Калигула

Друзилла с улыбкой кивнула, будто Калигула сделал ей комплимент.

— Хорошая мысль, — ответила она громко.

К Калигуле подошел его личный секретарь:

— Император, ты должен удостоить некоторых гостей аудиенции. Патриции хотят говорить с тобой, как это было при божественном Августе…

— Не сейчас! — оборвал его император. — Впрочем, ты, конечно, прав. Проси это стадо баранов.

Друзилла обменялась с братом веселым взглядом, в то время как лицо Агриппины приняло властное, отсутствующее выражение.

Ливилла, средняя сестра, до сих пор не принимала участия в разговоре. Она следовала учению стоиков и к необходимости выносить нелюбимого супруга относилась равнодушно. Она не хотела видеть его своим мужем, он ее — своей женой, они просто жили под одной крышей, но каждый в своем мире. Ливилла обратилась к литературе и систематически пополняла свою библиотеку новыми произведениями греческих и римских авторов. С тех пор как Калигула вернул сестре отнятое Тиберием состояние, она располагала для этого достаточными средствами. С особым интересом следила Ливилла за сочинениями Луция Аннея Сенеки, чьи обработки греческих драм ценила не меньше, чем его философские труды, проникнутые духом Зенона, которого Аристотель считал основателем диалектики как искусства постижения истины в споре или при истолковании противоположных мнений. Марк Виниций часто повторял, что ему повезло с женой, поскольку Ливилла брала в постель только книги, а не любовников.

В то время как император милостиво одаривал вниманием гостей, довольно часто отпуская едкие замечания по поводу слишком низко согнутых спин, взгляд Ливиллы искал поэта Сенеку, который, насколько она знала, тоже был приглашен.

— Достаточно! — сказал Калигула. — Я не хочу больше никого принимать. Возможно, в другой раз.

Он бросил взгляд на Друзиллу.

— Нам надо уединиться, дорогая сестра, для семейного разговора.

Он произнес это так многозначительно, что Агриппина сморщила лоб и собралась что-то сказать, но ее опередила Ливилла.

— Может, ты пригласишь Сенеку, поэта? Я знакома с его сочинениями и хочу на него посмотреть поближе.

— Смотрите-ка, у нашей Ливиллы есть голос! Я уж решил, что ты немая.

Насмешка брата не произвела на Ливиллу никакого впечатления.

— Так что?

Калигула решил не отказывать ей и приказал подозвать поэта. Сенека, казалось, колебался, но потом все-таки встал, тщательно вымыл руки в поднесенной ему миске с водой и медленно направился к подиуму.

— Приветствую тебя, император!

— И я приветствую тебя, Луций Сенека! Не я хотел видеть тебя и говорить с тобой, потому что знаю равнодушие поэтов к государственной власти. Это было желанием моей сестры Ливиллы.

Сенека наклонился к ней и произнес:

— Что было бы с поэзией, если бы не женщины, которые со страстью изучают наши произведения, пока их мужья занимаются более прозаичными делами?

Ливилла рассмеялась:

— Звучит высокопарно, Сенека, но это правда. Я знаю каждую твою строчку и не хочу упустить ни одной новой. Пусть боги пошлют тебе долгую жизнь, чтобы ты мог писать для нас.

— Хорошего не может быть много! — вставил Калигула.

— Не могу не согласиться с императором. Лучше создать мало хорошего, чем много плохого или среднего.

— И я знаком с некоторыми твоими сочинениями. Драмы впечатляют и полны огня — пусть ты и позаимствовал сюжеты у греков, но стихи — они как штукатурная смесь без извести.

Сенека, казалось, ничуть не обиделся. Он с любопытством поинтересовался:

— Как понимать эту метафору, император?

— Совсем просто. Я сравниваю стихотворение с домом, стены которого скреплены только штукатуркой. Она состоит из извести и песка. Если убрать известь, штукатурка перестанет держать стены и дом рухнет. Тогда останется только куча отдельных камней — или слов, если говорить о стихах.

— Потрясающее сравнение! Большое спасибо за замечание, впредь я буду стараться добавлять больше извести.

При этом Сенека посмотрел на Ливиллу и почувствовал тепло, излучаемое ее тихой, сдержанной красотой.

— Я буду посылать тебе свои новые сочинения с посвящением, благородная Ливилла.

— Буду счастливой получать их.

Калигула зло рассмеялся:

— Во имя всех муз! Как легко поэту сделать кого-либо счастливым! Императору приходится стараться больше.

Он посмотрел на Друзиллу, и в его холодных глазах вспыхнул совсем не братский огонь.

Префект преторианцев Суторий Макрон чувствовал себя обманутым: он не получил вознаграждения за свою преданность. Ведь это он в решающий момент задушил умирающего Тиберия подушкой. С того дня как Калигула поднялся на императорский трон, его отношение к Макрону стало надменно-снисходительным, и он ни разу даже не намекнул, когда же тот будет вознагражден.

Не меньше была разочарована и жена Макрона Невия. Калигула дал ей понять, что сейчас их отношения следует прекратить. Как император, он должен заботиться о своей чести, потому что народ предъявляет высокие требования к первому человеку в империи. В остальном же ей надо подождать — их планы просто немного отодвинулись. Но тщеславная Невия не могла удовлетвориться этим неопределенным обещанием. Если раньше она настраивала мужа против Тиберия и уговаривала перейти на сторону Калигулы, то теперь пыталась внушить ему обратное.

— Теперь, когда Калигула достиг чего хотел, он нарушает слово, данное тебе. Ты остался тем же, что и при Тиберии, — просто префектом. С той разницей, что Тиберия ненавидели, а Калигулу обожествляют. И ты, Макрон, оказался в тени, твое влияние теряет силу; скоро император заменит тебя на более молодого.

— Я не верю, что так может быть… — неуверенно ответил Макрон, но в душе понимал, что жена права.

Однако что ему было делать? Калигулу обожали, и он сидел на троне так уверенно, как когда-то божественный Август. В ушах Макрона между тем звучало обещание Гая Юлия: «Когда я окажусь на троне, ты сможешь занять любую должность — сенатора, консула, наместника, какую захочешь».

Макрон выждал еще немного, а потом воспользовался временем, когда Калигула пребывал в добром расположении духа, и обратился к нему:

— Я ничего не требую, император, не хочу ни на чем настаивать, но осмелюсь напомнить, какие перспективы ты когда-то открыл передо мной.

Неподвижные глаза Калигулы смотрели мимо Макрона, но он ответил:

— Я ничего не забыл, Макрон, но все же благодарю, что ты завел об этом разговор. Бремя моей должности оставляет мне мало времени. Значит, я обещал тебе любую должность на выбор: сенатора, консула или наместника. Ты верно служил мне, Макрон, поэтому я хочу доверить тебе высокий пост. Я назначаю тебя наместником в Египет.

Макрон склонил голову, пробормотал слова благодарности и не знал, радоваться ему или злиться. Должность наместника в римских провинциях подразумевала почет, уважение и богатство. Проконсул мог действовать в своих владениях по собственному усмотрению и был обязан сенату только определенным налоговым доходом. Но было и исключение под названием «Египет». Эта провинция, как житница Римской империи, играла особую роль и находилась непосредственно в подчинении императора, поэтому наместник был обязан придерживаться строгих директив, да и назывался он не наместником, а префектом. К тому же должность эта была небезопасна, так как в Александрии постоянно случались мятежи и трем расположенным там легионам довольно часто приходилось наводить порядок.