Кактус Нострадамуса

– Кому зрение дорого, закрывайте глазки, чтобы не ослепнуть, – насмешливо посоветовал первый электрификатор.

Все послушно зажмурились, и получились такие «прятки наоборот»: толпа незрячих застыла, ожидая сигнала прозреть, а работяги завозились, стуча, шурша и брякая.

И тут вдруг до Розы дошло: сейчас будет ослепительный свет, то есть вспышка, то есть – мощный электрический разряд, правильно?

А она вся мокрая!

Ой-ой-ой, да ее же насмерть убьет током!

В виду кошмарности такой перспективы ее реальную вероятность Роза Салаватовна не оценивала. К тому же физику дочь казахско-украинских подданных знала примерно так же, как китайскую грамоту. Однако Розе настолько не хотелось сменить мокрые тапки на белые, что она рискнула распахнуть глаза, вмиг оценила расстояние до ближайшего деревянного предмета мебели – метров десять, далеко! – и тут же вспомнила, что отличную изоляцию обспечивает резиновая обувь.

План спасения от электрического разряда сформировался мгновенно и был приведен в исполнение моментально. Роза без долгих раздумий с короткого разбега запрыгнула на работягу в резиновых ботах, повиснув у него на спине на манер живого плаща.

Пожалуй, не стоило делать это без предупреждения, ведь даже отважные бойцы электроэнергетического фронта пугаются, когда им на спину в бестрепетной манере охотящегося тигра сигают незнакомые девушки!

У Розы, правда, мелькнула было мысль должным образом представиться электрику («Я Роза, полностью Розетка!»), но она от нее отказалась, и много позже парень в ботах признался, что принял кенгуриный прыжок незнакомой девушки за нападение вооруженного охранника.

Это, конечно, объясняет, почему он задергался, раскачивая Розу, как маятник, и очень скоро сбросил ее на пол. Нет, даже хуже, чем на пол – на бедолагу Нострадамуса Второго, некстати заклиненного приступом пошлого радикулита.

Тем временем второй работяга в ускоренном темпе обвязал банкомат по воображаемой талии тросом и крикнул:

– Пошел!

Самым первым пошел, как ни странно, банкомат. Он очень резво пошел, буквально с места в карьер, и непосредственно на выход – в дверь. Снес ее с петель, развалил косяк, обрушился на ступеньки и с визгом съехал с них вбок, за пределы видимости из холла, оставив после себя кривую канавку.

Вторым и третьим пошли самозванные электрификаторы, четвертым – охранник, и только пятой – непрофессиональная прыгунья и бегунья Курдынбабаева.

В принципе, для спонтанного забега это был очень неплохой результат – все-таки Роза попала в пятерку.

Куда Розе совсем не хотелось попасть, так это в кутузку!

Поэтому сразу за выломанной дверью, на полуразрушенном крыльце нагло и дерзко ограбленного банка, она резко повернула и побежала в направлении, диаметрально противоположном тому, в котором удалились стартовавшие раньше.

Трое в балаклавах проиграли бегунье Курдынбабаевой считаные секунды.

Лев Антонович Батюшкин еще крючился на затоптанном пятачке у лифта кособокой буквой «Г», клерки за стойками и клиенты на банкетках не успели разлепить ресницы, обезглавленная змейка очереди у украденного банкомата едва начала загибаться вопросительным знаком, а гоп-компания в разноцветных шапках-намордниках уже упорхнула.

Первый из троицы на ходу победно размахивал помятой общей тетрадью, и все бежали вприпрыжку, счастливые, как дети.

– Мамочка, смотри, какие клоуны! – обрадовалась маленькая девочка в песочнице.

– Таких клоунов у нас в тюрьму сажают, Олечка, – поморщившись, сказала ей мама.

– Типун вам на язык, мамаша! – услышав это, обиделся замыкающий в оранжевой балаклаве.

Он сначала затормозил, как будто желая продолжить дискуссию, а потом ускорился, настиг второго в цепочке и, задыхаясь от бега, напомнил:

– Лилечка, а не пора ли нам снять головные уборы?

– Ося! Ося! – Лилечка всплеснула руками и тоже ускорилась, как будто приняла эстафету.

– В храм бегут, – уверенно предположила разговорчивая булочница в ларьке, мимо которого трио в балаклавах промчалось со спринтерской скоростью, отчего Лилечкино «Ося, Ося» размазалось в одно певучее «О-о-о…» – К обедне опаздывают, на ходу распеваются!

– Вот им батюшка Игнатий кадилом-то в цветные мордасы засветит, – мстительно пообещала старушка-покупательница. – Будут знать, как концерты устраивать!

Обе замерли и прислушались, надеясь уловить отголоски ожидаемого концерта с соло отца Игнатия на ударном инструменте типа кадило, но бегуны свернули в захламленный дворик и через несколько минут вернулись на ту же улицу совсем другими людьми.

Они по-прежнему были худосочными хлюпиками в дешевой одежде, но вместо ярких шерстяных морд имели теперь бледные интеллигентные лица.

Добытую в «Бетабанке» общую тетрадь некто Ося схоронил под курткой и придерживал на животе руками, отчего со стороны казалось, будто у него проблема с желудком.

– Питаться надо регулярно, диетики! – прокричала разговорчивая булочница, не узнав их без балаклав.

– Жрут всякую химию, а потом загибаются, – все с той же злорадно-мстительной интонацией прокомментировала бабуля-покупательница. – Дай-ка мне, Верочка, еще два пирожка с горохом!

Трое без масок скучно протопали мимо прилавка с пирожками, мимо песочницы с девочкой, мимо ее мамаши с тоской на лице и мимо первой в ряду спецмашины на подступах к «Бетабанку». Ввиду пугающего скопления там полиции они попятились и тихо отступили в боковую улочку, откуда на стареньком ишемически задыхающемся троллейбусе перебрались в спальный микрорайон Водников.

И только там, в малогабаритной двушке Лилечки, рассмотрели свою добычу.

– Это и есть его новая книга? – Ося повертел в руках толстую тетрадь в клеенчатом переплете.

– Это рукопись, Осенька, – мягко сказала Лилечка. – Когда ее напечатают, тогда будет книжка.

– Никогда ее не напечатают! – радостно осклабился их третий товарищ.

У него была непропорциональная грушевидная голова: крутой лоб, впалые щеки и узкий подбородок. Сходство с электрической лампочкой усиливала сияющая лысина.

– Ну почему же, Петя, почему же, возможно, в отдаленном будущем все-таки напечатают, – не согласился с ним Ося. – В самом деле, нехорошо будет, если этот труд совсем погибнет для истории.

– Ах, Ося! Поживешь с мое – узнаешь, что некоторым трудам лучше было бы никогда не выходить на свет божий, – вздохнул Петя, с намеком похлопав себя по лысине.

Он отчетливо ассоциировал ее с богатым жизненным опытом, которого Ося пока еще не приобрел.

У Оси лысины не было, имелась пока только маленькая розовая плешь, совершенно несерьезная и даже смешная. Ося плеши стеснялся и маскировал ее головными уборами, которых в его распоряжении было очень много: Ося работал костюмером в муниципальном театре. Балаклавами себя и товарищей, кстати, обеспечил именно он.