Камрань, или Последний "Фокстрот"

– Да я ж вам, баранам, битый час пытаюсь объяснить, что против нас заговор! – взревел Борисыч, вскакивая со стула и роняя Верочку с колен. – Паханы-банкиры, манипулируя фондовыми рынками, экономическими санкциями, мировыми ценами на нефть, нас практически разорили (отсюда и дефицит всего!), а купив Нобелевской премией Горбачёва, надеются развалить страну окончательно. И полдела уже сделано! Да нахрена им с нами объединяться и тем более – воевать? У них и так всё неплохо получается! Мы сами, как овцы, идем к ним на заклание. Сдаём одну позицию за другой. А что ещё остается, когда внутри страны у них столько приспешников… Да вы и мать родную скоро продадите. Предатели! Иуды поганые!

Тягостное молчание, воцарившееся за столом на долгую минуту, никто не решился прервать. Если бы это произошло, конфликт из области идеологии запросто мог бы перерасти в банальный мордобой. Об этом свидетельствовала решительно нависшая над столом фигура Борисыча. Опершись кулаками, недобро поглядывая по сторонам, он ждал, когда кто-нибудь откроет рот. Глянув с надеждой на красномордого каплея, переведя поочерёдно взгляд на Бельмондо, Борю и других, он разочаровано понял, что повода для мордобоя дождаться, увы, не суждено.

– Эх, нет Сталина на вас, Иосифа Виссарионовича! Да я бы вас сам… собственными руками… к стенке… – взревел Борисыч, похлопав себя по карману на ляжке, словно нащупывая там пистолет. – Офицеры… моряки… элита общества!!! Да вы же настоящая пятая колонна в своей стране! Родину за шмотки и колбасу продать готовы! Что она вам плохого сделала? Кормила, учила, в люди вывела! Неужели всё действительно было так плохо? Понимаю ещё, если бы вы были американцами и лезли бы на крест за свою страну. Но вы же русские, пусть даже хохлы… Что же вы чаем ссыте при одном лишь упоминании об этой жирной Америке?! И что вы тогда сидите тут, добро наше народное на говно переводите? Бегите на свой милый Запад! Таксистами и проститутками там завсегда устроитесь. На большее не рассчитывайте! Да вам, баранам, и это за счастье будет! Видики-хуидики, джинсы на жопу, драндулет какой со свалки прикупите. И всё – жизнь удалась! Мечты идиотов!!! Да я с вами не то что пить – срать на одном гектаре не сяду!

Покатился, подскакивая и громыхая, откинутый в сторону стул. Веером разлетелись по полу брошенные под ноги презервативы.

– А вы, Верочка, – дура! Вы Родину не любите! Не буду я вас е@ть!

Глава 29 Трудная дорога домой

Немая сцена затянулась на несколько долгих минут. Все пребывали в лёгком шоке от выходки штурмана. Не сказав ни слова, истекая потом и астматически тяжело дыша, поднялся из-за стола и нетвердой походкой проследовал на выход одесский дед. Смущённая Верочка, скромно потупив глазки, последовала его примеру.

Первым опомнился Жора Бельмондо. Выждав для верности ещё минут пять, он решительно подорвался и ринулся было штурмана догонять, чтобы набить ему морду. Красномордый каплей и несколько мстителей из числа одесситов тут же изъявили желание присоединиться. Лишь предостережение доктора Ломова спасло смельчаков от увечий. После того, как Сёма популярно объяснил, какой толщины железный прут гнёт штурман голыми руками, желающих бежать и наказывать обидчика заметно поубавилось. Похорохорившись для порядка, Жора Бельмондо после второй стопки окончательно успокоился, красномордый каплей успокоился после третьей, после чего они оба с новыми силами накинулись на Советский Союз и не оставили бы от него камня на камне, не встань на защиту Родины доктор Ломов.

Новая дискуссия обещала быть не менее жаркой, и доктору пришлось бы несладко, не присоединись к нему неожиданно наш замполит. Он в самый ответственный момент рассорился со своей фигуристой пассией (на идеологической почве, разумеется) и, оказавшись выставленным за порог, вернулся к столу несолоно, так сказать, хлебавши. Нет, нахлебаться он всё же успел и даже весьма, и вид потому имел самый жалкий. Но несмотря ни на что Родину в беде не оставил. Не имея возможности членораздельно говорить, он защищал её как мог: делал страшное лицо, мычал, пучил глаза, решительно грозил противникам пальцем и даже кулаком.

К тому времени мы с Васей были уже совершенно аполитичны, так как достаточно успешно выполнили намеченный план по приведению себя в известное состояние нестояния. Не тратя времени на пустые дискуссии, мы решили начать движение домой, вернее, решил я, так как Вася ничего решать не мог и вообще лежал под столом. Представляется, что там ему было совсем неплохо – когда я попытался его оттуда извлечь, то наткнулся на самое отчаянное сопротивление. Отбиваясь, Вася зарядил мне промеж глаз и попытался укусить. Когда я его всё же достал, отряхнул, поставил на ноги и надел на голову пилотку, возникла новая проблема – нас не хотели отпускать. Русское гостеприимство порой принимает весьма изощрённые формы. Пришлось пить традиционные «на дорожку», «стременную», «на посошок» и что-то ещё национально-фольклорное. Васе уже не лезло, но так как шила в зелёной канистре оставалось ещё довольно много, и чтобы добро не пропадало, ему просто заливали через край и затыкали рот бананом, чтобы не выливалось.

Как только мы вышли на палубу, я явственно ощутил качку. Сбивая углы, мы двинулись по направлению к выходу. Когда до трапа оставались считанные метры, откуда ни возьмись появилась Оксана. Она вцепилась в Васю мёртвой хваткой, вырвала его из моих рук и потащила к себе в каюту. То, что в таком состоянии Вася был заведомо ни на что не годен, её, похоже, не смущало. Не знаю, на что Оксана рассчитывала, но в сложившейся ситуации с её стороны было опрометчиво надеяться только на свои прелести (возможности которых, на мой взгляд, она сильно переоценивала). К моему ужасу, Вася не оказывал деятельного сопротивления. Потеря морального облика, столь тщательно сохраняемого нами на протяжении всего сегодняшнего вечера, его, похоже, уже не страшила. Видя такое дело, Оксана удвоила усилия. Я всячески противодействовал. Мы так тянули Васю в разные стороны, что едва не разорвали пополам. И это неминуемо бы произошло, не выдохнись мы окончательно и не надумай перекурить.

Тяжело дыша, мы присели прямо на Васю, лежащего ничком и что-то невразумительно бормочущего. Оксана достала пачку «Стюардессы» и примирительно протянула мне. Я вообще-то не курил, но, принимая сигаретку, коварно надеялся притупить бдительность Оксаны, дотянуться до пожарного щита за спиной и обезвредить её точным ударом топора. Я уже почти достиг цели, но тут под нами зашевелился Вася. Рука моя дрогнула, топор с грохотом свалился на палубу. Оксана осталась жива и недоумённо на меня посмотрела. Вася попросил закурить. Оксана дала.

Пока Вася сопел, испуская столбы дыма, я попытался договориться с Оксаной по-хорошему. Я сказал, что друга в таком состоянии не оставлю, что если она будет упорствовать, то ночь ей придётся проводить с нами двумя. Похоже, это известие Оксану нисколько не смутило. Более того, мой ультиматум пришёлся ей вполне по душе. Просканировав меня взглядом и плотоядно облизнувшись, она принялась громоздить Васю на себя. Мне было дано указание помогать. Понимая, что влип окончательно, я лихорадочно соображал, как выпутаться. Тут, сам того не ведая, на помощь мне пришёл Вася. Ему захотелось в туалет, и Оксана вынуждена была оставить его на несколько минут в одиночестве. Не теряя времени зря, она также уединилась в соседней кабинке и через мгновение там отчётливо зажурчала упругая струя. Понимая, что судьба даёт мне последний шанс, я тут же сообразил, как надо действовать. Закрыть снаружи дверь Оксаны на швабру было делом недолгим, гораздо труднее оказалось извлечь из кабинки Васю, который там, похоже, уснул. Лишь когда Оксана стала кричать и биться о дверь всеми частями тела, Вася проснулся. Путь до трапа и падение кубарем по ступенькам вниз заняли у нас несколько секунд.

На берегу качка усилилась. Дорога то и дело давала крен, а то и дифферент. Иной раз вообще пыталась встать на дыбы. В этом случае нам едва удавалось удержаться на самом краю, чтобы не свалиться в придорожную канаву. Собрав в кулак всю силу и волю, я старался идти прямо. Вася висел на моём плече, послушно перебирал ногами, но время от времени выходил из повиновения и порывался куда-то бежать. Мне тоже было жаль Оксану, но я успокаивал себя мыслью, что долго взаперти просидеть ей не придётся. Я уверен, что из гальюна её давно уже выпустили, но на всякий случай прошу моряков, служащих сейчас на госпитальном судне «Обь», проверить кормовой гальюн правого борта, тот, что на верней палубе. Мало ли что…