Календарная книга
Шрифт:
— Да что же делать, Арнольдушко, — всплеснула руками Анна Михайловна. — Что делать, когда всюду обман и предательство?
— Во-первых, не бояться. Подобное лечи подобным. Во-вторых, сконцентрируйтесь на том, что вы действительно хотите, переступите через остальное. Тут ведь главное представить, как переступить. Представите — так и переступите.
Ей показалось, что переводчик намекает на лёгкий необременительный роман, но он вытащил откуда-то из-под стола старинный кальян.
Скоро в кальяне что-то забулькало, и воздух в комнате наполнился горечью.
Потом Арнольд снял со стены
Таблица была похожа на гигантскую хлебную карточку. На крайнюю клетку лёг странный шарик из дымчатого стекла. Рядом легла книга — вовсе не похожая на старинную, причём даже с её именем, написанным от руки на форзаце.
Потом переводчик передал ей мундштук. Кальян отозвался странными звуками, будто печальным блеяньем.
Она не курила с сороковых годов, твёрдо зная, что табачный дым вредит коже лица.
С непривычки книжные полки поплыли у неё перед глазами.
Она вгляделась в пламя свечи, и ей явилась блаженная Ксения в платке.
Впрочем, Ксения ей не понравилась, и Анна Михайловна погрозила ей стрелой, что оказалась у ней в кулаке. «Космонавты летали…» — с вызовом сказала Анна Михайловна в спину старухе, но та уже не слушала и уходила прочь.
Анна Михайловна почувствовала странную силу. Просто нужно встать на чью-нибудь сторону, и дальше дело пойдёт само собой.
Вдруг Анна Михайловна оказалась за кулисами родного театра. На сцене кто-то бормотал, сбиваясь и мэкая, бесконечный монолог.
«Как бездарно», — успела подумать Анна Михайловна и выглянула.
На краю сцены, перед пустым залом, стояла Маргарита Николаевна в костюме пастушки. К её ногам жался барашек.
Неслышными шагами Анна Михайловна подошла и встала за спиной у подруги. Маргарита Николаевна всплеснула руками, будто отмечая конец речи, и тут бывшая подруга быстрым и коротким движением столкнула её в оркестровую яму.
Барашек оставался рядом и Анна Михайловна, решив его погладить, произнесла: «Бяша…»
— Бяша, бяша, — рыкнул барашек, показывая зубы. Морда его внезапно обрела черты переводчика Арнольда.
Сила росла в ней.
«Никого не нужно оставлять, баран говорящий, он — свидетель», — с внезапной предусмотрительностью подумала Анна Михайловна и подступила к барашку с острой стрелой в руке…
Она очнулась — переводчик спал, откинувшись в кресле.
Шатаясь, Анна Михайловна прошла по тёмному коридору в свою комнату и упала в качающуюся кровать.
Комната плыла и вертелась, альбом с фотографиями, случайно задетый, рухнул вниз, и родственники теперь прятались от неё под шкафом.
Её разбудил стук в дверь.
На пороге стоял милиционер.
Два брата-старика жались к стенам.
Унылый врач командовал санитарами, и шелестело военное слово «приступ».
Из-под простыни торчала нога переводчика в дырявом носке.
Ей объяснили, что это простая формальность, и она поставила подпись в непрочитанной бумаге. Милиционер помялся и ещё спросил, не замечала ли она за соседом чего странного, но она, разумеется, не замечала.
Старики забормотали что-то, а она сказала, что давала соседу книгу. Милиционер помялся, но книгу
забрать разрешил, — ему явно было скучно.В театре её ждала ещё одна новость — Маргарита Николаевна попала под машину.
Теперь пострадавшая смотрела, не мигая, в больничный потолок и надежды на то, что раздробленный позвоночник как-то будет исправлен, не было никакой.
Анна Михайловна не преминула придти в больницу с апельсинами и с любопытством заглянула в эти пустые глаза.
Потом она вернулась домой и принялась читать книгу.
Схемы и линии в книге казались ей понятными, как путеводные стрелы детской игры. Это была инструкция — не сложнее, чем к чайнику со свистком.
Действительно, нужно было сосредоточиться на своих желаниях. Желания — материальная сила, теперь ей было очевидно. Это куда интереснее, чем жалкие склоки в театре, лучше, чем одинокая жизнь по соседству с близнецами-маразматиками.
Прежняя жизнь выглядела выпитой, как стакан железнодорожного чая.
И, правда, должно было куда-то уехать. Сменять комнату на такую же в Москве вряд ли получится, но вот, рядом, в Красногорске, у неё была родня.
Можно съехаться с ней, события нужно лишь подтолкнуть и эта, как её… дхарма переменится.
Начать всё сызнова — как-нибудь по-другому.
А с морщинами она справится, наверняка про это написано в книге.
27 марта 2022
Радиометр (День геолога. Первое воскресенье апреля)
Фраерман поступил в институт в сорок четвёртом. Он был демобилизован по ранению и так и не добрался до чужих стран. Но при поступлении ему зачли все годы, что он проучился в педагогическом до войны.
Теперь он стал геологом.
Ещё на фронте он понял, что нужно поступать не как все, успех приносит движение зигзагом, обходной манёвр. Но это должна быть не трусость, а что-то другое — бросок в сторону, а потом бросок к цели.
В сорок втором, когда немцы прижали их к берегу, он прыгнул в воду с остальными. Доплыли двое — он и один казах. Оказалось, отец этого казаха научил сына плавать, хотя к ближайшей воде пришлось ехать за пятьсот километров. Война развела случайных знакомцев, но Фраерман иногда представлял себе, как этот невозмутимый казах вернётся домой и расскажет всё своему старику. Ведь его отец сделал правильный выбор, потому что это был выбор неожиданный.
Над ним смеялись, потому что он уделял больше внимания физике, чем прочим практическим дисциплинам. Физика шла туго, но Фраерман не сдавался.
Для других геология была не сколько наукой, сколько путешествием, пробой на выносливость — так, по крайней мере, все думали.
В институте было много девочек. Из этих девочек потом вышли правильные начальницы, жёсткие и властные. С семьями у них не заладилось, а с работой — наоборот. Мальчики, что поступили в институт после школы, прятали глаза, потому что свою бронь нужно было объяснять.