Камушки Феанора

– Кто это? – прошептал Василий, указывая на светящегося.

– Майар, Эонвэ, глашатай Манвэ, самого здесь главного. Забыл, что ли?

– Ух, ты! А он нас не заметит? Магией своей?

– Нет, не заметит. Мы – не дети этого мира, и посему неподвластны местным божествам. Они не в силах нас заметить, наказать или вознаградить. Нас для них просто нет. И это – одно из преимуществ Искателя перед аборигенами.

Эонвэ тем временем подошел очень близко к Маэглору и Маэдросу, ибо это, несомненно, были они, гордые сыновья неистового отца, не побоявшиеся пойти на безнадежный бой ради Сильмариллов. Лицо майара сделалось скорбным.

– Зачем вы явились сюда, безумцы? – мощный, нечеловеческий голос поплыл над поляной, и все стихло пред этим голосом. Замолчали птицы, начавшие было встречать утро, утих ветер, вечный забавник, замолчали эльфы. Успокоилось даже бурчание в животе Василия, что донимало его всю ночь. – Проклятие Нолдоров затмило вам разум.

– Нет, Эонвэ. Клятва привела нас сюда, а без камней мы уйдем отсюда только мертвыми, – ответил тот из братьев, у которого не хватало руки.

– Склонитесь к ногам валар, и простится вам безумная клятва ваша. Склонитесь, и милостивые Манвэ и Варда снимут с вас тяжесть клятвопреступления. А Сильмариллы, лучший труд вашего отца, упокоятся в Валиноре, там, где были созданы.

– Нет, не получится, ответил второй из братьев, и неприятная гримаса исказила его лицо. – Клялись мы именем Илуватара и призывали себе на голову Вековечную Тьму, если не выполним клятвы.

Эонвэ опустил голову. Даже сияние вокруг него, казалось, померкло, так омрачилось лицо могучего майара. Пауза тянулась долго, все затаили дыхание. Даже Гордон с Василием, непрошеные свидетели этой сцены. Наконец, поднял Эонвэ голову, но голос его на этот раз был глух и полон горечи:

– Пропустите их, – изумленно перешептываясь, эльфы открыли проход к лесу. – Нет у вас, Маэглор и Маэдрос, права на камни, скоро вы сами это поймете, – добавил Эонвэ братьям, прежде чем те скрылись в лесу. – Вы свободны.

Переглянувшись, братья прошли сквозь строй сородичей, и вступили в лес. Каждый нес по сверкающему камню. Сильмариллы разгоняли тьму, и освещали путь, и тенями скользнули вслед сыновьям Феанора двое Искателей.

Но недолго шли братья вместе. Сказал Маэдрос:

– Лишь два камня досталось нам, но и нас только двое. Судьба правдиво разделила наследие отца. Будет ли это в добро нам, не знаю. Пойду я на восток брат, туда тянет меня. Ты со мной?

– Нет, брат, – ответил Маэглор. – Зов моря навечно в моей душе. Я – на юг.

Братья разошлись. В пятидесяти метрах от места их разговора Гордон хлопнул Василия по плечу, и без слов показал на того из братьев, что двинулся в южном направлении.

Василий только вздохнул, и двинулся вслед за Маэглором, стараясь особенно не шуметь.

Глава 7.

Поначалу Василий шел за эльфом очень осторожно, на почтительном расстоянии. И все же тот наверняка заметил бы преследователя, если бы не был столь увлечен своими мыслями. Отойдя от места сражения километров на десять, по подсчетам Василия, Маэглор положил сверкающий огромный кристалл на подвернувшийся пень, встал на колени. Зашуршали ремни, завязки чехла, миру явилась лютня, и вскоре дивное, воистину дивное пенье огласило лес. Пел Маэглор на Квэнья, на древнем языке Звездного Народа. Василий плохо знал этот язык, да и песенная речь всегда сложнее обыденной. Но общий смысл пения Искателю удалось уловить: речь шла о Предначальной Эпохе, когда Нолдоры, Телери, и прочие племена эльфов жили в Валиноре, в мире и согласии. В те времена творил лучший из мастеров Перворожденных, неистовый Феанор. Такая страсть, такая тоска по потерянным дням мира, дням, когда эльфы не знали раздоров, предательства и войн, звучала в голосе певца, и так яростно плакали струны, что лес стих. Перестали шуметь деревья, склонили венчики, прислушиваясь, цветы, птицы не щебетали, и даже белки прервали цокающую беседу, застыв рыжими статуями на ветвях. Не зря называют Маэглора величайшим певцом Средиземья, мастером стихосложения и игры на лютне. Тихо сидел и Василий, мелодия, чудно перевиваясь с перекатами голоса, чистого и звонкого, словно у горных ручьев, создавала в мозгу причудливые картины. Вот тихое озеро под звездным небом, там пришли в мир первые эльфы. Вот Оромэ, валар-охотник, на могучем коне, с изумлением взирает на странных созданий Творца. Поход Перворожденных на запад, прекрасный Валинор. Вот и Феанор, чей дух горел столь яростно, что после смерти не осталось от эльфа даже бренного тела. В текучие трели вплелись дисгармоничные нотки. Василий услышал в них грохот шторма, удары молний и гул извержения. Зашаталась Земля, вспучились на ней уродливыми наростами вулканы, и познал мир ужас землетрясений. Василий увидел Мелькора, проклятие Средиземья, увидел силу его и хитрость, похищение Сильмариллов, раздоры среди эльфов, и исход Нолдоров. Увидел братоубийственное сражение в Лебяжьей Гавани, увидел восход солнца и луны. И вдруг оборвалась песня, жалобно взвизгнув, смолкли струны. Стоял Маэглор, опустив голову, и слезы текли по лицу его. А лес вокруг молчал, после такого пения любой звук казался кощунством. Молчали деревья, кусты, птицы и звери, отдавая дань почтения великому певцу, что одарил их песней.

А когда зашумел лес, зажил собственной жизнью, встал Маэглор, зачехлил лютню, и двинулся дальше. Василий последовал за ним. На ходу эльф бормотал что-то вполголоса, разговаривая сам с собой, смеялся и плакал. Видя, что рассудок объекта слежки замутнен, Василий рискнул подойти поближе. Теперь он шел всего в двадцати шагах за певцом.

На ночевку Маэглор остановился, только когда совсем стемнело. Да и то, похоже было, что остановился больше потому, что никуда не торопился. Усталым он не выглядел, да и тьма для эльфа не помеха, ночью он видит не хуже, чем днем. Но Василий был не против отдохнуть. Хоть слегка и сумасшедший, эльф перебирал ногами довольно сноровисто, и Искатель устал. Он устроился метрах в пятнадцати от сидящего на камне эльфа, с наслаждением вытянул гудящие ноги. Концентраты и надоевший уже апельсиновый сок показались райской пищей после изнурительного перехода. Но спать Василий не решился. Так и просидел всю ночь, глядя на эльфа, что в свою очередь, неподвижно пялился в костер. А рядом с высокой фигурой играл, серебрился собственным светом, словно спущенная на землю луна, огромный кристалл.

К полудню следующего дня они вышли к морю. Здесь задача Василия осложнилась. Скрытно следовать за эльфом, пусть даже и слегка свихнувшимся, по почти чистому пляжу шириной в двести метров, не представлялось возможным. Выход нашелся, правда, почти сразу. Василий переоделся в водолазный костюм, и, слегка морщась, зашел в прохладную воду. Следить за объектом таким образом оказалось гораздо проще. Тот не обращал на торчащую из волн дыхательную трубку никакого внимания, он просто не знал, что это такое. Маэглор часто останавливался, снимал с плеча лютню, и чудесные песни оглашали побережье. Волны стихали, дабы лучше слышать, замолкали даже неугомонные чайки, а Василий с трудом подавлял желание высунуться из воды и послушать. Но лук украшал плечо певца явно не для красоты, так что Искатель поостерегся. Сильмарилл жег эльфу руку, именно поэтому он останавливался и пел. Но не так сильно, как обожженная рука, болело у Маэглора сердце, и песни его становились все горше и горше. Гнев, ярость и боль звучали в них, глаза певца сверкали, а ветер, повинуясь струнам, в бешенстве бросался на берег. Наконец, эльф не выдержал. С яростно исказившимся лицом, схватил он Сильмарилл, и с криком: «Будь ты проклят!», зашвырнул равнодушно светящийся камень в море.

Кинул на удивление точно. Кристалл звезданул Василия по макушке, и если бы не вода, смягчившая удар, никто бы не поручился за целостность черепа Искателя. Но Василий не растерялся, ухватил камень. Тот жег руку даже под водой. Так что Искатель, не теряя времени, сунул его в контейнер, и, шевеля ластами, поплыл в обратном направлении.

Спустя два часа, ужасно замерзший, но довольный, вышел Василий на берег. Есть хотелось страшно, но для того, чтобы утолить голод, надо было еще найти мешок с продовольствием и вещами, который Василий, предаваясь мокрой стихии, спрятал в лесу. Поминая Моргота и его бабушку, Искатель принялся разыскивать припас. Прятал ведь в спешке, ориентиры запоминать времени почти не было. Битый час бродил по лесу, заподозрив уже, что какой-нибудь ушлый эльф или орк увел спрятанное. А ведь в мешке еще и одежда! А тащиться через лес в водолазном костюме – не самая приятная вещь на свете. Но видимо помог Моргот, вкупе с бабушкой, которым надоело слушать весьма разнообразные проклятия. Мешок нашелся просто, Василий наступил на него, и тут же закричал от радости. Все оказалось на месте.

Маэдрос шел медленно, очень медленно, и Гордон легко поспевал за ним. Припомнил историю камней, догнал эльфа, и пошел сбоку. Иначе Искатель рисковал просто не догнать сына Феанора, когда тот решиться броситься в огненную бездну. Так и шли – целый день, а когда стемнело, на Маэдроса напали орки. Видимо беглые, из тех, кого не добила армия Запада, при разгроме Ангбанда. Десяток темных фигур возникли неслышно, сгустившись из вечернего сумрака. Лес мгновенно наполнился воплями, грохотом и лязгом. И тут Гордону довелось увидеть, чего стоит меч в руке князя Нолдоров, пусть даже в левой руке. Словно искрящееся облако окружило высокую фигуру Маэдроса, с такой скоростью закрутился его меч. Наталкиваясь на это облако, орки отлетали в стороны, а темно-зеленая кровь брызгала на растения, тягучими каплями стекая по стволам и веткам.

В несколько секунд все было кончено. Пара уцелевших орков кинулась бежать, но одного достал метательный нож, а другой напоролся прямо на Гордона. Выпучились от удивления огромные буркалы, пепельная и так кожа просто побурела от страха, и Гордон ударом меча вбил в глотку порождения Моргота нарождающийся крик. Вбил, и исчез, скрылся в зарослях. Оповещать эльфа о своем наличии никак не хотелось. Удивление все же окрасило лик Маэдроса, когда догнал он убежавшего, и нашел его мертвым. В сомнении осмотрел воин лес. Гордон, обливаясь потом, старался выглядеть безобидной кочкой. Молился при этом всем богам, которых знал, костерил всех орков, на чем свет стоит, а особенно тех, что носятся по лесу сломя головы, так, что приличный Искатель не успевает убраться с их дороги. Но Маэдрос не стал обыскивать заросли, лишь задумчиво пнул труп, и отправился дальше.

Темная шаль вечера накрыла уже половину небосклона, а они все шли и шли. Налетавший с востока ветер приносил все усиливавшийся запах гари. Наконец, пахнуло теплом, и Гордон понял – трещина близко. Маэдрос же шел не поднимая головы, и только когда лес в испуге разбежался в стороны, а впереди открылся след гнева одного из Валар, поднял глаза. Громадная расселина, шириной метров в пятьдесят, и длиной не меньше километра, раздирала земную плоть. Изредка из трещины выметывались полотнища пламени, словно громадный зверь облизывался жарким багровым языком. И тогда качалась земля, и из недр доносился глухой рокот, полный муки и страдания. Маэдрос остановился, поднес Сильмарилл к лицу, долго смотрел. Пользуясь случаем, Гордон подкрался шагов на десять. А когда эльф со словами «Будь я проклят», опрометью ломанулся к трещине, в воздухе свистнул аркан. Петля охватила гибкий стан Маэдроса, его дернуло назад, камень упал на землю, и остался лежать, словно упавшая с небес слеза лунной богини. Маэдрос, яростно крикнув, разорвал веревку, меч оказался в его руке. Но Гордон не собирался состязаться в искусстве фехтования с одним из лучших бойцов Средиземья. Уйдя от первого удара, он просто прыснул в лицо эльфу нервно-паралитическим газом из заранее припасенного баллончика. Средство проверенное, газ действует на эльфов так же, как и на людей. Вот и Маэдрос вдохнул, и рухнул, как срубленная сосна.