Калейдоскоп. Научно-фантастические повести и рассказы

Внезапно он понял, что означают острова на этой Реке. Никто из них, ни он, ни Джил, не хотят смерти.: значит, эти островки являются аллегорическими островами спасения. Значит, еще можно отсюда выбраться живым и невредимым!

Вскочив на ноги, он схватил шест и начал толкать им плот.

— Джил, помоги-ка мне! — вскричал он. — Это наш последний шанс на спасение.

Девушка тоже увидела остров и тоже все поняла. Она присоединилась к Фаррелу, и они принялись вместе работать шестом. Но теперь течение стало свирепым, стремнины — неистовыми. Плот качало и швыряла из стороны в сторону. Остров приближался, постепенно увеличиваясь в размерах.

— Сильней, Джил, сильней, — задыхаясь, шептал Фаррел. — Нам надо вернуться. Надо выбраться отсюда.

Но потом он понял, что им ничего не удастся сделать, что несмотря на их совместные усилия, течение продолжает нести их дальше, мимо последнего на этой Реке островка, связывающего их с жизнью. Оставался только единственный вы код, Фаррел сбросил ботинки.

— Джил, держи крепче шест! — закричал он, схватив в зубы кончик линя, бросился в кипящую стремнину и поплыл изо всех сил к острову.

Плот резко накренился, шест вырвался из рук Джил, и ее сбросило на бревна. Однако Фаррел ничего этого не видел, пока не достиг острова и не оглянулся. В его руках оставалось как раз столько троса, чтобы успеть обмотать им маленькое деревце и крепко привязать к нему плот. Когда линь натянулся, деревце покачнулось, плот рывком остановился на расстоянии каких-нибудь пяти-шести футов от края пропасти. Джил стала на четвереньки, отчаянно стараясь удержаться на плоту и не сорваться. Схватив трос обеими руками, Фаррел хотел подтянуть плот к себе, но течение было настолько сильным, что с разным успехом он мог бы попытаться придвинуть остров к плоту.

Маленькое дерево кренилось, корни его трещали. Рано или поздно его вырвет с корнем из земли и плот исчезнет в пучине. Оставалось только одно.

— Джил, где твоя квартира? — закричал он, перекрывая грохот водопада и шум Реки.

Слабый, еле слышный ответ донесся до него:

— Дом 229, Локаст-авеню, квартира 301.

Он был поражен. Дом 229 по Локаст-авеню — так они же соседи! Вероятно, проходили мимо друг друга десятки раз. Быть может, встречались и забыли. В городе такие вещи случаются на каждом шагу.

Но не на этой Реке.

— Держись, Джил! — закричал он. — Я сейчас доберусь до тебя в обход.

…Неимоверным усилием воли Фаррел очнулся и оказался в своем гараже. Он сидел в автомашине, голова гудела от адской, тупой боли. Выключив зажигание, Он вылез из автомашины, распахнул двери гаража и выскочил на пронзительно холодный вечерний зимний воздух. Он спохватился, что оставил пальто и шляпу на сиденье.

Пусть! Он вздохнул полной грудью свежий воздух и потер снегом виски. Затем бросился бежать по улице к соседнему дому. Успеет ли? В гараже потеряно минут десять, не больше, но, может быть, время на Реке движется гораздо быстрее? В таком случае прошло много часов с тех пор, как он покинул остров, и плот уже успел сорваться в водопад.

А что, если никакого плота, Реки и девушки со светлыми, как солнышко, волосами вообще нет? Что, если все это просто привиделось ему во сне, в том самом сне, который подсознание нарисовало, чтобы вырвать его из рук смерти?

Мысль эта показалась ему нестерпимой, и он отбросил ее.

Добежав до дома, Фаррел ворвался в подъезд. Вестибюль был пуст, лифт занят. Он бегом проскочил три лестничных пролета и остановился перед дверью. Заперто.

— Джил! — закричал он и вышиб дверь.

Она лежала на кушетке, лицо ее при свете торшера было бледным, как воск. На ней было то самое желтое платьице, которое он видел в своем сне, но не порванное, и те же туфли, но не запачканные.

Однако волосы остались такими же, какими они запомнились ему на Реке, — коротко подстриженными, слегка вьющимися. Глаза были закрыты.

Он выключил газ на кухне и широко распахнул окна в квартире. Подняв девушку на руки, он бережно отнес ее к самому большому окну на свежий воздух.

— Джил! — шептал он. — Джил!

Веки ее дрогнули и приоткрылись. Голубые, наполненные ужасом глаза не мигая смотрели на него. Но постепенно ужас сменился пониманием окружающего и она узнала Фаррела. И тогда он понял, что для них той Реки уже больше не существует.

Перевод с английского Николая Колпакова.

Клод Легран ПО МЕРКЕ

Прежде всего должен признать, что все произошло по моей собственной вине. Детей бить нельзя, даже если это такое несносное существо, как Дженнифер! Впрочем, я и шлепнул-то ее каких-нибудь три-четыре раза…

Конечно, любой психолог скажет, что я был не прав, и нельзя было даже делать вида, будто я собираюсь ее наказать. Но, окажись на моем месте самый флегматичный и самый терпеливый из воспитателей, он отшлепал бы ее вдвое сильнее. Разве можно было допустить, чтобы соп-ливка пяти с половиной лет от роду, пусть даже это ваша собственная дочь, стригла под пуделя гордость семьи — кошку, да к тому же’ вашей электробритвой стоимостью в двадцать два доллара!..

Сегодняшний день закончился бы благополучно, если бы жена не поручила Дженнифер моим заботам на всю вторую половину дня, а захватила ее с собой на файф-о-клок.

Если бы…

Когда же эта паршивая птица перестанет чирикать!

Но лучше начну с самого начала: с того момента, когда меня угораздило влезть в эти дурацкие исследования по воздействию радиации на человеческий организм. Это случилось семь лет назад. Мы с Джиной только поженились. Конечно, можно прожить и на жалованье младшего лейтенанта, но тогда молодой жене приходится самой обшивать себя, а шляпки покупать в гарнизонных лавках. А Джина сразу заявила, что шьет она ужасно, что же касается шляпок…

В общем, когда стали набирать добровольцев, приплачивая за риск, обещая бесплатную квартирку плюс страховку как военнослужащим пограничных зон, то я клюнул на эту приманку одним из первых. Джина была в восхищении, и я тоже, тем более что всей работы-то и было что посидеть несколько минут в кресле, получая свою с каждым разом все большую, порцию радиации, а потом, листая журналы, валяться весь день на сверкающем хромом столе, в то время как дюжина чудаков, серьезных, словно буддийские монахи, что-то измеряли и писали…

Неприятности начались после того, как я им заявил что Джина ждет ребенка. Они запрыгали, словно пляшущие дервиши, стали вздымать к небу руки и проклинать свою судьбу. А Старик более часа запугивал меня тем, что гены мои могли претерпеть изменения, говорил о каких-то хромосомах, мутациях и бог знает еще о чем.

Проклятье!.. Я не должен был уступать. Эта Канарейка совершенно невыносима, но Дженнифер любит ее больше всего на свете…

Когда речь зашла о ребенке, я послал их ко всем чертям. Я чувствовал себя совершенно здоровым, закон не запрещал нам иметь детей, даже в контракте это никак не оговаривалось.