Калигула или После нас хоть потоп
Шрифт:
Позади Макрона стоял бронзовый Тиберий. Его прекрасное лицо было молодым, нестареющим. Гатерий благоговейно взглянул на статую водянистыми глазами.
– Моя любовь и преданность нашему…
– …дорогому императору всем известна, – грубо прервал его Макрон.
– Знаю. К делу, мой дорогой. У меня мало времени.
– Прости, благороднейший. Я, – Гатерий говорил прерывисто, – руководимый чувством преданности… мне удалось… то есть я хочу сказать, я случайно раскрыл… о боги, какая низкая жестокость… прости, что я так нескладно…
– И правда нескладно. Чепуху несешь, дорогой Гатерий. На кого ты хочешь донести?
– Донести!
– На кого ты хочешь донести? – проворчал Макрон.
Гатерий выпрямился в кресле, поклонился в пятый раз, голос его звучал торжественно:
– На Сервия Геминия Куриона. Он готовит заговор против императора.
Гатерий умолк. Макрон прикрыл глаза под косматыми бровями. Он злился на Гатерия за то, что тот помешал его разговору с Эннией, когда та уже почти согласилась последовать его плану. Но донос на Куриона – дело немалое.
Макрон живо помнил, как Тиберий всыпал ему за Аррунция. А впрочем, не умнее ли развязать руки заговорщикам, чтобы они старика… Нет. В таких делах лучше всего полагаться на самого себя. Курион. И его мятежные друзья Ульпий, Пизон… Подходящий ли теперь момент, чтобы вмешаться и растревожить осиное гнездо? Зачем в решительную минуту вооружать против себя приверженцев Куриона?
Он обдумывал дело медленно, но тщательно.
Макрон решил: он прикажет следить за Сервием Курионом и его друзьями, чтобы знать о каждом их шаге. Потом всегда можно будет либо принять решительные меры. либо затягивать расследование до бесконечности, в зависимости от того, какая сложится обстановка. Человек, в руках которого власть, применяет законы, руководствуясь собственными нуждами.
Он стрельнул глазами в Гатерия. Сухо осведомился:
– Доказательства?
Залитые жиром глаза Гатерия испуганно забегали. Что же это? Всемогущий пособник императора принял его донос совсем не так, как раньше. Властным, грубым и невоспитанным он был всегда, но при каждом новом имени у него начинали сверкать глаза, иногда он даже потирал руки. А сегодня остался холоден. Я сделал промах? Может быть, даже навредил себе? А если есть что-то в слухах насчет Луция Куриона и дочери этого… Так, отступать поздно. Что сделано, то сделано. Пойти к императору? Напрасный труд. Он меня не примет. Говорят, я ему противен. А кроме того, меня к нему не пустит эта куча навозная.
Он тихо начал:
– Мой вольноотпущенник…
Макрон с ухмылкой прервал его:
– Персии, твой обычный свидетель, да?
– Да, – неуверенно продолжал Гатерий, – слышал от раба Сервия о тайных собраниях некоторых сенаторов у Куриона…
– Каких сенаторов?
– Он не запомнил. Он только слышал…
Макрон вскочил:
– Слышал, слышал, а даже не знает что. Болтовня! Может, они собирались в кости поиграть, а игра в кости запрещена. Тебе же все заговоры мерещатся. Денежки понадобились, а, сенатор?
Гатерий был ошеломлен. Чего бы он ни дал, чтобы оказаться теперь в сотнях стадий [46] от этого грубияна. Он открыл было рот, но не успел произнести ни звука. Макрон бушевал и топал ногами по мраморному полу:
– Хватит с меня твоих доносов, милейший. У любого слова есть лицо и изнанка. А изнанка твоих слов так и прет наружу. Мало тебе, что ли?
– Иначе
ты принимал меня прежде, Макрон, – оскорбленно выпрямился толстяк: дышал он хрипло. – Закон об оскорблении величества…46
Стадия – мера длины, равная 200 м.
– Ладно, – быстро сказал Макрон, поняв, что зашел слишком далеко. – Ты сам видел что-нибудь? Слышал?
Гатерий начал:
– Во время собрания сената, когда ты увенчал сына Куриона, я видел, как Сервий Курион хмуро слушал императорские похвалы твоей особе, которые содержались в письме…
А, вот ты куда! Чтобы я оскорбился. Нет, не выйдет. И Макрон насмешливо сказал:
– Откуда ты знаешь? Может, у него тогда живот болел. Твой вольноотпущенник от кого-то что-то слышал, тебе кажется, что ты видел что-то. Слабое доказательство. Еще раз говорю тебе: мне всегда нужны настоящие доказательства!
Макрон слегка поклонился:
– Спасибо, Гатерий, да хранят тебя боги. – И крикнул вслед уходящему:
– Вечером увидимся на обеде. Калигула ждет тебя. Приходи обязательно!
Гатерий вышел от Макрона напуганный и обеспокоенный. Почему это Калигула меня ждет? Он вспомнил неприятную историю в лупанаре. Вздрогнул.
У выхода на мозаичном полу была изображена оскалившаяся собака, надпись гласила: "Cave, canem!" [47] Гатерий осторожно перешагнул через собаку и потащился к своей лектике.
47
Осторожно, собака! (лат.).
Макрон некоторое время разглядывал прекрасную мраморную спину Венеры, казалось, он о чем-то размышлял, но о чем – непопятно.
Он позвал управляющего:
– Приведи Марцелла!
Тихое покашливание.
Макрон обрадовался:
– Марцелл, возьми пятьдесят человек. Вы будете тайно следить за дворцом Куриона на Авентине. Ты отвечаешь мне за то, чтоб без твоего ведома туда мышь не проскользнула! Про каждого приходящего и уходящего сразу сообщай. И быстро!
Занавес упал, но вдруг опять отодвинулся. Управляющий заглянул внутрь:
– Господин, тебя ждет тут трибун легиона "Августа" из Верхней Германии.
Макрон кивнул.
Вошел молодой вооруженный мужчина, поздоровался и подал Макрону запечатанный свиток.
Макрон хмуро читал. Потом спросил:
– Как начался бунт?
– Солдаты подняли ропот из-за плохой пищи и тяжелой службы. Когда было получено известие, что срок службы будет продлен, так как возросла опасность варварских набегов из-за Рейна, четыре когорты взбунтовались.
– Что предпринял легат?
– Приказал схватить шестнадцать зачинщиков мятежа. С остальными легат ведет переговоры и ждет твоих приказаний.
Макрон немного подумал, потом велел принести письменные принадлежности.
Написал, запечатал послание. На всякий случай повторил приказ трибуну:
– Передай легату, пусть зачинщиков немедленно обезглавят, другим острастка будет. А перед солдатами пусть выступит и намекнет им, что если они будут служить сверх срока – а они будут, дорогой, – то вскорости получат много золотых.