Кальтер

Казнить не казнили, но и без наказания за эту выходку не оставили.

Стоило лишь Безликому представить у себя в руках знакомый «хеклер-кох», как правую ладонь тут же обожгла боль. Обожгла в буквальном смысле слова. Когда он взглянул на больное место, там красовался свежий ожог, как будто о его руку затушили сигару.

Намек был красноречивый. И все же Куприянов, стиснув зубы, повторил эксперимент. Только на сей раз поступил хитрее. И вместо оружия представил гаечный ключ. Увесистый - такой, которым можно откручивать гайки на «сорок два» и при случае орудовать как дубинкой.

Надзорная система, что один раз уже наказала Безликого, была не только умной, но и безжалостной. Она не нашла разницы между огнестрельным оружием и слесарным инструментом и тотчас прижгла ладонь повторно. С той же силой и в то же самое место.

Чувствуя себя дураком из анекдота, который два раза подряд обжегся о раскаленный утюг, Кальтер сунул руку под холодную струю воды. И понадеялся, что ожог заживет так же быстро, как полученные намедни побои.

Или не намедни? В действительности Куприянов понятия не имел, как долго он провалялся без сознания и куда «серые» его забросили.

– Забыла тебя предупредить, - сказала Медея после того, как освежившийся под душем сокамерник присоединился к ней на террасе.
– Не пытайся играть с местной системой жизнеобеспечения. Далеко не всякое твое желание она возьмется исполнять. А за кое-какие неподобающие мыслишки может больно отшлепать.

– Спасибо, учту на будущее.
– Кальтер потер обожженную ладонь. После чего оценил в полной мере открывшуюся ему панораму, при виде которой даже у него, старого циника, захватило дух.

Санаторий - назовем его так, - где держали Куприянова, располагался на вершине крутой горы. А она в свою очередь была частью гряды, тянущейся вдоль морского побережья. Справа и слева от Безликого высились скалистые кручи, а между ними и полосой прибоя раскинулся песчаный пляж. Широкий - километра полтора, - и совершенно безлюдный.

На море вплоть до горизонта тоже не наблюдалось судов, ни больших ни мелких. Зато вдалеке на пляже лежал на боку настоящий авианосец, изрядно потрепанный, ржавый и занесенный песком. Кальтер не разглядел на нем опознавательных знаков, но прикинул, что гиганта выбросило на берег очень давно - полвека назад или больше. А вот представить волну, что была на такое способна, являлось трудно. Но вряд ли она была выше гор, ведь в таком случае авианосец покоился бы на их склонах, а не вблизи от воды.

Сам санаторий рассмотреть не получилось - он был встроен прямо в гору. Она как будто обросла собой здание, чьи фрагменты - террасы, части стен с окнами, стеклянные галереи, - торчали из крутых склонов то здесь, то там. Тем не менее выглядело все это аккуратно и не портило ландшафт. Чего нельзя сказать об авианосце. Он своим видом откровенно нарушал пустынную идиллию. И навевал мрачные мысли о том, что погубившая его катастрофа может однажды повториться.

Маловероятно, что заметный на горизонте край далекой бури предвещал нечто подобное. Но сгустившиеся там черные тучи и полыхающие зарницы давали понять - шторм докатится до берега. И хоть санаторию это вряд ли грозило, все равно атмосферу наполняла тревога. А она в свою очередь напомнила Кальтеру о том, при каких обстоятельствах он сюда угодил. И о том, сколько у него на совести убитых «серых», которых ему наверняка припомнят.

– Где это мы?
– повторно спросил Безликий Медею, когда так и не опознал ржавый авианосец - единственное, что могло дать ему хоть какую-то подсказку.

– Хочешь верь, хочешь нет - сама не пойму, - призналась «серая».
– Прежде я здесь не была, а у нас таких баз полно. Чутье подсказывает, что нас зашвырнули на пару столетий вперед, на какой-то остров у западного побережья Африки. Но могу и ошибаться - с чутьем у меня теперь, сам наешь, не ахти.

– Выходит, ты такая же пленница, как я? Или тебя приставили ко мне надзирателем?

– Ой, вот только не надо корчить из себя недоумка!
– вспыхнула Медея.
– Вы со Стариком из кожи вон вылезли, чтобы опозорить меня и превратить в полное ничтожество. А теперь ты прикидываешься, что уверен, будто у меня осталась над тобой какая-то власть!

– Я не прикидываюсь - я просто вконец запутался, - сознался Куприянов.
– Однако будь ты пленником, разве нас закрыли бы в одной камере?

– Как видишь, закрыли, - возразила Медея.
– Они подозревают, что я спелась со Стариком. И хотят услышать, о чем мы будем разговаривать.

– Они просчитались - мне нечего с тобой обсуждать, - отрезал Безликий.
– Если им нужна информация, пусть не прячутся за стенами, а придут и сами меня расспросят. Или покопаются в моей памяти, как ты раньше это делала.

– Они бы и рады покопаться, да только боятся, можешь в это поверить? Здесь Старик утер им всем носы - никто больше не решается вторгнуться в наши головы. Не хотят нарваться на ловушки, которые цхет там понаставил.

– А что, эти ловушки опасны даже в будущем, докуда он не может дотянуться?

– Еще бы! Говоря привычным тебе языком, Старик не только поместил в твой разум поисковый маячок, но и превратил его в бомбу. Или в источник смертоносной эпидемии, передающейся ментальным путем.

– С трудом представляю, как вообще такое может быть.

– Зато я отлично знаю, на что способны цхеты. Я - единственная из «серых», кто контактировала с ними обоими и осталась в живых. И сейчас у меня в голове почти наверняка установлены сразу две цхетские бомбы. Разве что бомба, которую заложил Мастер Войны, не взорвется от телепатического сигнала моих собратьев.

– А она могла сработать, если бы Старик-с-Тростью вторгся к тебе в память?

– Естественно. Но он всегда был слишком осторожен, чтобы так рисковать. И слишком хитер, чтобы не устроить там свою ловушку. Ведь для установки своей бомбы рядом с вражеской вторую необязательно разминировать.

– Зато если рванет одна, детонирует и вторая, - заключил Кальтер.
– Но зачем Мастеру Войны поступать также, как Старику? Ведь вы с Мастером вроде бы...

– ...Играем в одной большой команде? Это правда. Только не надо считать нашу команду дружной. Я не лгала: Мастер Войны преследует в Игре свои цели. Однако кто сказал, что нам это нравится? Тем более, что мы сотрудничаем с ним не по своей воле. Он - это паразит, присосавшийся к Игре, и порой диктует нам условия, что идут вразрез с нашими интересами.

– Вот уж не думал, что у паразитов бывают свои паразиты.

– Бывают, - не обиделась Медея.
– Мы сами виноваты в том, что выпустили из бездны времен этих монстров. Твоя дочь не ошиблась: когда-то цхеты и правда были могущественной цивилизацией. И нам пришлось их уничтожить, пока они не научились перемещаться во времени и не уничтожили нас. Но двух цхетов - родных братьев, - мы все-таки оставили в живых, разве что хорошо поковырялись у них в мозгах. В итоге оба наполовину обезумели и наполовину утратили память. Однако мы их недооценили. Будучи вместе, они все равно объединяли свои умы и превосходили нас во всем, что касалось власти над пространством и людьми. Поэтому было принято решение одного из них ликвидировать.