Каменный пояс, 1976

Помню, спустились с пика Ленина, раскрыли уже на леднике его рюкзак и ввосьмером пообедали досыта. А ведь он носил все это на вершину! Тут были и мясные и рыбные консервы, и несколько головок лука и чеснока, и сухари с сахаром, и даже добрый шмат сала. И ответ у него один — а вдруг?.. Действительно, в горах случаются всякие «вдруг».

Так было и с Гэро — не знал он, что вдруг предательский снег имеете с ним сойдет по крутому ледовому склону.

— Вон видишь, Оля, фигурной скобкой вверх смотрит пик Тельмана? Шесть лет назад там, на крутом ледовом гребне, прикрытом мелким снегом, Гэро на спуске поторопился. Дело уже шло к вечеру. Крюк забивать не стал. Он был руководителем восхождения. Троих спустил вниз с верхней страховкой. Пошел последним. И сорвался. А ниже — скалы. Ну, вот со всего маха об них. Ребята удержали… но уже только тело. Так вот и погиб граф Гэро Робертович.

— А почему граф?

— Да, так мы его звали — граф Гэро Робертович. Отец его — известный конструктор — эмигрировал из Италии в двадцатых годах, как мне рассказывали ребята. Талантливый был человек. Автор многих интересных решений. Говорили, что он был графом. Может быть, и не был. Но Гэро мы все равно звали графом. Здоров был — двух-пудовиком играл, именно играл. И добрый. Песни и стихи любил. Да и сам писал. Вот, что написал своей жене:

Я знаю, ты будешь меня упрекать, Что, отпуск ценить не умея, Я еду не в Адлер с тобой отдыхать, А в горы суровые Цея, Что рад променять и покой, и уют Шезлонгов приморского сада На край, где восточные ветры ревут И глухо гремят камнепады, Что снова придется нам спать на камнях, Жевать концентрат всухомятку, Вставать до рассвета и ставить впотьмах Над краем провала палатку… Что, взяв, наконец, Заромаг иль Бжедух Ценой беспредельных усилий, Прочесть на вершине заснеженной вслух Неровные строчки фамилий. И, помня все то, что пришлось испытать: И срыв и ночевок невзгоды, К измятой записке своей приписать Два слова: «Хорошей погоды!» Пусть отдых недолог, пусть дыбится лед Под нами за дымкою мглистой, Прекрасное чувство победы поет В душе у бродяг-альпинистов…

— Похоронили мы Гэро в Пржевальске. И когда возвращаемся с гор — приходим к его могиле. Как с отчетом: что нового сделали, какие хорошие дела совершили. Может быть, это глупо, а может быть, хорошая традиция. И в этот раз после восхождения пойдем к нему «держать ответ за все содеянное», как говорят.

…Сидим, пьем крепкий душистый чай. До чего же он хорош, этот чай, после трудного, нервного дня! Я его люблю пить без сахара, когда он вяжет во рту, как черемуха или недозрелая айва. Тепло сразу разливается по всему телу, постепенно проходит и усталость.

А ночь просто великолепная! Луна из-за наших спин (ее закрывает от нас вершина Джигита) озаряет все вокруг своим зеленоватым светом. Горы, как живые, — постоянная смена освещения создает иллюзию движения этих скальных громад и могучих ледников. И видятся в очертаниях гребней драконы и динозавры, а то и вообще какие-то сказочные чудища. Вдали мерцают иссык-кульские маяки. Сам Иссык-Куль поблескивает вороненой сталью. А звезды совсем рядом, и кажется, что сидишь прямо среди них.

— В такую ночь и спать-то грех, — говорит Валентин, — может, она одна такая на всю твою жизнь!..

Пожалуй, Валька прав: одна такая ночь уже стоит тех дней боя на «острие ножа», боя на грани, тех лет изнурительных тренировок, поисков, неудач и побед.

Аркадий Соловьев СТИХИ

ВОРОН

Говорят, что ворон триста лет живет, говорят, что ворон долбит мертвечину. Многое подметил мудрый наш народ, для сомнений в этом нет у нас причины… Над притихшим к ночи, задремавшим бором пролетает тихо темноперый ворон. Вдруг внезапный выстрел прозвучал зловеще, пал, как камень, с неба наземь ворон вещий. Не годится мясо ворона на ужин. И стрелку трофей тот был совсем не нужен. Я стоял и думал: много лет пройдет, мы еще оплачем не одну потерю… Говорят, что ворон триста лет живет, говорят в народе. Как теперь поверю?

ЗАЧЕМ ДЕРЖАТЬ В НЕВОЛЕ ПТИЦ?

Зачем держать в неволе птиц? Не мил квадрат им тесной клетки! Нужна им воля без границ, приют лесной зеленой ветки. Кто он, тот первый эгоист, что, тешась прихотью «невинной», упрятал в клетку птичий свист и превратился в господина? Ты скажешь: но они — поют! Ах, что их пенье в клетке значит?! Поют… Они судьбу клянут, они о воле песней плачут!

ПЕРВЫЕ ПУБЛИКАЦИИ

Геннадий Корчагин СТИХОТВОРЕНИЕ

Утонули в росах травы, День как лебедя крыло. Возле песенной дубравы Пахнет жатвою село. Хлебный дух в ноздрях щекочет, Я иду под сень лесов, Солнце радостно хохочет Сотней птичьих голосов. Ток дремотный на пригорке, А за Чертовой горой — Луг в зеленой гимнастерке, Речка в кофте голубой.

Владимир Носков О СЕДИНЕ Стихотворение

Чем судьба тебя ранила? Чем ударила так? Седина твоя ранняя — Белой молнии знак. В чистоту ее верю. Пламя молний тугих Опаляет деревья Те, что выше других. И смущаться не надо, Что пришла седина. Мне такая награда В тридцать лет не дана.

ПАМЯТНЫЕ ДАТЫ

К семидесятипятилетию завода „Магнезит“

Иван Булатов ВОЛШЕБНЫЙ КАМЕНЬ Очерк

— Слыхал, книга такая есть — «Синегорье»?

— Славно сказано: «Синегорье»! Про нас, чай?

— Отчего же это именно про нас?

— Да ведь как же. Синий камень-то магнезит, в Сатке. Глянь-ка в рудничный карьер… Небо всею синью опрокинутое, да и только…

Из разговора в поезде Бердяуш — Бакал.

Сатка — город старинный. Печать более чем двух веков лежит на его облике.

Нас, жителей его, долгое время обуревала страсть — разгадать звучное это слово — Сатка. Башкиры перевели:

— Проданная земля…

— Кем проданная? Кому?

— Вольными башкирами, графу Строганову.

Столетний Василий Дмитриевич Куличев объяснил:

— Сатка? А, это — Искра. Река Сатка в старину Искрой звалась за то, как искрится она в солнечный день на горных перекатах. По реке и город имя свое получил…

Не ошибся, должно быть, старожил. И сегодня река искрится в солнечный день, и сам город сверкает ярко в индустриальном ожерелье Каменного Пояса — седого Урала. А завод «Магнезит» составляет одну из самых ценных жемчужин этого ожерелья. Здесь — магнезит-камень сильнее огня. А люди здесь — сильнее этого камня.

Реже, чем золото, встречается магнезит в недрах земли. На земном шаре были известны лишь два месторождения: в Австрии и Чехословакии. На Урале появилось третье — самое крупное в мире. Открытие его связано с именем коренного жителя Сатки Петра Гавриловича Сальникова, лаборанта чугуноплавильного завода. Понимая толк в рудах и нерудных ископаемых, Сальников знал, как богаты окрестности Сатки. Только бурые железняки с выходом на поверхность были обнаружены в двадцати местах. А пески формовочные, речные, кварцевые!.. А мрамор, асбест-камень, известняки, желтая, красная, белая и даже черная глины. Вон, на Паленихе, берут мужики лопатами цветную глину прямо сверху, замешивают на прокипяченном льняном масле и — готова краска для полов. Взял Сальников на анализ — охра! Чистейшая, без примесей, без добавок!