Каламбур Николаевич

– Григорий Митрич, - сказал ему Долгорукий.
– Дюран будет иметь двух секундантов - барона Форбена и того же Эксельмана, с моей стороны будет Костя Бенкендорф, вас прошу помогать ему в этом благородном занятии.

Строганов согласился, но предупредил:

– Как занимающий посольское место, вы лишены права принимать вызов на дуэль. Или вы уже получили отставку?

– Курьер скачет и будет скакать еще долго... Дуэль была назначена на 5 января в 7 часов утра.

– Где? На берегу Аньяно?

– Нет. Внутри храма Сераписа в Пуццоли.

– Нашли местечко!
– буркнул Строганов... Перед поединком Долгорукий сказал Дюрану:

– Еще раз выражаю вам свое личное уважение, напоминая о том, что никакой личной вражды и неприязни к вам не имею.

– Благодарю, князь. Лучше приступим к делу... Долгорукий обнажил клинок, украшенный славянской вязью по стали: "Умри, злодей..." Первый же выпад пришелся в грудь Дюрану. Долгорукий, явно щадя противника, быстро выдернул острие из его тела, а Строганов сразу вмешался:

– Кровь была. Не хватит ли этого?

– Нет. Продолжим, - отказался Дюран... Шпаги снова скрестились очень рискованно для Дюрана, и он, отбросив оружие, кинулся в объятия Долгорукому:

– Благодарю за честь! Я удовлетворен. Мы останемся друзьями.... Не так ли, князь?

Тут вовсю разорался секундант Форбен:

– Скорее! Там убивают... Помогите же, вмешайтесь! Оказывается, Бенкендорф с Эксельманом уже яростно бились на церковной паперти. Вот здесь была настоящая бойня...

Раненный в плечо, Бенкендорф искусно пластал воздух клинком, стремясь пронзить Эксельмана. Их пытались разнять, но Бенкендорф нанес еще два удара подряд - в шею и подле уха. Эксельман обливался кровью... Работая шпагой, Бенкендорф сначала вытеснил его с церковной паперти, а потом заставил отступить и далее - прямо на церковные ступени.

– Это было изгнание из храма торгующих и нечестивых, - сказал он друзьям, батистовым платком обтирая лезвие шпаги...

Только сейчас, когда все кончилось, прискакал генерал Караскоза и заявил от имени Мюрата, что он "не допустит дуэлей в пределах его королевства". Долгорукий захохотал:

– Какая дуэль? Здесь собрались добрые друзья... К нему, шатаясь, подошел Реми Эксельман:

– Князь! Отправляя вам вызов, я совсем упустил из виду, что вы, как официальное лицо, не могли принять его, пока не получите обратно верительные грамоты... Прошу извинить меня за оплошность и забыть о сделанном вызове.

Долгорукий пожал ему руку, промокшую от крови.

– Впрочем, - сказал он, - я всегда к вашим услугам и готов скрестить оружие, когда вам будет угодно...

Но скрестить оружие с генералом Наполеона ему пришлось уже на заснеженных полях России!

***

По чину генерал-лейтенант. Каламбур Николаевич в войне с Наполеоном командовал пехотным корпусом, имя его не раз встречается в переписке фельдмаршала Голенищева-Кутузова Смоленского. Патриотизм Долгорукого был настолько высок, что от него долго скрывали известие о пожаре Москвы: думали, он не переживет этого... Но даже на полях сражений князь оставался верен чувству природного юмора, и до нас от тех лет дошли два его каламбура.

Когда сдался в плен генерал Пеллетье, князь сказал, что теперь все французы скорчатся от холода (pelletier по-французски - скорняк, меховщик). Второй каламбур касался Тарутинского лагеря. Долгорукий вложил его в уста Наполеона, якобы сказавшего: "Koutousoff, ta rautinem'a deroute".
– "Кутузов, твоя рутина (Тарутино) сбила меня с пути..."

Со своей матушкой-пехотой князь Долгорукий прошагал весь путь изгнания захватчиков с родимой земли, потом участвовал в освобождении народов Европы от наполеоновской тирании, попутно исполняя дипломатические поручения в союзных странах.

Сергей Николаевич был женат на дочери известного финансиста Васильева, но семейная жизнь его бурной натуре не удалась, супруги давно жили врозь, а их дети, сын и дочь, принадлежали уже иному поколению - их можно было встретить в окружении поэта Пушкина...

Каламбур Николаевич не мог служить во времена аракчеевских порядков и после войны удалился в отставку, угаснув на чужбине - одиноким и, наверное, несчастным. О нем редко упоминают и ныне, чаще говорят искусствоведы о его портрете волшебной кисти Д. Г. Левицкого. Увы, мы видим этот портрет далеко от прославленной военной галереи - он незаметно стареет в краеведческом музее тихой подмосковной провинции, почти совсем не публикуется.

После Долгорукого остался написанный им еще в молодости исторический труд "Хроника Российской Императорской армии", изданный в 1799 году. По мнению историков, это драгоценнейший свод сведений о всех полках России, об их мундирах, штандартах и местах расквартирования. Труд тем более ценный для нас, что те материалы, которые автор использовал при его написании, погибли в пламени московского пожара, и нам их уже никогда не вернуть. Честно сознаюсь, я этой книги даже в руках не держал, хотя немало копался в заманчивых дебрях букинистических лавок...