Калейдоскоп

Доктор T., осматривавший убитого, кряхтя поднялся с колен. «Наповал, - сказал доктор T. подошедшему N.
– Пуля пробила горло». «Мне надо осмотреть вашу рану», - добавил он. «Да, да, - ответил поэт N. пристально глядя в лицо мёртвого поручика D.» «Отнесёмте тело в сани», - обратился к подполковнику D-s виконт A. D-s позвал извозчиков. «Убит, - громко молвил поэт N.
– Что скажу его жене? Убит?! Убит!! Едемте, господа, едемте...»

Проблема выбора

(фантастический)

Грозовая туча за окном собиралась-собиралась да так и не собралась, брызнула тёплым мелким июньским дождичком и, глухо ворча далёкими громами, уползла на север.

Самсонов, обрадованный тем, что не придётся сидеть дома, закинул рюкзачок за спину и отправился на ежевечернюю велосипедную прогулку. Выехав за окраину посёлка, он принялся равномерно крутить педали, стараясь держать определённую скорость. Мимо Самсонова со свистом и грохотом проносились машины, обдавая его волнами упругого горячего воздуха, смешанного с едкими парами выхлопных газов. Дорога была отвратительна. Асфальтовое покрытие давно требовало капитального обновления, но у дорожников, как обычно, не хватало денег на масштабные работы, поэтому они, взяв на вооружение теорию малых дел, обходились ямочным ремонтом и заливкой многочисленных трещин битумом. Картина на выходе получалась безрадостная. Дорога принимала вид лоскутно-футуристический. То там, то сям на сером полотне старого убитого асфальта чернели свежие асфальтовые заплаты и змеились вязкие битумные ручейки. Битум плавился и тёк под лучами солнца. Водители давно уже не обращали внимания на качество дорожного покрытия и мчались вперёд не жалея автомобильных подвесок, но Самсонову приходилось постоянно съезжать на обочину. Он наловчился ездить не снижая скорости при переходе с асфальта на песок и обратно. Когда дорога была пуста, Самсонов выезжал на осевую линию и ехал по ней до тех пор, пока не показывался очередной автомобиль. Тогда он резко сворачивал вправо и снова начинал бесконечный хоровод езды между асфальтом и песком. Иногда ему надоедало это напряжённое лавирование и тогда он расслаблялся, сбрасывал скорость и неспешно катился, держа руль левой рукой и предаваясь беспечным мечтам. Чаще всего Самсонов представлял себе как обнаружит на обочине пачку денег: тугую скатанную в трубку и перетянутую резинкой, или, худой случай, пятитысячную банкноту. Мечта эта была из разряда несбыточных, но Самсонов не терял надежды на то, что однажды кто-нибудь, сидящий в дорогой иномарке вынужден будет непостижимым образом расстаться с изрядной суммой денег (по забывчивости ли, или в силу крайней нужды), а он, Самсонов, эти деньги найдёт.

Навстречу Самсонову черепашьим ходом катилась разметочная машина. Заглядевшись на праздничные переливы оранжевых сигнальных огней Самсонов едва не пропустил загаданное. На обочине лежала пятисотрублёвая банкнота. Самсонов резко тормознул. Соскочив с велосипеда, он жадно схватил хрустящую бумажку. Пятьсот рублей были новыми и настоящими. Спрятав согнутую напополам банкноту в боковой кармашек рюкзачка, Самсонов бодро вскочил на велосипед и весело покатил дальше.

На следующий день он расплатился найденной купюрой за бутылку минеральной воды и бездрожжевые хлебцы с отрубями. Самсонов вёл здоровый образ жизни, правильно питался, занимался физкультурой, мало смотрел телевизор и избавился от родительской библиотеки, справедливо посчитав, что книги собирают много пыли и в них заводятся тараканы. Вынеся книги на помойку, он убрал громоздкие, прошлого века, книжные шкафы и на освободившееся место поставил импортные тренажёры для силовых упражнений и фирменную беговую дорожку с гибким патентованным вариатором переключения скоростей.

Каково же было его удивление, когда он обнаружил отданную кассирше купюру в своём бумажнике? Самсонов слегка изумился и внимательно осмотрел банкноту. Вне всякого сомнения это были те самые пятьсот рублей, подобранные им накануне. Мечта начинала сбываться наиболее фантастическим образом. Самсонов быстро пересчитал вчерашнюю сдачу. После оплаты у него оставалось триста девяносто шесть рублей, без копеек. Так Самсонов стал счастливым обладателем неразменных пятисот рублей.

Догадка нуждалась в безотлагательной проверке. Торопливо одевшись, Самсонов выскочил на лестничную площадку и нос к носу столкнулся с мрачными людьми, толпившимися у соседской двери. — Что случилось?
– негромко поинтересовался Самсонов у стоявшего ближе всего к нему мужчины. — Иван Андреевич умер, - отвечал мужчина, держа в руках зажигалку и сигарету и не решаясь закурить. — Вчера вечером, собирался было вынести мусор, дошёл до двери и упал. Скоропостижно скончался. Что-то сердечное. — Понятно, - сказал Самсонов, придав лицу приличествующее случаю выражение. — Да, - упавшим голосом ответил мужчина, - живёшь вот так, живёшь, а потом — хлоп! — и кранты, сушите вёсла. — Э-э-х-х!

– сокрушённо добавил он, махнул горестно рукой и закурил.

Самсонов сгонял в ближайший магазин, где купил необязательную мелочь на сто двадцать три рубля. Теперь, с прошлой сдачей, у него было семьсот семьдесят четыре рубля. Схема относительно честного обогащения вырисовывалась определённо. Оставалось выяснить, раскроется ли образовавшаяся в результате его нечестных манипуляций недостача.

Следующим днём Самсонов узнал, что таким же скоропостижным образом умер сосед слева. Эту намечавшуюся закономерность тоже следовало проверить.

Итог его практических изысканий был таков: в течение недели умер сосед сверху, сосед снизу и ещё двое из первого и третьего подъездов; Самсонов разбогател на четыре тысячи пятьсот восемьдесят шесть рублей сорок восемь копеек; чередой загадочных смертей заинтересовалась полиция и, кажется, какая-то спецслужба. Самсонов раньше просто бы не заметил этот маленький черный микроавтобус с глухо тонированными стёклами, припаркованный напротив его дома, а если бы и заметил, то не увидел бы в нём ничего подозрительного. Осторожность заставила его прекратить эксперимент и затаиться. Надолго.

Через несколько лет Самсонов уволился с работы, продал квартиру и уехал навсегда в неизвестном направлении.

Он стал очень расчётливым и не брал на одном месте слишком много. Часто переезжал. Траектория его движения по стране была отмечена смертями и напоминала сужающуюся к центру спираль. Центральной точкой его устремлений была столица. Он двигался к ней медленно, но упорно, так же медленно и упорно богатея. Теперь Самсонова было не узнать в этом дородном, самоуверенном господине с личным водителем, разъезжающим на «майбахе», с солидными счетами в отечественных банках и в оффшорах, обедающего в дорогих ресторанах и знакомого со многими полезными людьми в бизнесе и во власти.

Проблема выбора, говорите? Помилуй бог, о чем это вы?!

Философ

(деревенский)

Это Авенир Метёлкин. Авенир — стихийный философ. Экстракт, выдавленный и собранный из глубин народного опыта. Авенир не пишет книг. Природа ему благодарна. Он сохраняет леса и не загрязняет реки отходами целлюлозно-бумажного производства. Авенир разговаривает. Он беседует с людьми, и в беседах этих, неспешных и обстоятельных, рождается истина. Но Авенир не навязывает истину людям. Он осторожен и терпелив. Он указывает людям направление в поисках правды, а люди самостоятельно постигают её масштабность. Люди благодарны Авениру. Они приносят ему деньги, еду и курево. От денег Авенир отказывается. Авенир не нуждается в деньгах. Он любит выпить. Но Авенир не алкоголик. Добрая выпивка раскрепощает его ум. Люди берут деньги и покупают Авениру водку. Он сдаёт пустые бутылки. На вырученные от сдачи бутылок рубли Авенир покупает сладости и угощает ими детей. Авениру нравится радостные детский смех. Дети благодарны Авениру.

Авенир сидит на ошкуренном сосновом брёвнышке и курит беломорину. Глаза его хитро прищурены и в уголках глаз разбегаются веером лучики морщинок. Авенир умиротворённо улыбается и бережно гладит коричневой задубелой ладонью шероховатую поверхность соснового бревна.

— Вот как, значить!
– ласково говорит Авенир, сплевывая густую слюну.
– Надоть, надоть, - продолжает он, вылавливая их мятой пачки новую папироску.

— Людей-то сколько, - изнывая душой, тоскует Авенир, постукивая жёлтым от табака ногтем по папиросной пачке.
– Э-э-э-э-х-х-х!

Чиркает спичка. Авенир подносит трепещущий огонёк к папиросе, глубоко затягивается и с дымным выдохом заходится в перхающем кашле.

— Здоровье уже.., - то ли жалуется, то ли извиняется Авенир.
– Надоть, надоть, - хрипло повторяет он, гладя свежеошкуренное сосновое брёвнышко и в этом незатейливом «надоть» сокрыта по спудом вековая мудрость и сила народа.

Я тихо встаю и ухожу. Авенир глухо кашляет и бормочет что-то неразборчивое. «Надоть, надоть», - вспоминаю я и на сердце моё ложится светлая печаль.