Калифорнийская славянка
Шрифт:
– Я прошу тебя, Вывак, встретиться с шаманами и вождями соседних племен, дружественных нам, поговорить о совместной борьбе с испанцами. Это можно сделать?
– Конечно, вождь Шаста. Многие племена устали от притеснений испанцев. Они часто даже уходят жить в горы. Там свободнее, хотя и труднее. А поговорить с ними я согласен… Давно пора.
– Ну вот и хорошо, Вывак. Мы ещё с тобой всё это обсудим с нашими старейшинами. Так?
– Так, вождь Шаста.
– Ну тогда пойдём дальше, – сказала Алёна.
– Вождь Шаста, дальше я идти не
– А что с ним случилось?
– У него вчера был жар, и я сделал целебный отвар. Пойду изгонять из него злого духа, если болезнь всё ещё сидит в нём , – сказал шаман и показал на палку с большими перьями.
– Ну, тогда ступай, Вывак. Потом мне расскажешь. А мы с Маней ещё к реке сходим, поглядим, как наши мужчины рыбу ловят.
И Алёна с Манефой направились вдоль берега.
Глава пятнадцатая
Дом тобольского торгового гостя Артемия Ивановича Ряшкина стоял в переулке нижнего посада недалеко от городской торговой площади на высоком подклете с восемью окнами по лицу возвышаясь над соседними домами, но выделялся среди них не только своей высотой и огромностью. На тесовой крыше дома обращала внимание на себя кирпичная печная труба, увенчанная дымником из тонкого железа с прорезью, похожим на маленький домик под крышей же и башенкой с флюгером-ветреницей, крутящемся при всяком дуновении ветра.
Кускову сразу вспомнилась родная Тотьма, где такие дома с дымниками на трубах и маленькими теремками над фасадом под двускатной крышей с двумя или тремя оконцами можно было встретить на каждом шагу.
Дом и вся купеческая усадьба Ряшкина была окружена высоким забором из гладких и заострённых сверху плах, с широкими и крепкими воротами для лошадей и повозок и с небольшой узкой дверью для прохода людей.
Степан Лукич отворил дверь и они ступили во двор усадьбы. Тотчас же залаяла привязанная на цепь огромная густошерстная собака, но быстро успокоилась, узнав, видно, Шергина.
От ворот к дому вела дорожка, усыпанная мелким каменьем и обсаженная по бокам садовыми деревьями и кустами.
Хозяин сей городской усадьбы Артемий Иванович Ряшкин встретил гостей, стоя на высоком крыльце под резной кровлей и с такими же резными балясинами и, казалось, что давно поджидал их. Он был в безрукавке с песцовым мехом, надетой поверх синей рубахи-косоворотки и в широких штанах тёмного сукна, заправленных в яловые сапоги с напуском поверх голенищ.
– Милости просим, гости дорогие. Давно поджидаю тебя, Степан Лукич, – протягивая руку своему приказчику, заговорил Артемий Иваныч.
– Дорога ныне трудна была, вот и запоздались. Ты уж, Артемий Иваныч, не серчай.
– Да ясно, что не по зимнему ходу шли. Понимаю ведь. Однако беспокоился. Как же без этого… А это кто с тобой? Что за молодец? – кивнул Ряшкин на стоявшего позади Шергина Ивана Кускова.
– А это будет земляк твой, Артемий Иваныч. Из самой
твоей родной Тотьмы.– Да ну? – удивился Ряшкин. – И чей же ты будешь?
– Иван Александров сын Кусков, – ответствовал хозяину дома молодой земляк.
– Он звания мещанского, – добавил Шергин, – но к нашей коммерческой части тяготение имеет.
– Знавал, знавал я в Тотьме Кусковых, известный род, – сказал Артемий Иваныч и протянул Ивану руку. – Ну, а чего мы тут стоим-то? Милости прошу в мой дом, там и поговорим обо всём, потолкуем.
Через сени с широкими светлыми половицами все прошли сразу в большую половину дома, где был уже накрыт стол с парящим самоваром и стоявшим на верхней конфорке фарфоровым расписным чайником.
У стола хлопотала хозяйка и, увидев входивших гостей, поклонилась им:
– Милости просим. Проходите, гости дорогие.
– Благодарствуем, Марья Егоровна, – поклонился в ответ Степан Лукич. – Как поживаешь? Здорова ли?
– Да пока Бог милует. С помощью Божией живы-здоровы.
– Ну и слава Богу за всё, – сказал Шергин и первым стал креститься на висевшие в красном углу иконы. Все тоже перекрестились, а Артемий Иваныч, прочитав неспешно «Отче наш», пригласил гостей за стол, а когда выпили по стопке крепкой домашней настойки за удачный торговый вояж и сегодняшнюю встречу, то заговорил первым.
– Ну, и как там ныне в Устюге Великом ярмарка? Удалась ли? Много ли торговых гостей приезжало, Степан Лукич?
– Люда торгового нынче много было, Артемий Иваныч. Ведь в это время туда ходить из ближних краёв легче лёгкого. Мои земляки- архангелогородцы по Северной Двине, вологжане по Сухоне, костромичи, ярославцы и галичане, да с Вятки купцы по своим рекам, волокам и дорогам. А про Тотьму и ближние города да деревни так и говорить нечего.
– С товаром нашим как управился?
– А всё добро сделал, Артемий Иваныч… Своим землякам бруски и точила продал, да чай китайский, а у них взял гужей моржовых, слюду оконничную, хмеля кипы. Потом у вологжан да галичан бечевы судовые взял, кипы льна, сети неводные, овчины, мыло, да мелочь разную… Всё это мне вот Иван помог сговорить и сторговать. Как завтра товар уложим, я тебе записи отдам.
Хоть и ходила в народе поговорка, что «прикащик – рубль в ящик, а пятак за сапог», Артемий Иваныч своему приказчику доверял, а Степан Лукич давно уже своего дела не имел.
– А ендову привёз? – спросил Ряшкин.
– А то как же, Артемий Иваныч. Заказ я твой исполнил. Хороша ендова: широкая, медная с рыльцем… Думаю, что тебе любо будет квас да пиво пить… А вот гвоздей судовых взять пришлось только тысячу штук – везти тяжело. Но я заказал у кузнецов тамошних в Устюге еще четыре тысячи. К зимней пушной ярмарке обещали сделать.
– Добро, коли так, – сказал довольный докладом своего приказчика хозяин. – А на пушную ярмарку в Устюг я, может, и сам соберусь. Да и в Тотьме побывать охота. Как там она? Чем люди занимаются? – спросил Кускова Ряшкин.