Камень. Книга восьмая

— Петрович, накапай-ка мне ещё грамм сто пятьдесят лекарства… — Когда коньяк был выпит, колдун причмокнул губами: — Благостно! — И без перехода: — Петрович, а ведь я царевичу не всю правду рассказал о произошедшем…

— Очень интересно, — подобрался тот.

— Царевич мне сознание не просто вышиб, он мне волю полностью сломал. — Кузьмин поморщился. — В норме ведомые колдуны прекрасно осознают, что именно делает круг, хоть и подчиняются своему лидеру, а я вообще ничего не помню! Вообще! Ничего!

— И что?

— А то! Петрович, чтобы тебе было понятно, представь такую ситуацию: я возомнил о себе всякое и захотел стать сильнее с помощью круга и решил для этого использовать «Тайгу». Представил?

— Допустим, — кивнул Белобородов.

— Так вот, у меня это ну никак не получится, — усмехнулся Кузьмин, — по крайней мере, на данном этапе моего развития как колдуна. А не получится, потому что мне нужно действительно добровольное желание колдунов «Тайги» на образование круга, их свободное волеизъявление. Так тебе понятно?

— В общем и целом.

— А царевичу подобное желание с волеизъявлением не требуется, он волю «Тайги» уже сейчас общим скопом поломает и себе полностью подчинит.

— Подожди, Олегыч, — с недоверием протянул Белобородов, — ты у нас тоже не лыком шит и тех же самых колдунов «Тайги» также можешь полностью воли лишить. Так в чем разница между тобой и Лёшкой?

— А вот тут, дружище, мы с тобой вступаем на тонкий лёд таких понятий, как сознание и подсознание, религия с верованиями, эгрегор, базовые установки о родине, долге и чести, впитанные с молоком матери, — хмыкнул Кузьмин. — И так далее и тому подобное. Кухонная философия в чистом виде. Лично я, даже учитывая мои профессиональные навыки, пока не способен до конца лишить человека его базовых установок на подсознательном уровне, а вот царевич вполне, хоть и на время.

— Ну ты загнул! Ни хера не понял! Слушай, Олегыч, может, ты просто хотел на подсознательном уровне Лёшке подчиниться, вот и… — Белобородов с улыбкой сделал игривый жест рукой.

— Ха-ха! — вяло отмахнулся колдун. — Очень смешно, если бы не было так грустно.

— Ладно, проехали. Так чем нам это все грозит, и почему ты эту лекцию прочитал мне, а не Лёшке?

— Вот, Петрович, наконец-то ты начинаешь задавать правильные вопросы, а не подозревать у меня подсознательную содомию. Просвещаю по порядку, но с конца. Царевичу я это всё не стал рассказывать для его, а главное, для нашего общего блага — рано ему ещё в его семнадцать годков свою истинную силу понимать. А чем нам это все грозит? А тем, Петрович, что царевич сознательно или несознательно мной или той же «Тайгой» может не ограничиться и включить в круг своего влияния… Много кого может включить… В перспективе всю Российскую Империю. — И, видя недоверчивый взгляд Белобородова, продолжил: — Вон, глянь на Малый свет, царевич для них уже сейчас и отец, и мать, и воинский начальник. То ли еще будет, Петрович, уж поверь мне! Когда же устойчивую тенденцию заметят старшие Романовы, любящие поиграть в Совет рода, возможны варианты с печальными, и даже летальными последствиями…

Блеснуло лезвие непонятно откуда появившегося десантного ножа…

— Убью суку колдунскую за подобные разговоры! — зашипел Белобородов, держа побелевшими от напряжения пальцами тесак у шеи Кузьмина. — А потом выблядков твоих с жинкой блаженной порешу и сожгу, чтобы твой поганый род дальше не плодился! Только попробуй с кем-нибудь сказанным поделиться, попишу тварину! Господом нашим клянусь!

— Верю, Петрович, охотно верю, — хмыкнул не потерявший ни капельки самообладания колдун. — Я смотрю, ты поверил и проникся открывающимися для сынки совсем не радужными перспективами?

— Проникся в полной мере.

— В каюте точно закладок нет?

— Точно нет, — нож исчез в складках одежды Белобородова. — Я проверял. — Он вздохнул. — Придумал уже, что в рапортине на высочайшее имя напишешь?

— Ещё нет, но соображу что-нибудь. Тем более проверить мои слова все равно никто не сможет. — Кузьмин опять хмыкнул. — И завязывай ты, Петрович, со своей дурной привычкой чуть что за ножик-режик хвататься, тебе все равно со мной даже в таком моем контуженном состоянии не справиться.

— Извини, Олегыч, перенервничал…

— Ну, это как у тебя водится… И накапай-ка мне ещё сто пятьдесят микстуры и про себя, дерганый ты наш, не забудь…

***

— Подъем, матросня! Солнце уже высоко! — В дверь каюты громко стучались. — Пять минут на привести себя в порядок и одеться! Время пошло!

— Господи, Прохор, дай хоть десять минут, — взмолился я, — голова после этой ночки еще чугунная!

— Пять минут, — воспитатель был неумолим. — Тик-так, тик-так. За каждую минуту опоздания плюсом двадцать отжиманий.

— Лёшка, Прохор же это все несерьезно? — услышал я голос Марии. — Какие отжимания?

Рывком уселся на диване, протер руками глаза, оглядел роскошный интерьер здоровенной «хозяйской» каюты и вспомнил, что уступил мольбам сестренок и остался ночевать вместе с ними, получив в благодарность самую большую подушку, теплое одеяло и поцелуи в лобик от Марии с Варварой.

— Прохор такими вещами не шутит, — буркнул я, глядя на появившихся из спальни сестёр, обряженных в длинные тельняшки. — Так, девочки, быстро умываться и одеваться, иначе счастья не видать.

Мария с Варварой переглянулись, кивнули друг другу и наперегонки бросились в роскошную ванную, а я принялся натягивать джинсы и рубашку.

В норматив, установленный Прохором, мы, понятно, не уложились, в отличие от тех же самых Николая и Александра, которые на носу яхты под бдительным контролем воспитателя уже интенсивно дрыгали руками и ногами. Кроме всех вышеперечисленных, не считая бойцов морского спецназа, занимавшихся рутинным несением службы, на нашей импровизированной спортплощадке присутствовал господин Кузьмин, принимавший солнечные ванны, развалившись в одном из плетёных кресел. Причём он даже и не подумал подняться и поклониться при появлении великих княжон.

После легкой разминки и прыжков на месте Прохор заставил нас отжиматься, а потом приседать. Не оставил он без внимания и упражнения на пресс и на растяжку. Когда же мы приступили к гимнастике Гермеса, свое веское мнение решил высказать Ванюша, чье постоянное внимание я чуял:

— Петрович, они же все халявят, особенно Коля с Сашей. И княжны руками и ногами без должного усердия сферы крутят.

— Упор лёжа принять, халявщики! — тут же последовала команда от воспитателя. — Делай раз! Делай два! Делай три!.. Последние десять на пальцах!..

И только тут сквозь недовольное бурчание братьев и сестёр я догадался, что именно делал Прохор! Ситуация же была аналогична той, что сложилась с Николаем и Александром на границе с Афганистаном, воспитатель просто-напросто путём дополнительных физических нагрузок выбивал из голов Марии с Варварой вредные мысли! А уж мы с братьями на этом празднике ЗОЖа были простыми статистами.

— Делай пятьдесят! Отставить упор лёжа! Приготовиться к упражнению на пресс! Делай раз! Делай два! Делай три!.. А теперь мостик! Держим! Держим! Еще держим!.. Тридцать секунд отдыха… Продолжаем гимнастику Гермеса!.. А теперь, бойцы, будем из вас настоящих морских волков лепить! Гляньте, какую приблуду мы с дядькой Иваном для вас приготовили…