Калинин
Шрифт:
— Ну, а литературу привез?
Они долго еще разговаривали в этот день. Шотман рассказал, что на совещании особенно много говорилось о сочетании нелегальной и легальной работы, о необходимости шире развивать революционную активность масс. Особо Ленин подчеркнул значение массовых стачек и демонстраций. Шотман показал принятое на совещании обращение ЦК к партийным организациям. Калинин прочитал вслух простой и ясный призыв:
— «Самое трудное время позади, товарищи! Наступают новые времена. Надвигаются величайшей важности события, которые решают судьбу нашей родины.
За работу же!»
…Все важные партийные дела обсуждались обычно в узком кругу: Шотман,
Как снег на голову обрушился арест Правдина. В тревожном волнении потекли дни, недели. «За что, чем он разоблачил себя?..»
Правдина скоро освободили, и он рассказал друзьям, что полиции известна его принадлежность к ЦК, хотя доказательств у нее никаких нет. Только благодаря этому удалось выкрутиться. Но откуда у полиции такие точные сведения? Уж не появился ли среди них провокатор?
Атмосферу разрядил Петровский.
— Провокатор либо я, либо Малиновский — больше некому.
И такой абсурдной показалась эта мысль, что все рассмеялись и разошлись с легким сердцем.
Григорий Иванович и не подозревал, насколько его шутка была близка к истине. Трудно было представить, что Роман Малиновский — старый агент охранки, опытный и коварный провокатор.
В августе 1914 года Россия вступила в войну — эту первую огромную мировую мясорубку, войну бессмысленную, не нужную никому, кроме кучки империалистов.
Война началась для России слезами и воплями женщин, посуровевшими лицами мужчин, истерическими застольными тостами либералов, лицемерными словами царского манифеста: «В грозный час испытания да будут забыты все внутренние распри… и да отразит Россия дерзкий натиск врага».
Газеты пестрели ура-патриотическими лозунгами, призывавшими к защите отечества. В угаре «патриотизма» вожди II Интернационала забыли о своих интернационалистских клятвах и подвывали буржуазным подголоскам, требовавшим войны до победного конца во что бы то ни стало.
В день объявления мобилизации айвазовцы стихийно собрались на митинг. Над гудящей толпой вскинулась худощавая фигура Калинина:
— Товарищи!
…Каждое его слово западало в душу. Каждый думал о том же, что говорил оратор, только не мог все это так складно выразить.
Действительно, кому нужна эта бойня? Народу? Нет! Значит, правительствам? Конечно! Тогда долой эти правительства, несущие народам смерть и страдания! Трудящимся, где бы они ни жили — в Германии, Австрии, Франции или России, — нечего делить. Они хотят хлеба и свободы. Они хотят мира. Не лучше ли поэтому повернуть штыки в сторону своих правительств и самим начать строить дружную семью пролетариев всех стран? Конечно, лучше! Тогда — долой войну!
Сотни мускулистых рук вскинулись кверху,
— Долой войну!
— Долой!..
Кто-то дребезжащим голосом запел!
Отречемся от старого мира, Отряхнем его прах с наших ног… И все подхватили: Нам не надо златого кумира, Ненавистен нам царский чертог…Никто не подавал команды строиться. Просто вышел вперед Калинин и направился к воротам. За ним потянулась колонна айвазовцев. Откуда-то появился фанерный плакат с лозунгом: «Долой
войну!»По Сампсониевокому проспекту айвазовцы двинулись к центру города. Навстречу вышли рабочие брезентовой фабрики. Обе колонны соединились. Могучая двухтысячная лавина! А с соседних улиц уже вливались новые потоки демонстрантов! с заводов «Новый Лесснер», Нобеля, фабрики Эриксона…
Выборгская сторона вышла на улицы, чтобы показать самодержцу и его прихвостням, что она остается верной своим классовым интересам, что ее не обмануть пышными фразами царского манифеста.
Калинин еще издали увидел возле «Нового Лесснера» наряд полиции. Но не отступать же! В громких возгласах негодования потонула команда жандармского офицера. Раздался нестройный залп…
Гневом взорвались тысячи глоток. Пушечными ядрами полетели в полицию булыжники, вывороченные тут же из мостовой.
Залп… Еще залп! Подхватив раненых, расходились в разные стороны рабочие. Расходились, чтобы собраться снова. И вот уже весь Сампсониевский проспект запружен народом. Почти пятнадцать тысяч человек!
Отряды конной полиции с шашками наголо безнадежно вязли в этом людском море.
…До позднего вечера бурлил и волновался рабочий Питер. Несколько десятков убитых и не одна сотня раненых — таков был итог этого кровавого дня.
На следующее утро, как обычно, Калинин явился на завод. Вечером собрал кружковцев — рабочих-большевиков, с которыми каждую неделю проводил занятия. Пришел кое-кто из меньшевиков.
И сразу начались споры. «Вот ваше большевистское вспышкопускательство до чего доводит! Вместо того чтоб забыть о распрях и встать на защиту родины, вы все демонстрируете!»
Калинин отвечал:
— Что вам на это сказать? У вас осталась только способность носить шлейф буржуазии. Посмотрите на германскую социал-демократию, во что она превратилась! Вы в ней увидите себя…
Чем больше горячились меньшевики, тем спокойнее становился Калинин. Он не знал еще решения ЦК по поводу войны, не слышал о решениях, принятых под руководством Ленина в далеком швейцарском Циммервальде, но революционным инстинктом чувствовал: именно так надо поступать.
На тему войны Калинин толковал и в другом своем кружке. Пятнадцать боевых, энергичных девчат — активных деятельниц профсоюза металлистов входили в этот кружок.
Вообще женщин на «Айвазе» было немало, и Михаил Иванович понимал, что от их активности во многом зависит судьба революционного дела. По его заданиям девчата занимались обследованием условий жизни рабочих, с тем чтобы наиболее нуждающимся оказать материальную помощь, помогали организовать систему страхования, провести выборы правления больничных касс. Женщины проводили сборы денег в фонд «Правды», возлекали все новых и новых подруг в профсоюз.
Авторитет Союза металлистов в глазах женщин значительно вырос после такого случая. Одна работница долгое время болела, а когда снова пришла на завод, мастер отказался ее принять. Женщины пришли к Михаилу Ивановичу посоветоваться, что делать. Калинин сказал:
— Передайте мастеру, что, если эта женщина не будет оставлена на работе, весь завод остановим.
Работницу, разумеется, оставили на работе. Мастер знал, что угроза Калинина не пустой звук…
Многие женщины в то время хотели вступить в профсоюз, но некоторых удерживала необходимость платить взносы. Зарплата женщин тогда была значительно меньше, чем зарплата мужчин, а взносы взимались одинаковые. Михаил Иванович поставил этот вопрос на заседании правления Союза металлистов и добился того, что для женщин членский взнос уменьшили наполовину.