Калки. История одного воплощения. Часть четвертая
Шрифт:
– Даже так? – усмехнулся пушистик, чувствуя, как расслабляется: значит, опять она поймала его на своем любимом приеме, сказала о гибели и трагедии, чтобы он примчат в три ночи.
– Несомненно так! Я задумала вот что. Я сделаю очень большой фото-альбом, иллюстрирующий жизнь Кришны. Я знаю, как сделать так, чтобы любой человек, даже не слыхавший ни о Кришне, ни о Радхе, всё понял без единого слова. Описания не будет, о нет! Это не комикс! Только фотографии! Эта книга меня прославит как фотографа, как художника! Эту книгу все полюбят! Но мне нужны модели – люди необыкновенные. Мне нужен мальчик на роль самого Кришны.
– Господи,
– Конечно! Это неотлагательно!
– Ну… у тебя много знакомых мальчиков и…
– Нет, Женечка сладкий мой, ты не улавливаешь! Кришна должен быть необыкновенный. Все те, кого я знаю, не то. Изнутри него должен литься свет наивности и чистоты! Среди московских пацанят такого нет, это агрессоры. Ты должен помочь мне отыскать такого мальчика…
– Ну, знаешь… таких ни только в Москве, но и в провинции вряд ли… – хитрил Пирогов, сразу смекнув об Анании. – Это должен быть Маугли…
– Во! – восторженно подхватила Цветана. – Как раз мальчик-маугли… Найди такого обязательно! Ты сможешь, я знаю!
– Ну… знаешь, у таких мальчиков могут быть… так скажем причуды… Я, к примеру, знаю такого мальчика… вернее, недавно познакомился…
– Ты знаешь такого мальчика?! – даже вскочила на ноги она. – И молчишь?
– …его можно назвать Маугли, он вырос с мамой, больше не с кем не общался, но…
– Никаких но! – девушка толкнулся мужчину и тот упал на спину, и тут же Цветана села сверху как наездница; ее попа оказалась на его гульфике. – Ты должен познакомить нас!
– Всё-таки но есть, – глядел Евгений снизу-вверх, похлопывая ноги девочки. – И сказать я должен. Чтобы ты не смущалась…
– Что это за но?
– Ну… даже не знаю, как и рассказать…
– Рассказывай быстрее, интриган… а то… – она хитро посмотрела и вдруг, пристав, резко опустила попу на его хозяйства, мужчина застонал.
– Ох, негодница! Слезь, тогда расскажу…
– Ладно, слезаю. Раз вам, сеньор, не нравится секс с восемнадцатилетней девственницей…
– Хе-хе, секс, – кряхтел приподнимаясь… если честно, чтобы скрыть смущение; когда Цветана так шалила, у него случайно явилась непрошеная эрекция. С этой девочкой у него, кстати сказать, часто вставал, но как взрослый мужчина он не пугался, просто быстро старался переключится.
– Ну, говори, что не так с этим Маугли?
– Он хороший, добрый, и знаешь не глупый… Но… Когда его мама пришла ко мне, она предупредила, что с другими людьми он может неадекватно себя вести…
– Что значит неадекватно?
– Ну… при мне, когда мама его привела знакомится, он… приспустил свою брюки с трусами…
– Ого! И что? – Цветана имела ввиду «и что было дальше?».
– … и так он делает со всеми, – сказал Евгений.
– Показывает всем? (Пирогов кивнул). Он получается эксгибиционист, да? Ах, как это чудесно!
– Почему чудесно? – непонимающе взглянул на девушку мужчина.
– Я не разу не встречала таких людей! Видела ролики в инете, но в жизни никогда!
– Тебя это не смутит?
– Возможно, – лукаво улыбнулась Цветана. – А что он еще делал?
Евгений почувствовал, что от этого разговора снова волна прилила кровь вниз живота, и там снова жестко…
– Ну… догадайся, – уклонился он от ответа.
– Он дрочил? – её большие глаза стали больше. – Дрочил при тебе и маме? Ого! Это круто!
Он феноменален!– Какой есть, – усмехнулся мужчина.
– Пушистик, честно, я таким людям даже завидую. Я сама такая трусиха (сейчас Цветана рассмешила Евгения). Я даже наедине с собой ни разу не дрочила…
– Цветана, ты меня смущаешь, – укорил Пирогов. – Мы об этом ни разу не говорили и…
– Вот мы дураки! – перебила она. – О самом интересном и не говорили никогда! О, а давай…
– Цветик, давай не будем говорить… Иначе… иначе я не буду знакомить вас с Ананием…
– Ананий? Ничего себе! И у него имя чудесное. Будто онанист… А почему ты боишься говорить про онанизм? Ведь это, наверное, волшебно. Ты же этим занимаешься? Да? Ну, скажи, да?
– Цветана, я пойду… Уже пятый час ночи, а мне завтра… вернее сегодня на кафедру… Я послезавтра вас познакомлю.
– А почему не сегодня….
6
…Софья вышла из кабинета старшего следователя Сазонова с тяжелым сердцем. Ей показалось, что её заявление об изнасиловании и не восприняли серьёзно.
– Хорошо, пусть я не житель Москвы… – плакала она сидя еще напротив Сазонова. – Пусть я не запомнила лица и имена… но… но это же произошло в гостинице и… И можно же по камерам узнать, кто они… Я… я указала время…
– Скажите, Софья Павловна… вот сейчас мой помощник кое-какую информацию мне скинул, – Сазонов глядел в монитор компьютера. – В Осташкове вы три раза обращались в заявлением в полицию об изнасиловании, и все три дела так и не раскрыты. Как возможно такое?
– Я не понимаю вас! – зло посмотрела на полицейского женщина. – Вы не верите, что меня… какие-то ублюдки, а? Или во что вы не верите?
– Очень мало улик… Вы сами же… перед тем как прийти, смыли их, и выбросили простыни. Зачем? Если вас уже трижды насиловали, вы должны знать, что так делать нельзя. С чем работать эксперту?
– А что? По вашему я должна на себе их сперму терпеть, или на простынях?
– Мне просто кажется странным…
– Что? – вскрикнула на него Софья. – То, что на меня нападают насильники? Что вам кажется странным?
– Регулярность, – ответил следователь.
– Я написала заявление, и вы обязаны его принять!
– Это безусловно, – спокойно ответил он.
Софья села на скамейку возле здания полиции. Начало сентября; было по летнему тепло. Хотелось плакать… Хорошо, решила она, пусть всё так… Ананий был в школе искусств, ночь он провел там. Как он? Ему было строго наказано этой ночью не выходить из комнаты, дождаться утра, когда придет Пирогов. Евгений Григорьевич должен был решить, как быть дальше.
…в это время Пирогов созвал педсовет, на который пригласил полномочного представителя президента Павла Астахова.
– …вот такой необычный студент у нас будет учится, – заключил свою речь Пирогов. – Конечно же с ним будет работать наш психолог, но мы должны уже сейчас начать его обучать…
– Евгений Григорьевич, позвольте полюбопытствовать, – сказал седовласый с бородкой пожилой мужчина, преподаватель живописи Коровьев. – Как я понял, молодой человек обнажается и… скажем так, производит некоторые манипуляции со своим органом… Мы, педагоги, которые будут обучать его, будем свидетелями. Так? Если так, не станется ли, что на нас падет подозрение в… скажу прямо, в совращении?