Каменный пояс, 1981
Шрифт:
— Свой, Герман. Чтоб мне провалиться… Из старых, списанных, по частичке собирал. Да еще и усовершенствовал: смотри, как нежно накладывает раствор!
— Ну ладно. Ты прости, что я так спросил тебя. Не хочется позору…
— Не будет его больше. Никогда.
Они опаздывали к сдаче на неделю. Это вначале расстроило всех. Но Степа, занимавшийся отладкой тепловых приборов и санузлов, успокоил:
— Новый учебный год можно начать и в старом здании. В сентябре еще тепло. Ничего.
В день завершения работ приехала на рейсовом автобусе Маруся.
— Я уж тебя прямо не чаяла живого увидеть, — обнимала она Германа. — Давай заканчивай все. Поедем домой. Хватит. Тебя с завода приходили спрашивали.
— Закончили, мать! — смеялся
Он похудел и казался молодым не по возрасту.
Гуляли с Марусей в сопровождении наипреданнейшего Рыжика по узким улочкам Мокроусова. Стояли на берегу, у развалин старой крепости, и Герман говорил:
— Опять надо уезжать… Затоскую я, мать!
Она удивленно глядела на него: давно уж не видела таким светлым, разговорчивым.
— Ты о чем, Гера?
— Да вот об этом… Тут родина моя, Маруся!
После дождей установилось в Мокроусове погожее бабье лето. Боязливые пленицы стояли в синем воздухе. Уплывали к югу грустные косяки журавлей. Тревожный, призывной крик их в устоявшемся, светлом, как хрусталь, воздухе, навевал грусть. Люди, работавшие в полях, на огородах, останавливались, прикладывали к глазам ладони, подолгу, молча провожали птиц взглядом.
— Каждая птица, мать, должна помнить свой берег…
Поздним вечером Герман, Маруся и все ребята пришли в школу, открыв парадный вход своим ключом. Они в каждом классе включили свет, и здание засверкало, отражаясь в тихом холодном пруду. Стояли в торце коридора, любуясь сверкающим полом, белыми стенами, вслушиваясь в очаровывающую тишину. Неожиданно в вестибюле стукнула дверь. Кто-то шел к ним легкой, быстрой походкой.
— Эй, кого бог несет? — спросил Герман, насторожившись.
Приблизился к стоявшим парень, высокий, в черном строгом костюме, голубоглазый.
— Это я, отец, Никита! Я только что с автобуса. Гляжу, огни зажглись. Дай, думаю, загляну… Дело в том, что послали меня сюда работать, директором этой школы!..
— Ты узнал меня? Ты же меня так давно не видел?
— Узнал. Неужто отца родного так трудно узнать. Да и альбом твой, фронтовой, у меня хранится! — Никита улыбался спокойно.
НА ВКЛЕЙКАХ
КРУЖЕВА ИВАНА СТЕПАНОВИЧА
Красота имеет свою особую притягательную силу. Когда едешь Звериноголовским трактом мимо Камышного, невольно хочется остановить машину и полюбоваться резными воротами у домов колхозников. Многие так и делают, останавливаются, фотографируются на память.
И я не удержался, свернул с асфальта в улицу и не спеша прошел всю деревню. Причудливые деревянные кружева украсили многие ворота, наличники окон, карнизы домов. Впечатление такое, будто здесь состязались в выдумке и затейливости узоров разные мастера.
— Так оно и есть, — сказала мне встретившаяся на улице женщина. — А началось все с Ивана Степановича Павлова, бухгалтера нашего колхоза. Он как вернулся с войны, перво-наперво ворота у своего дома этак разукрасил. И стар, и мал приходили на них любоваться. Потом дочки его подросли, замуж выходить стали. Пока внук родится, а в память молодым у Павлова уже резные ворота готовы.
Красота эта людям приглянулась. Сначала Ивана Степановича просили такие же сделать, а потом многие и сами испробовали вырезать. Поднаторели, соревноваться стали — чьи ворота лучше. Из нашей деревни мода к соседям, в Нагорку, перекинулась, а теперь, говорят, уж во многих местах так ладят. Вот и вы, примечаю, от ворот к воротам ходите. Для своих уж поди узор облюбовали.
Дивился я работам резчиков по дереву и в Нагорке. Уходя на пенсию, Иван Степанович одел в кружевной наряд колхозную контору. Теперь люди повседневно любуются делом его рук.
Красота эта родилась от доброты человека, от его душевной щедрости и уважения к людям.
Г. УСТЮЖАНИН
ПРОВОДЫ РУССКОЙ ЗИМЫ
Первые мартовские дни после буранов и вьюг собирают на улицах, площадях и в парках Кургана десятки тысяч горожан.
По старому русскому обычаю проводить зиму и встретить красавицу-весну выходит карнавальный поезд. Во главе — оркестр дедов-морозов, за ним — русские богатыри, герои сказок и былин.
Открывается праздничная ярмарка с ее коробейниками, торговыми палатками и, конечно, самоварами с горячим чаем. Игры и аттракционы, танцы и песни на улицах продолжаются весь день. В конце праздника сжигается соломенное чучело — символ царя пороков и бед.
Г. УСТЮЖАНИН
Фото А. РЫЖКОВА, В. ТИХОМИРОВА
СЛОВО О СТАРШЕМ ТОВАРИЩЕ
Петр Гагарин
АЛЕКСАНДР ЛОЗНЕВОЙ
Удивительна биография этого человека — журналиста, поэта, прозаика, одного из миллионов солдат Великой Отечественной…
Магнитострой… Копал канавы под водопроводные трубы. Грязь, вода, холод. Из землекопов вскоре «выдвинулся» в токаря механических мастерских. Упорно работал, о свободные минуты много читал, восполняя «сельское» образование. Читал и писал стихи. Познакомился с Борисом Ручьевым, который был тогда уже авторитетом в поэзии. Лозневой принес ему только что написанное стихотворение о молодом рабочем. Ручьев прочитал и наложил резолюцию: «В печать». Впечатляюще и авторитетно…