Калигула

Чтобы поддержать мужскую силу императора, личный врач варил для него любовные зелья, которые, правда, хотя и оказывали нужное действие, но медленно отравляли кровь. Его лицо было покрыто сыпью, а тело — беспрестанно сочащимися гнойниками. Самого императора это нисколько не волновало. Тиберий хотел заглушить страх смерти, а для этого нужна была молодость, наслаждение играми, в которых он уже не мог принимать участия.

С любопытством ожидал Тиберий «новую партию». Это были молодые красивые юноши и девушки, которых его шпионы разыскивали в окрестностях и под разными предлогами забирали у родителей, рассказывая, что император якобы ищет новых слуг, что служить ему и жить на его вилле — большая честь. Но со временем люди стали подозрительными, поскольку их дети бесследно пропадали, не присылали о себе никаких вестей, а о некоторых даже сообщали, что те погибли в результате несчастного случая. Визиты на Капри были строжайше запрещены, и тех, кто тайно пытался пробраться на остров, охрана тут же убивала на месте.

Императора такие пустяки не волновали. Если даже десятки человек из этой безликой, безымянной массы за стенами его дома перестанут существовать, ему до этого дела не было.

Критон, бывший раб из Греции, которому была дарована свобода, немой, слепо преданный Тиберию атлет, беззвучно зашел в библиотеку. Император вопросительно на него посмотрел, и Критон кивнул, ухмыляясь. Он сделал несколько жестов, пытаясь что-то объяснить, но Тиберий нетерпеливо отмахнулся. Немой помог ему подняться из кресла и скрылся за дверью. Сутулясь и немного прихрамывая, император вышел из комнаты и резким движением руки приказал удалиться слугам, которые хотели к нему приблизиться. Он делал все молча, избегая лишних слов; долгие разговоры велись только в кругу друзей. Критон следовал за своим господином на небольшом расстоянии, чтобы в любой момент оказаться рядом, если тот оступится или кто-нибудь осмелится приблизиться к нему без разрешения.

Узкая лестница вела в нижнюю часть просторного здания виллы, где к личной ванной комнате императора примыкали тайные помещения. Сюда можно было попасть через один-единственный, днем и ночью охраняемый проход. В самом большом из этих помещений повсюду лежали обтянутые мехом подушки, а в глубине располагалась темная ниша с удобным креслом, в которое и опустился Тиберий. Путь утомил его, дыхание сбилось, и он почувствовал приступ сильного головокружения. Император велел подать кубок с горячим вином, который жадно осушил и сразу же приказал наполнить вновь. Он хлопнул в ладоши.

Ввели двух девушек и двух юношей в возрасте между четырнадцатью и шестнадцатью годами, одетых в туники длиной до колен. Они выглядели перепуганными и жались друг к другу, как овцы, которых ведут на заклание.

— Что такое? — прокричал император из своей темной ниши. — Вы здесь не для того, чтобы вас пытали или убивали, а для своего и моего удовольствия. Уж будьте любезны, улыбнитесь — я хочу видеть веселые лица!

Или они его не поняли, или были слишком напуганы, чтобы заставить себя улыбаться, — во всяком случае, они со страхом смотрели в том направлении, откуда доносился хриплый голос. Один из охранников замахнулся плетью, и она заплясала по голым икрам молодых людей. Раздались крики, и тут же последовал приказ императора:

— Оставьте! Для этого еще будет время. А сейчас приведите сюда мою гвардию.

Тиберий имел в виду группу юношей и девушек, специально обученных всем видам развратных игр. Их выдрессировали до такой степени, что они тупо и без промедления подчинялись любому приказу. Когда он не мог больше выносить их глупые похотливые лица, их тут же меняли. Чтобы слухи не просочились за пределы дворца, немые рабы отводили их в скалы и сбрасывали вниз, где уже были подготовлены костры для сжигания тел. Пепел высыпали в море. Но мысли об этом не занимали Тиберия, он рассматривал таких людей только как игрушки, призванные удовлетворять его прихоти: когда они становились негодными, их попросту выбрасывали.

Четверо голых «гвардейцев» — двое юношей и две девушки — сразу же принялись за новеньких. Парни схватили отбивающихся девушек и грубо швырнули на разложенные вокруг подушки, сорвали с них одежду и, силой раздвинув их бедра, изнасиловали со стонами и грязными, непристойными выкриками — как любил император.

— Теперь парней! Давайте, девочки, покажите, что вы умеете! — подбодрил Тиберий.

Его обезображенное чирьями лицо расплылось в циничной улыбке. Поскольку женщине почти невозможно изнасиловать мужчину против его воли, проститутки императора использовали другие методы. Они прижимались к юношам, целовали и гладили их, пытаясь умелыми прикосновениями пробудить в них желание.

— Оседлайте этих упрямых жеребцов! Давайте, сильнее!

Девушки уложили молодых людей на подушки и, усевшись верхом, с криками покачивались вверх и вниз, чтобы угодить императору. Они прекрасно знали, что за его немилостью последует жестокая расправа.

Тиберий опрокидывал один кубок за другим, но сегодня он никак не мог взбодриться. Его старый вялый фаллос не шелохнулся, и у императора скоро отпала охота в играх. Он покинул комнату в мрачном расположении духа и велел позвать Тразиллия. Тяжелым от выпитого вина голосом он приказал:

— Выпей со мной, мой ученый друг, и объясни, почему жизнь так отвратительна. Не успеешь родиться, как за твоей спиной уже появилась тень смерти, а когда умрешь, никто не ответит на вопрос, зачем жил, — и прежде всего ты сам.

Тразиллий успокаивающе поднял руки.

— Это верно для других, господин, но не для тебя. Ты продолжаешь дело божественного Августа умело и энергично, поэтому смог сохранить мир и благосостояние в империи.

— Мир и благосостояние… — пробормотал Тиберий. — Да-да, это верно. А где благодарность? Трижды проклятый сенат затевает заговоры за моей спиной, а о Сеяне — единственном человеке, которому я так доверял, мне сообщают в последнее время такое! Но я не хочу наводить на тебя скуку политикой, ученый знаток звезд. Ты никогда меня не разочаровывал, никогда не обманывал. Только скажи мне одно… скажи мне… скажи…

Император провел рукой по своему лицу, как будто хотел что-то смахнуть, и уснул.

«Хвала Юпитеру! — прошептал про себя Тразиллий. — Всегда, когда Тиберий хочет знать правду, меня охватывает ужас…»

Из разговора с Сеяном Калигула сделал правильные выводы. Для префекта он был лишь пешкой, которой тот воспользуется в своих целях, а затем устранит, когда она станет бесполезной или неудобной в его игре. Калигула, наделенный острым умом, видел своего «соратника» насквозь. И он принял единственно правильное решение, вернувшись в дом Ливии только для того, чтобы попрощаться.

Через несколько часов Гай Юлий вместе с телохранителем отплыл на Капри. Тиберий принял Калигулу удивительно тепло, потому что не мог поверить в то, что его доверенные лица рассказывали о Сеяне, и постоянно требовал новых сообщений.

— Гай! Ты появился как раз вовремя. Кажется, у Сеяна в Риме остались одни враги. Я знаю, что префект тщеславен, но в то, что он желает получить мой трон, не хочу верить. Я хочу услышать твое мнение.

— Приветствую тебя, император! Я искренне рад встретить тебя бодрым и здоровым.

Тиберий сразу заподозрил неладное.

— Почему же? Ты думал, что увидишь меня на смертном одре?

— Не совсем так, но в Риме ходят слухи…

— Слухи? Какие слухи? Скажи мне правду, Гай, я приказываю тебе!

— Клянусь всеми мужами нашей семьи и всеми богами, я могу сказать тебе только правду, которую знаю. Так, как я сейчас сижу напротив тебя, два дня назад я сидел напротив Сеяна. О нашем разговоре я хотел бы тебе рассказать.

— Кажется, префект рассчитывает на то, что ты недолго проживешь, и видит себя будущим регентом при твоем несовершеннолетнем внуке Тиберии Цезаре. Он действует в Риме как диктатор и раздает приказы от твоего имени. Знаешь ли ты, что он тайно помолвлен с Юлией? Когда ты умрешь, он хочет жениться на твоей внучке и с помощью своих преторианцев занять трон. Правда, он не сказал мне этого прямо в лицо, но и не дал повода сомневаться в своих намерениях.