитом потертыми леями из желтой кожи, и хромовых сапогах на высоких подборах.

— Что за шум, а драки нет? Ты откуда взялся и кто такой будешь? — обратился молодой человек к Иванову.