Калинов мост

Привиделось, попыталась унять бешено колотящееся сердце Лада. Но успокоение не пришло. Не было покоя. Тихонько шлепая босыми ногами по линолеуму, она прошла на кухню. В дверях замерла, вздрогнула.

В дальнем углу шевелилась огромная живая нечеловеческая тень. Рука судорожно метнулась в сторону, пальцы ощупью нашли выключатель. Вспыхнуло. Лада сощурилась, глаза чуть не заболели от яркого света. Желтый, заливший кухню свет показался почему-то отвратительным. Она приоткрыла глаза. В углу никого не было. Да и теней не осталось.

Нервы ни к черту. Девушка вошла в кухню, плеснула в стакан воды из графина. В горле было сухо.

— Ку-ку, — шепнул кто-то в левое ухо.

Вода застряла в горле. Лада закашлялась, разбрызгивая недопитое во все стороны. Резко обернулось. Тень мелькнула где-то на краю зрения. Девушка дернулась в сторону, прижалась спиной к стене, оглядела кухню. Никого.

— Если хочешь увидеть с кем говоришь, выключи свет, — посоветовал вкрадчивый шепот.

— Я не хочу с тобой говорить, — выдохнула Лада.

— Говорить все равно придется, — хихикнуло в ухо. — Выключи свет.

Лада покорно оторвалась от стены и вышла в коридор, щелкнула переключателем. Когда вошла снова, все та же тень устроилась возле окна на табуретке. Гадкая, пугающая.

— Что тебе надо? Зачем ты здесь?

— Пришел напомнить про должок, — прошелестел голос. — Ты его нашла, он тебя любит, вы прожили с ним три года. Счастливо. Ребеночек вон. Я свою часть договора выполнил. Теперь твой черед долги отдавать.

Сердце сдавило болью.

— Нет, — покачала головой Лада, стараясь сохранить спокойствие. — Пока смерть не разлучит нас…

Тень затряслась, из темноты послышалось многоголосое хихиканье на разные лады. Возникло желание схватить что-нибудь тяжелое и зашвырнуть в это смеющееся нечто с размаху. Лада сдержалась, понимая, что подобный жест с ее стороны ничего не даст, кроме лишнего повода для веселья незваного гостя.

— Пока смерть не разлучит, говоришь? — отсмеявшись переспросил он. — Так это запросто. Это не сегодня — завтра. Его смерть вас и разлучит. Знаешь, где он сейчас?

— У него мужские дела, не мне, женщине, в них соваться.

— Горда, — усмехнулся голос. — А он по бабам ходит.

Лада задохнулась от злости. Глаза сверкнули в темноте яростно. От того, что бы все же швырнуть в тень чем-нибудь, хоть кружкой завалящей, удержалась, но чувств сдержать не смогла.

— Врешь, — выдохнула зло.

— Вру, — легко согласился гость. — Он на мосту, на Калиновом.

Девушка нахмурилась. Новая версия больше походила на правду, но тоже могла быть ложью. Когда говоришь с тем, кто сам ложь, ничему нельзя верить.

— Не веришь? — почувствовал ее настроение собеседник. — Напрасно. Новости смотрела? Крымский мост нынче Калинов. Только людишки об этом не знают. Они теперь вообще мало что знают. Так он там, благоверный твой. А знаешь, чем занимается?

Тень поднялась с табуретки. Лада молчала.

— Со мной борется. Он там борется со мной, а я у него дома болтаю с его женой. Смешно, правда?

Собеседник снова расхохотался, потом оборвал смех, и Лада почувствовала, как тьма смотрит на нее. Сперва со стороны тени, потом со всех сторон, а под конец и изнутри. Ощущение было жутким до истерики.

— Смешно, — серьезно повторил голос. — Чего не смеешься?

— Ха-ха-ха, — брезгливо ответила Лада.

— Гордая, — протянул голос. — А когда под каждого встречного-поперечного ложилась, где твоя гордость была?

Голос захихикал мерзенько, словно провоцируя.

— Это была не я, — Лада почувствовала, как сердце рвется стыдом и болью.

— Нет, это была ты. Вот убрали у тебя память, сунули твою душонку в новое тело, пихнули тело в новый мир и что? Душонка то гнилая оказалась. Выходит что? Вся твоя гордость, все что в тебе хорошего есть оно не от тебя вовсе, а от Милонега твоего. А ты — тьма.

— Врешь, — зашипела Лада. — Врешь, сволочь. Я мертвой была, в свету была. Нет в моей душе тьмы.

— А ты себе не врешь? — расхохоталась тень. — В душе твоей тьмы, может, и не было. Только душа твоя теперь во тьме. Моя душа. Сама в залог оставила. А теперь конец залогу. Попробуй, скажи, что я соврал. Даже самой тьме совесть не позволит меня во вранье теперь обвинить. А завтра Милонег твой на мост придет. И погибнет, потому что дурак. Потому что счастью своему личному маленькому химеры предпочитает. А тогда я позову, и ты придешь. Придешь, потому что за тобой должок. А долги надо отдавать.

Лада не выдержала и схватила стакан, собираясь швырнуть в тень. Но в кухне уже никого не было.

На едва гнущихся ногах она вернулась в комнату. Сын посапывал умиротворенно, хоть его кошмары не мучают ни во сне, ни наяву. И то слава богу.

Он там, возникло в голове, на мосту, борется. Не сегодня-завтра смерть вас разлучит. Его смерть. И конец залогу. Позовут и она придет, потому что должна. Лада рухнула на постель, уткнулась лицом в подушку и горько заплакала. Пальцы стискивали набитую пером тряпку, слезы текли тихие, беззвучные. Только душа орала.

— Милонег, — прошептала она. — Милонег.

И слезы с новой силой брызнули из глаз.

Глава седьмая Последний бой

Москва. 2022 год.

Спать не ложились, только Степе дали выспаться. На утро растолкали нещадно, как единственного, кто может крутить баранку, усадили за руль и поехали. Ехали втроем: Кот за старшего, Милонег, как знавший дорогу, и Степа. Последний просто потому, что без него далеко не уехали бы.

Дорога по утру была пустая. Даже автоинспекция, что готова была побираться кажется круглосуточно, в пять утра спала. Степа вышел на трассу, вдавил педаль в пол и полетел. Скорость раскатил такую, что любой гаишник принял бы проносящийся мимо внедорожник за утреннюю галлюцинацию. С другой стороны, на пустой дороге скорость и не чувствовалась.

За пятьсот километров от столицы дорога стала хуже. Потом Милонег велел свернуть и поехали уже вовсе по бездорожью. Ехать пришлось порядочно прежде чем из-за пролеска вынырнул дом, стоящий в чистом поле безо всяких заборов и с хлипким замком на дверях.