Камень Солнца. Рассказы этнографа

— Что это?

— Не волнуйтесь, доктор! Там умирает чернокожий от тифа!

Джулио встал, вероятно рассчитывая пригласить меня к столу, который накрывали в соседней комнате. Но я уже бежал по лестнице вниз. Моя обязанность лечить людей. К сожалению, я уже был не нужен. Этот крик был последним.

Наступила ночь, и мне пришлось остаться здесь. Я плохо спал. Мне не верилось, что индейцы напали сами. Они никогда этого не делали. Вероятно, они пошли охотиться. Что же им делать, если гуанако разогнаны, а есть нечего. Они убивали овец, думая, что это гуанако, не спрашивая у их хозяев, хорошо это или нет. Ведь никто не спросил индейцев, когда их земли продавали или отдавали колонистам.

Утром я встал с желанием высказать все, что я думал, хозяину фермы. Но мне пришлось сказать больше. Я вошел в комнату в момент разговора хозяина с братом.

— Доброе утро, доктор! Рассудите нас с братом, — сказал Джулио. — Он утверждает, что прежде чем человек, зараженный сыпным тифом, сможет заразить других, пройдет пять дней, а я говорю — неделя.

Ни о чем не догадываясь, я спросил:

— А в чем дело?

— Да очень просто, доктор! Мой брат тоже немного медик, он ветеринар. Нам в день его ранения пришла медицинская идея. — Джулио засмеялся. — А мои храбрые карабинеры осуществили ее. Они поскакали по направлению к Рио-Гранде, вблизи какого-то туземного селения поймали дикаренка лет шести. Помните, я говорил вам вчера о больном чернокожем? Так мой брат устроил заражение дикаренка тифом, и мы отпустили его. Он придет в свое селение, там его отец, мать, братья, сестры обрадуются: нашелся! А через неделю они трупы! И пуль не надо, и место освободилось.

— Ловко придумано, доктор? А? Но что с вами?

Вероятно, я побледнел, но не от слабости, а от гнева.

Хотелось выхватить кольт и размозжить ему голову. Но дальше что? Его подручные убьют меня. Здесь его власть, а кто спасет индейцев от тифа, если их еще можно спасти? Я стиснул кулаки и сказал почти шепотом:

— Я слушал вас и не мог понять, кто вы, господин Поппер? Я не мог понять, кто вы — маньяк или бандит? Вы и то и другое, но главное — вы подлец! Я сожалею, что не могу сейчас пустить пулю вам в лоб.

Вы думаете, что Поппер набросился на меня с кулаками? Отнюдь нет. Он, правда, чуть-чуть изменился в лице, но его рот скривила улыбка:

— Без сентиментальностей, доктор! Я не буду обижаться на ваши эпитеты, они не изменят меня. Я делаю свое дело, и церемониться здесь нечего! Для меня одна моя тонкорунная овца дороже всего полуживотного населения, которое живет еще на этом острове. Надеюсь, скоро их здесь не останется, и вы бессильны помешать нам. До скорой встречи!

Он поднялся и предупредительно открыл дверь передо мной. У выхода наши глаза встретились.

— Мы еще встретимся с вами, господин Поппер! — вызывающе бросил я и спустился вниз.

Моя лошадь стояла оседланной, я вскочил на нее и выехал за ворота фермы.

В какую сторону ушел зараженный мальчик, мне никто не сказал. Я знал только одно: что он из долины Рио-Гранде. Надо было спешить туда, ведь упущено четыре дня. И я спешил. В одних поселениях индейцы встречали меня приветливо, в других с опаской. Я заметил, что какие-то люди почти одновременно со мной уходили из одного селения в другое, что-то передавая. Позже я узнал, что они передавали предупреждение Нана. Но мальчика я нигде пока не встретил.

Прошла неделя-другая в поисках. Когда я наконец увидел впереди большой черный камень и около него островерхие хижины, меня удивила призрачная тишина в селении. Сердце сжалось. Вскоре я понял, что опоздал.

Здесь, в селении Нана, жило почти 30 человек; из них только один Нана казался здоровым. Это произошло потому, что он неделю ходил в поисках пищи и пришел домой уже тогда, когда вернувшийся сын метался в жару. Он не подходил к нему и стал ночь проводить в раздумье у камня. Куанип бредил, и страшное подозрение родилось в уме Нана: «Пришельцы послали смерть на селение!»

Погасли костры уже в четырех хижинах, остались еще три, и среди них одна его, где умирали жена, дочери и метался в агонии сын.

Да, Куанип оказался тем зараженным мальчиком, которого я искал.

По селению бегали голодные собаки. Они выли над трупами. Картина поистине ужасная.

Я сделал все, что мог. Не помню, сколько дней или недель, мотаясь между миссией и хижиной Нана, я боролся за жизнь Куанипа. Когда он стал поправляться, я смог отдохнуть. Почему поправился Куанип? До сих пор это для меня осталось загадкой.

Вскоре я уехал, строго-настрого наказав Нана сжечь не только трупы, согласно обычаям огнеземельцев, но и все вещи, принадлежавшие умершим.

Через неделю мне удалось вновь приехать к большому камню. Нана выполнил все как надо. Я заглянул в его хижину: она была пуста, но тлеющие головешки показывали, что хозяева только что ушли. Я проскакал вперед от камня по течению. Никого! Повернул лошадь назад, и скоро мне представилась незабываемая картина.

Огибая кусты, впереди по тропе шел Нана. Шкура, наброшенная на левое плечо, была длинной и доходила до щиколоток. Правое плечо и руки оголены. Левая рука придерживала оба конца шкуры и крепко сжимала знаменитый лук и стрелы. На нем белая меховая шапка и большие сандалии с белым верхом. Он шел не спеша. За ним шел Куанип, одетый, как и его отец, в шкуру, только наброшенную на оба плеча. Он обеими руками придерживал концы шкуры, но также сжимал в левой ручонке маленький лук и стрелы. Голова его была открыта, он шел босиком. Он еще, конечно, слаб после болезни, но раз его отец покинул прежнее жилье, значит, так было нужно. Я сошел с коня. Нана увидел меня и, не дожидаясь вопроса, сказал:

— Мы ушли за реку к большой воде, на юг. Мы будем стрелять только своих гуанако. Но пусть все знают, что эта земля наша! Я оставил хижину, и я могу вернуться!

Он снова зашагал вперед. Куанип посмотрел на меня и приветливо улыбнулся. Они долго еще были видны, пока не скрылись в зарослях кустарника.

* * *

К западу от побережья залива Сан-Себастьян вдоль невысоких холмов пролегал один из оживленных путей передвижения одного рода она к другому. Здесь, в одной из лощин, они собирались на общеродовые праздники и чаще всего сооружали большие ритуальные хижины, в которых юноши проходили обряд посвящения. Под наблюдением старейшин и шаманов юноши посвящались в законы племени и рода, учились охотничьим приемам, состязаниям, слушали рассказы о легендарных героях. Когда юноша, исполнивший все требования обряда, покидал хижину, его считали уже взрослым.

Дорогой мимо этих холмов нередко пользовался и я в своих поездках по восточному побережью острова.

Уже стояла осень. Из многих селений юноши и их отцы шли по дороге к месту празднеств. Я обогнал отдельные группы и приближался к холму, называемому на языке она «Шорт», что означает «Дух белого камня». На холме на самом деле лежало несколько белых камней, которым поклонялись. Вдруг раздался залп. Дымок взвился над холмом. Идущие впереди с криком ужаса упали на землю. Моя лошадь вздыбилась. Пока я соображал, в чем дело, снова раздались выстрелы. «За что? — мелькнуло в голове. — Ведь здесь нет еще ферм, она не охотятся на овец — белых гуанако?» Я пришпорил коня и взлетел на холм, где была устроена засада. Мое появление ошеломило бандитов, притаившихся за камнями. Некоторые повскакали с мест, но начальник резко окликнул их удивительно знакомым голосом:

— Приготовились, пли!

— Стойте, Джулио Поппер! Вот мы и встретились! — успел выкрикнуть я, прежде чем прогремел новый выстрел.

— А, это вы, доктор? Проезжайте своей дорогой, не мешайте моим парням целиться!

Поппер подскочил ко мне и схватил лошадь под уздцы.

— Остановитесь, негодяй! В чем провинились эти люди? — крикнул я Джулио.

Он, как и в прошлый раз, скривил губы:

— Это не ваше дело, вы не помешаете мне! Убирайтесь к черту, пока у меня есть терпение!