Глава 1

Календарь без чисел — как память сна,

Где даты бессильны связать края.

Там время течёт, но не знает дна,

И жизнь — не дорога, а круг, петля.

Висит на стене календарь без числа,

В нём нет начала, и нет конца,

Нет будущего и прошлого следа.

Лишь вечность мерцает в его листках,

И всё начинается снова...как всегда...

Глава 1

Чердак, где прячутся воспоминания

Своим редким именем— Алоний Рыбаков был обязан своей прабабушке какая умерла в аккурат перед его днём рождения и какая взяла слово с его родителей, что мальчика назовут так, а если будет девочка — назвать Алания. Почему ребёнку должны были дать такое имя—было большой загадкой, прабабушка не удосужилась объяснить по причине того, что померла. Его будущие родители конечно были не в восторге от такого странного для советского ребёнка имени, поэтому чтобы с одной стороны не нарушать данное прабабушке обещание, а с другой оградить ребёнка от того, чтобы его потом дразнили в свидетельстве о рождении он был записан как: Рыбаков Алоний Александрович, а в повседневной жизни родители решили звать его созвучным русскому уху именем Антон. Так он и жил по документам Алоний, а в обычной жизни простым Антоном. При этом повзрослев он так и не определился нравится ему это имя или нет?! Когда начал знакомится с девушками это имя называл чаще всего, со стороны оно звучало необычно и придавало дополнительно какого-то шарму ему, кроме того через одну девушки всегда спрашивали, что это имя означает? Он в библиотечных книгах сумел найти его значение с латинского языка, обозначалось, как “Склонный к одиночеству”— в целом оно очень точно описывало его внутреннее состояние души, но при знакомстве с девушками такое объяснение выглядело бы, как минимум странно и неуместным, поэтому он сочинил целую легенду, что один из его предков был в старину уважаемым человеком и носил данное имя, какое ему в свою очередь подарил один из византийских купцов, за какую-то то там большую услугу. Якобы для предка это было большой честью и с тех пор это имя передаётся, как бы по наследству, а в быту его все зовут просто Антоном. Ему исполнилось уже сорок восемь. Жил, как большинство среднестатических людей его возраста ни шатко, ни валко. Звёзд с неба не хватал, к приходу цифры 48 ничего значимого по мнению окружающих в жизни он не добился, если сравнивать его с некоторыми бывшими одноклассниками, многие из которых построили довольно успешную карьеру, выбились так сказать в люди и нашли своё место под солнцем. Работа, семья, ипотека, старый дом за городом оставшийся от умершей матери отца, планёрки по понедельникам, трафик по утрам, “найди уже новую работу или лучше подработку”, “папа мне нужен новый телефон, мой старый не поддерживает новую мобильную связь”, “Антон, надо сделать ремонт в квартире”, “Антон надо съездить к моей маме, она просила на выходных помочь ей”. И так на протяжении уже длительного времени. Как будто жизнь наладилась, устаканилась, утрамбовалась и навсегда застыла в этих бесконечных— “надо…надо…надо…”. Жена — Татьяна, добрая, терпеливая, с характером, который в других обстоятельствах называли бы “надёжный якорь”. Дети — дочь в колледже, сын в поисках кем он хочет быть в этой жизни? Всё шло, вроде относительно, как должно. Но именно в этой правильности Антон всё чаще ловил себя на одном и том же: он стал статистом в собственной биографии. Как он к этому пришёл он уже и сам не мог объяснить, когда тебе 20 лет— кажется вся ещё жизнь впереди и всё успеешь, а потом внезапно однажды ты оборачиваешься назад и осознаёшь, что тебе 40+, жизнь как бы уже большей частью прошла, ты ничего оказывается не добился в ней, никем не стал и живёшь исключительно от зарплаты до зарплаты, летом удаётся съездить куда-нибудь с семьёй на отдых и на этом всё, до следующего лета серые, одинаковые будни с небольшими вкраплениями праздников и дней рождения.Нередко по ночам ему снилась квартира его деда и бабы, где он провёл большую часть своего детства, дворовые качели, выкрашенные в салатовый цвет эмульсионкой стены комнат с обязательным коврами на них, тот самый незабываемый запах, мебель, обстановка… А днём он работал,чаще всего на улице в любую погоду, где не было кондиционера и прочих прелестей, работал тяжело, чтобы заработать на жизнь. В наступившем году летом они вместо поездки куда-то на море поехали за город, дом матери его отца нуждался в ремонте и походу придётся потратить весь свой отпуск на то что бы привезти его в жилой вид. На 12 день их нахождения здесь ему до смерти хотелось поскорее свалить отсюда в город, в цивилизацию. Где не надо идти на улицу в туалет, есть холодная и горячая вода, можно заказать на дом пиццу и суши, когда лень готовить. Он только, что закончил сбивать из фанеры и досок новый умывальник по типу “Мойдодыр”, так как старый решил развалиться, едва дочка облокатилась на него рукой, когда вечером чистила зубы. Пришлось с раннего утра заняться его починкой. Выйдя на крыльцо, ужасно довольный собой, Антон сжимая в руках шуроповёрт увидел, что на заднем дворе жена с дочкой садят цветы. Сын зевал, уткнувшись в телефон сидя в плетёном кресле на улице и не проявлял большого энтузиазма, что-то делать. Антон прошёл к клумбе и отчитался стоящей в согнутом положении Татьяне:— Докладываю госпожа Татьяна, умывальник починен, вода в нём залита, можете пользоваться.Она распрямилась, взглянула на него смахнув прядь волос с лица:— Ох, ты ж мой хозяин. Ну что ж молодец. Сегодня испеку пирогов, так и быть заслужил.— Она слегка улыбнулась ему дразнящей улыбкой. Дочка одобрительно закивала.— Да, да мамуль, давно ты нас и вправду пирогами своими не баловала. — Ну будешь помогать тогда, раз такое дело.— Татьяна вновь наклонилась делая ямки в клумбе.Антон повернувшись решил, что он сегодня сделал уже достаточно поэтому можно отдохнуть. Но едва прошёл пару шагов, как Татьяна ласково окликнула его.— Антош, ты давно обещал на чердаке хлам разобрать, по моему самое время. Я боюсь скоро потолок не выдержит и всё рухнет. Попроси Виталика пусть тебе поможет. Антон стоял у чердачного люка, вцепившись в старую деревянную стремянку, покрытую паутиной.— Пап, ты говорил, что там доски возможно прогнили совсем, вдвоём может не стоит нам туда лезть? Давай ты будешь сбрасывать, что не нужно, а я складировать в кучу.— Сказал сын придерживая лестницу снизу.— Хорошо, пойду пока осмотра его внутри.Он подтянулся, втянул голову в прохладную темноту чердака. В нос ударил знакомый запах — пыль, старый картон и что-то ещё… может быть, прошлое.Там, среди перекрытий и паутины, лежали забытые сокровища: патефон с отколотой ручкой, чёрно-белый телевизор «Рекорд», сломанный самокат, коробка с книгами из серии “Школьная библиотека”, какие-то картонные коробки, узлы с тряпьём, стулья, старые санки с поржавевшими полозьями, холщовые мешки в какие видимо собирали картошку, старомодные чемоданы в одном из которых он обнаружил несколько пухлых, потрёпанных фотоальбомов с жёлтыми уголками и выцветшими страницами.Антони открыл первый попавшийся.Пожелтевшее фото — он, восьмилетний, в коротких шортах, улыбается, рядом — мать в красивом платье с модным тогда начёсом волос на голове, они вдвоём сидят на траве, ниже на фото подпись, где было сделано фото “Дом отдыха. Днепродзержинск. 1980 год”. А вот он совсем маленький стоит с отцом на фоне пальм, отец тут красивый статный, молодой мужчина, в брюках и жутко модной в то время футболке с рисунком каких-то забугорных певцов сидящих на мотоцикле. В углу фото стоит надпись: “Крым. Ялта. 1979 год”, а вот на этом фото пляж из каменистой гальки, его батя в плавках ещё совсем молодой и неженатый, рядом с ним родноц старший брат Виктор, какой стал гражданским лётчиком, и снова подпись в углу фото: “Геленджик, 1972 год”. Летний свет прошлого всё ещё теплился на бумаге.Он медленно перелистывал страницы. Смех и какие-то обрывки фраз из прошлого словно продолжали звучать его в голове, будто кто-то прокручивал на плёнке. Глаза защипало.“Господи, как давно это было…” — подумал он. — “Когда я последний раз видел эти фото?”..Ему захотелось показать детям эти фотоснимки и поделиться с ними воспоминаниями. Сказать: "Вот, смотрите. Это всё было. Я был маленький, и время тогда было другое. Неспешное. Настоящее".Он поднялся, прижал альбом к груди и пошёл к люку, к лестнице вниз.Но когда подошёл к проёмучто-то… сдвинулось, его качнуло в сторону и резко закружилась голова, пол под ним ему показалось завибрировал, а воздух плотным слоем ударил в уши. Всё стало вязким, как вода. Пространство заколебалось — незаметно, но ощутимо. Вдруг резко запахло отцовским одеколоном, маминым духами и чем-то ещё… странным, детским.Он попытался сделать шаг, но ноги не слушались — тело стало лёгким, как во сне. Голоса с улицы исчезли.А потом… резкий хлопок. Не звук — скорее вспышка внутри.

Темнота.

Глава 2

Глава 2

Детство? Детство!..

Он пришёл в себя от того, что кто-то тряс его за плечо.

—Антоша, вставай! Ты же сегодня в школу идёшь, первоклассник наш!

Он открыл глаза.

Над ним — лицо мамы. Молодое. Живое. Такое, каким он не видел его уже десятилетиями. Голос — тёплый, мягкий.

Антон вскочил. Он лежал на старой железной кровати, застеленной ватным матрасом и белым, чистым бельём. Она стояла внутри небольшой застеклённой лоджии, занимая практически всю полезную площадь. Открытая рама окна с марлевой сеткой от мух и комаров, за кроватью небольшой деревянный стол с какой-то мелочью, на побеленной противоположной стене самодельная книжная полка с двумя рядами книг, слева врезанный в проём окна большой блок советского кондиционера “БК 1500”. На полу — мягкое ковровое покрытие, на нём пижама с какими-то котятами. Руки — маленькие. Тело — лёгкое.

Он вскочил с кровати и выскочил с балкона в комнату…

— Какого хрена, здесь происходит?— Едва слышно прошептал он. — Это была та самая комната, где когда-то он жил маленьким с родителями. Они жили тогда здесь втроём и несмотря на небольшие габариты вполне уютно себя чувствовали, благодаря тому, что вся мебель стояла на своих местах не перекрывая жизненного пространства. На полу линолеум цвета спелой вишни, цветастый грубый палас, полированный стол с вазой, в ней пластмассовые подсолнухи, над столом картина выполненная неизвестным художником на чёрной, длинной, плотной ткани изображение в полный рост белой краской силуэта обнажённой молодой девушки, сидящей в пол оборота на плоском камне согнув одну ногу и глядящей на тёмную гладь пруда. Над картиной висели кварцевые часы в пластмассовом обрамление, справа от него большой, электрический камин имитирующий сверху светом горящие дрова, телевизор “Горизонт”, красивые на окнах занавески с масками, двуспальный диван, рядом с ним громоздкая белого цвета тумба внутри которой размещались стройными рядами коробки с аудиозаписями на бобинах. На тумбе стоял проигрыватель пластинок со встроенным радиоприёмником, на нём располагался катушечный магнитофон “Маяк-204”, с другой стороны дивана стоял холодильник “Бирюса”, на каком лежала большая мягкая игрушка в виде рыжей лисы на шее которой висели старые мамины цветные бусы, вдоль другой стены широкий полированный шкаф и рядом его кресло-кровать на котором он обычно спал зимой…—И главное запахи! Те самые запахи из детства. Лёгкая смесь табака, отцовского одеколона и маминого лака для волос, каким она по утрам щедро поливала волосы делая укладку на голове с помощью шиньона. Он метнулся в туалет… Совмещённый санузел, здесь же стояла стиральная машинка “Чайка-4”, служившая одновременно полкой, когда не стирали, на стене знакомая до боли полка на какой мама любила собирать редкие виды туалетного мыла привезённые из отпуска с других городов. Пачки импортных стиральных порошков какие она умудрялась достать, где-то по блату… Вообщем полная картинка! И тут он наконец увидел себя в зеркало и едва не лишился дара речи от неожиданности :

по ту сторону амальгамы на него смотрел не 48 летний мужик, с щетиной и уже начавшим рости животом, а восьмилетний мальчик. Сам он. Только из прошлого…

Антон закричал словно увидел привидение.

В туалет заглянула мама и строго сказала:

— Хватит баловаться, умывайся скорее и давай одеваться в школу.

Он стоял перед зеркалом, не веря глазам. Руки дрожали. Маленькие, тонкие, почти игрушечные — его руки, какими они были когда-то. И лицо — круглое, с детскими щёчками и чуть взъерошенными волосами. В висках пульсировало ощущение нереальности, как будто он всё ещё спит и вот-вот проснётся в пыльном чердаке, держа в руках тот альбом.

— Антон, ну что ты как неродной? — послышался голос матери из кухни. — Папа тебя уже ждёт, завтрак остывает!

Он вышел из туалета, машинально вытер руки о старое махровое полотенце, висящее сбоку, и направился в кухню. Всё здесь было таким, каким он запомнил — сама кухня была небольшая, тогда он не обращал на это внимания, как это родители умудрились в такое маленькое помещение втиснуть обеденный кухонный стол с выдвижными ящиками, отделить уголок с занавеской для обуви и одежды, даже для мамы на стене уместилась небольшая деревянная полочка, где у неё стояли лаки для волос и дезодоранты. Стол застелен цветной клеёнкой, отец уже налил ему чай в большую кружку, рядом лежал бутерброд из белого хлеба с маслом, сыром и ещё сверху копчёной колбасой и снова тот неповторимый запах—утренний: маминого лака, немного сигаретного дыма, который отец выпускал в форточку, думая, что "так не пахнет" и чего-то вкусного.

На кухне сидел отец — молодой, с густыми тёмными волосами, строгим, но добрым взглядом. Он читал газету “Комсомольская правда” и прихлёбывал чай из такой же большой кружки.

— Ну, проснулся, герой? — сказал он, не отрывая взгляда от газетной колонки. — Первый день в школе не каждый день бывает. Ничего не забыл?

Антон не ответил. Он просто сел за стол, уставившись на всё, что когда-то казалось таким обыденным. Он боялся моргнуть, боялся, что всё исчезнет, если только он пошевелится не так.

"Это сон. Это точно сон", — твердил он себе, но всё было слишком настоящим.

Он доел завтрак, вымыл руки и вернулся в комнату. На кровати лежала школьная форма — тёмно-синий костюм, белая рубашка, ремешок с квадратной пряжкой. Всё это он помнил. Он оделся автоматически, словно выполняя инструкцию, заложенную в памяти много лет назад.

Рядом стоял ранец. Тот самый, коричневый, кожзаменитель, застёжки на петлях. Он протянул к нему руку — и в тот момент в голове что-то снова щёлкнуло. Как будто его сознание на секунду раздвоилось. Он вдруг увидел — мельком, как сквозь стекло — самого себя, взрослого, на чердаке, держащего в руках альбом. И тень в проёме люка — словно кто-то наблюдает за ним… или ждёт.

— Антоша! — позвала мама из кухни. — Ты идёшь?

Он сжал кулак. Надо было понять. Найти причину. Почему он здесь? Что произошло? Это иллюзия, ловушка, сон? Или… второй шанс?

— Да, иду! — ответил он, на ходу застёгивая портфель. В голосе прозвучала уверенность, которой он сам от себя не ожидал.

Он шагнул в коридор. За спиной — прошлое, перед ним — школа. Но где же истина? И как вернуться назад… и надо ли?

Дверь на улицу вела сразу из кухни, он оказался на залитой утренним солнечным светом веранде. Та самая веранда на 5 этаже 5 этажного дома, где располагались в ряд 20 жилых таких же однокомнатных квартир. Веранда огороженная только железными перилами с шифером и больше ничего. Антон до сих пор не мог понять, как в его детстве никто из его друзей ни разу не выпадал из них?! В его времени такие галереи наверняка посчитали бы жутко опасными для жизни детей и уже огородили, бы всякими сетками, а тогда это никого особо не волновало, может поэтому и дети были с умом и даже самые мелкие понимали, что игры на высоте опасны. Хотя конечно были случаи, когда падали с крыш зданий, проваливались в вентиляционные шахты— но это скорее было исключение, чем правило.

Итак он оказался на веранде залитой солнечным светом. Из соседней квартиры вышла знакомая девочка его ровесница, одетая в новенькую школьную форму, с белыми бантами на косичках и ранцем за спиной. Он замер глядя на неё, она была одной из немногих с кем из бывших одноклассников он впоследствии поддерживал связь спустя много лет.

— Привет Антон! Ну что, пошли?— Звонким голосом произнесла она. Её мама ещё вполне молодая женщина вышла проводить дочку, за Антоном вышел отец и все вчетвером отправились в школу, какая располагалась сравнительно недалеко от их дома. Он помнил, что в тот день мама осталась дома, его проводил отец, дальше передал в руки матери одноклассницы, а сам ушёл на работу. Возле здания школы толпились школьники те что только собирались идти за знаниями, и те что уже там учились. Мать одноклассницы быстро сумела найти нужную им группу детей какую окучивала будущая их учительница худощавая женщина под сорок какую звали Мария Алексеевна. В руках она держала табличку “1-Б” . Антон хорошо помнил свою первую учительницу, какая вела их до 4 класса. Воспоминания о ней остались двоякими. Навсегда запомнилась её жёсткость в наведение дисциплины, бесцеремонность, какая-то личная неприязнь по моему ко всем мальчикам в классе, бывали конечно и хорошие моменты с её стороны и это частично скрашивало негативные последствия её управления учениками.

Первый день в школе традиционно начался с так называемого первого урока мира, посвящённому тому, что советский союз ратует за мир, мы против любой агрессии со стороны США в отношении других стран и бла-бла-бла. Антон сидел за партой с ещё с откидной крышкой и с любопытством рассматривал своих новых-старых одноклассников, некоторых из них уже не было в живых, некоторые выбились в люди, другие пустились во все тяжкие. Первый день занятий был коротким, им раздали по Букварю, тетради с прописями, рассказали, что надо будет принести на завтра с собой в школу и отпустили домой. Антон помнил тот первый день, что у него было чудесное настроение, он был счастлив от того, что стал частью этой замечательной школы, что он получил свой первый Букварь и вообще ему тогда казалось, что этот день просто пропитан любовью ото всех к нему.

Сейчас понятное дело он не испытывал той эйфории, наоборот он мрачно размышлял, как ему выбраться из этого тела? Что он должен сделать? Неужели и вправду придётся жить в теле 8 летнего ребёнка с мозгами 48 летнего мужчины? Это бред! Нонсенс! Всё, что происходит не может быть правдой. Но как он себя не пытался переубедить, что всё вокруг ненастоящее, окружающий его мир убеждал его, что всё вокруг реально и он действительно оказался в своём детстве, в 1981 году.