Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Калигула или После нас хоть потоп
Шрифт:

– Бояться нечего, господин, раз за нами стоит X.

Подает эдилу кошель:

– Приятный звон? Не так ли? Позволь подарить тебе это!

Эдил в негодовании делает руками отрицательный жест. Одна рука отвергает, другая, однако, берет и прячет под тогу золото.

Публика подняла оглушительный рев. Спорщики не могли угомониться:

"Видал? Я выиграл! Гони монету!" А другие: "Воры они все! Все!"

Префект напустился на претора:

– Что это такое? Высокопоставленное лицо берет взятки? Прекратить! В порошок стереть! В тюрьму!

Претор усмехнулся:

– Не шуми. Эдил ведь

и на самом деле этим занимается. И потом – здесь нет ничего против императора. И против властей…

Так они торговались, а представление между тем продолжалось.

В пекарню вошел покупатель. Одет в залатанный хитон. Походка неуверенная, движения скованные, голос почтительный. Воплощение робости, хотя роста немаленького.

"Фабий! Фабий!" Хлопки.

– Мне бы хлеба, господин, но только очень прошу – хорошо пропеченного.

– Вот тебе!

Тот взял и не понюхал, не взвесил. Простофиля.

– Если позволишь, в долг…

– Ладно. Я тебя знаю…

Ушел. Пришли другие покупатели. Поумнее.

– Он черствый. Как камень.

Эдил заступился за пекаря:

– Ничего ты не понимаешь. Это для зубов полезно.

Покупатель уходит. Приходит новый.

– Это не хлеб, а кисель. Чуть не течет…

Эдил смеется:

– Безумец! Я еще понимаю, когда жалуются, что черствый. А тут? Зато челюсть не свернешь!

Следующий покупатель:

– Он слишком легкий. Легче, чем должен быть…

Эдил замахал руками.

– Сумасшедшие. То недопеченный. То горелый. То мягкий. То черствый. То легче. То тяжелее… Чепуху мелете. Хороший хлеб, и все тут!

Выгоняет всех. Пекарь потирает руки. Эдил уходит, на сцене появляются члены коллегии пекарей. Они одеты лучше, чем в начале представления. Все в белом, словно в тогах. Пекарские колпаки исчезли, волосы причесаны, как у благородных господ.

Зрители замерли. Боги! Это не пекари. Это сенаторы!

– Сенаторы!

– Что я говорил? Тут аллегория. Безобразие! Прекратить! – заорал префект.

Претор заколебался, нахмурился.

А действие низвергалось водопадом.

– Он взятку принял? Принял?

– Принял!

Пекари развеселились:

– Давай. Пеки. Продавай. Бери. Живи. Жить – иметь. Иметь – жить.

Слава тебе, прибыль, откуда бы ты ни пришла!

Пекари ушли со сцены под громкие звуки музыки.

Народ ревел. Все начали понимать. Поняли и вигилы, эх, не одна потеха будет, будет и работа!

Обиженные и оскорбленные сенаторы покидали театр. Обеспокоенный претор оглядывался на когорту преторианцев. Префект злобно постукивал кулаком по барьеру ложи.

Но несколько человек благосклонно отнеслись к представлению. Друзилла по-детски смеялась и восклицала: "Давай. Пеки. Продавай. Бери". Валерия была невозмутима. Луций издали следил за ней и не уходил.

По лицу сенатора Сенеки скользнула легкая улыбка. Кто бы мог подумать!

Фабий, который играл последние роли в его трагедиях, сам теперь пишет пьесы? В этом фарсе много от жизни. По сравнению с ним трагедии Сенеки – просто холодные аллегории.

Правда, пьеса несколько вульгарна, она для толпы, а не для образованных людей, размышлял философ. И все-таки Фабий молодец. У него ость юмор и смелость. Сенека даже завидовал Фабию, сам он на такое не способен. А проделка с Авиолой! Сенека уверен, что это дело рук Фабия, хотя

его и отпустили после допроса, так как было доказано его алиби. философу было интересно, чем кончится пьеса. Смелые намеки на сенаторов слегка испугали его. Заметил он и взгляд, который претор бросил на когорту преторианцев.

Сенека хорошо знал свою силу. Он выпрямился, когда претор вопросительно посмотрел на него и демонстративно захлопал.

Претор молча указал разозленному префекту на философа:

– Сенека доволен.

На сцену выскочила женщина. Она тащила за собой покупателя – Фабия и эдила. Ей это ничего не стоило. Она была похожа на здоровенную кобылу, этакая гора мяса. За ними одураченные покупатели. Волюмния вырвала из рук мужа – Фабия – хлеб.

– И это хлеб? Где тут пекарь?

Голос с верхних рядов.

– Заткни ему этим глотку, пусть подавится! Пусть знает, что нам приходится жрать!

– Где пекарь? – визжала Волюмния.

Пекарь спрятался за бочкой и пропищал оттуда:

– Но ведь эдилу хлеб понравился!

Она повернулась к эдилу:

– Это же навоз! Понюхай! Съешь! Кусай! – Она совала хлеб ему в рот.

– Грызи! Жри!

Эдил отчаянно сопротивлялся, ругался и угрожал:

– Я тебя засажу, дерзкая баба, наплачешься!

– Ты? Ах ты, трясогузка, пачкун никчемный, да окажись ты у меня в постели, от тебя мокрого места не останется!

И, подняв хлеб в руке, заорала:

– Это мусор! Дерьмо! Пле-сень!

– Плесень! – повторили за ней обозленные покупатели. Эдил попробовал оправдаться:

– Безумцы! Плесень от болезней хороша! От чумы, от холеры.

Обманутые покупатели бушевали в пекарне. Пекарь убежал. Ученики и подмастерья присоединились к покупателям, набросились на эдила и общими силами сунули его головой в полную грязи бочку. Из бочки только ноги торчали, эдил сначала сучил и дергал ногами, потом затих.

Весь театр ревел и гоготал. Фабий сбросил свой пестрый центункул и в грязной, дырявой, заплатанной тунике, обычной одежде римских бедняков, вышел на край сцены к публике. Показывая на торчащие из бочки эдиловы ноги, он произнес:

Мне жалость застилает взгляд.Один уже, как говорят,Дух испустил…Но он ли главныйВиновник бед?А как же славный,Тот продувной богатый сброд,Что род от Ромула ведетИ тем не менее умелоОдно лишьМожет делать дело –Нас обирать?! Не он ли тутИ главный вор,И главный плут?..
Поделиться с друзьями: