Календарная книга

Я, помню, ещё товарищей по рукам бил, чтоб не налегали. Я после войны, мальчишкой, настоящий голод испытал, помню, что сразу есть нельзя.

А он будто мысли мои прочитал, говорит:

— Вам можно.

Тут во мне начали сомнения закрадываться. Понимаю я, что еда эта ненастоящая.

А он как бы снова угадывает моё соображение и говорит:

— Ну, да — ненастоящая. Но ощущения будут такие же. Настоящую вам нельзя: не буду вам долго объяснять про пространственно-временной континуум, и прочие сомнительные штуки. Но дело в том, что ничего материального я вам предложить не могу. А могу только подбодрить.

— Ну и то — дело, — соглашаюсь.

А он продолжает:

— Мы, ваши потомки, очень в вас заинтересованы, потому что дело не только в вас, а в примере вашем.

— Может, машину нам почините?

— Нет, и машину нельзя, — говорит пришелец. — Да я и не умею, не поверите. Вы на таких гробах по морю ходите, что это у нас оторопь вызывает. Я бы и радио вам не починил, потому что в этой ламповой технике ничего не понимаю. Но дело не в этом: нельзя столько изменений в нашем прошлом производить. А наше прошлое — это вы и есть. Но вы не тревожьтесь, всё должно быть хорошо. Всё от страха происходит.

Ну про это я, положим, читал у французского человека Алена Бомбара. Он, если вы помните, океан в лодке переплыл и солёную воду пил — правда, понемногу. И в той книжке, которую я читал, он всех успокаивал, дескать умирают не от голода и жажды, а от страха.

А гость наш мне головой кивает, соберитесь мол, силы экономьте, но не распускайтесь. Я вас специально пришёл поддержать, потому что помощь близка. И, забегая вперёд, был прав — как раз наутро нас американцы заметили. И очень вовремя, потому что вычёрпывать воду у нас уже сил не было, и лишней недели бы мы не продержались.

А пока я этому пришельцу говорю:

— А как у вас там, в будущем? Голод победили?

Тот мне говорит, что победили, но не везде. Но и там, где победили, толстых много, с ожирением борются, телефонизация повсеместная, медицина небывалых высот достигла, и всё такое. Но тут же и одёрнул себя: проблем, говорит много, что я вам врать буду. Или там пафосные цитаты из какого-нибудь Рериха приводить.

Ну, я спрашиваю:

— Значит, там у вас коммунизм-то построили наконец?

Тут он скривился и говорит:

— Вы лучше об этом не думайте. Не надо вам этого. Главное — семья, дети. Этого держитесь, а лозунгами себе голову не забивайте.

И так он это сказал, что я раз и навсегда для себя вывел: никакого коммунизма в будущем нет. Так что потом и разочарований у меня не случилось, предупредил меня этот человек. Может, это главное, о чём он предупредил.

Гостья вздохнула и вдруг поняла, что диктофон ничего не пишет. Она сама случайно нажала кнопку, но печали в этом не было: всё равно это было лишней частью в интервью.

Да это и хорошо, старик выжил из ума, что с ним спорить. Она натянула сапоги, стукнувшись о стену прихожей плечом и выпала из подъезда на улицу. Невдалеке протрубила электричка, и пришла досада опоздания, — но нет, поезд шёл в другую сторону, прочь от большого города. Если поторопиться, она успевала на 21.02, что шёл почти без остановок.

2022

Медаль (День десантника. 2 августа)

Он начал готовиться к этому дню загодя.

Собственно, ему немного надо было — тельняшка с голубыми полосами у него была, и был даже значок за парашютные прыжки — как ни странно, вполне заслуженный. Такие значки давали за небольшие деньги в коммерческих аэроклубах.

После этого он поехал на рынок и купил медаль. Конечно, это был даже не рынок, а его тайный отдел, особый закуток, в котором продавцы и покупатели смотрели друг на друга искоса. Однако покупка прошла успешно. Медаль была большая, на новенькой и чистой колодке. Прежде чем расплатиться — стоила медаль копейки, он перевернул — номера не было. Она действительно могла принадлежать его сверстнику, а может, её выдали перед смертью какому-нибудь ветерану войны, забыв вручить вовремя. Он представил себе этого старика с разбухшими суставами пальцев, морщинистую ладонь, на которой лежала эта медаль, и решил, что в судьбе куска серебра случился верный поворот.

И вот он вышел из дома, чтобы окунуться в пузырчатый и радостный праздник избранных. Но больше всего его манили женщины. Он видел, как обмякают девушки с рабочих окраин в руках бывших десантников. Он бредил от этих картин, что складывались в его воображении. Законная добыча победителей были не городские фонтаны и не ставшие на день бесплатными арбузы у торговцев неясных восточных национальностей. Это были женщины, уже успевшие загореть к августу, покорные, как вдовы проигравших битву воинов.

Так и случилось — нырнув в толпу, как в море, он тут же почувствовал, что в его правой руке бьётся, как пойманная рыба, женское тело. Новая подруга была средних лет и видно, много повидала в жизни. Фигура, впрочем, у неё была тонкая, девическая.

Она уже льнула к нему, но он вдруг почувствовал себя в смертельной опасности. Бритый наголо человек, только что с уважением смотревший на его медаль, стал расспрашивать нового знакомца об их общей войне, и пришлось отшутиться. Бритый наклонился к другому, видно, его товарищу, и что-то сказал. Что-то неодобрительно, кажется.

Товарищ тоже стал смотреть на его медаль, и медаль горела, будто демаскирующая сигарета дурака, закурившего в дозоре. По медали ехал старинный танк и летели самолёты, их экипажи хотели с отвагой защитить не существующую уже страну, название которой было прописано ниже. И вот двое потасканных людей в таких же, как у него, тельняшках смотрели на эту королевскую рать: в ту ли сторону она двинулась.

Верной ли дорогой идут товарищи.

Это была настоящая опасность, и она чуть было не парализовала его.

Страх ударил в лицо, как ветер, в тот момент, когда он делал шаг из самолёта.

Это был особый страх — хуже страха смерти.

Но Самозванец быстро притворился пьяным, и женщина, цепко взяв за руку, потащила его в сторону. Она привезла его к себе домой, и они тут же повалились на скрипучий диван. Он брал её несколько раз, женщина стонала и билась под ним, не зная, что не желание даёт ему силы, а страх выходит из него в простых механических движениях. Наконец она забылась во сне, а он, шлёпая босыми ногами, прошёлся по грязному полу. Жильё было убого, оно предъявляло жизнь хозяйки, будто паспорт бедной страны без нашей визы.