Канарейка

– Дуня, ты не знаешь, у Мишки был этот… телефон переносной… – обратился он к Лиде, стараясь выглядеть спокойным.

– Сотовый.

– У тебя номера нет, я имею в виду.

Лида полистала записную книжку и, открыв её на нужной странице, отдала Дмитрию Игнатьевичу. Он переписал телефон на клочок бумаги и на следующий день с утра, благо была суббота, поехал в гаражи к Джинтонику.

Около четырех кирпичных боксов, называемых теперь «сервисом», крутилась разновеликая шпана под стать Джинтонику. Сам Николай, на фоне гипнотического блеска черного «Лэнд Крузера», разговаривал с солидным мужчиной в кожаном пальто и начищенных ботинках.

– Гнатич, эт ты шоль? – не скрывая радости, удивился Джинтоник. Он попрощался с собеседником и подошел к Дмитрию Игнатьевичу.

– Здорово! Слушай, Колян, у тебя же есть эта… Как её… Труба?

– Ну, есть, да, – Джинтоник насторожился. – Сотовый. А те на кой?

– Звякнуть надо… одному.

– О, Гнатич, а ты газом варишь? – оживился Джинтоник и полубоком пошел в сторону «Лэнд Крузера».

– Коля, дай позвонить! – твердо сказал Дмитрий Игнатьевич, не сходя с места.

– Да позвонишь! Иди, глянь!

– Джинтоник, ты с коня упал? Я на тойоте ничего варить не собираюсь!

– Да ты чё, – засмеялся Джинтоник, – это ж новый крузак. В боксе копейка, надо латку на дверь прикинуть.

Проходя мимо внедорожника, Дмитрий Игнатьевич благоговейно потрогал сверкающую краску и проворчал:

– Кто-то ж может себе такую машину позволить.

– Перец один из конторы, – донесся из гаража голос Джинтоника. – Это служебная. Хочет подшаманить пару моментов, так, без протокола.

Дмитрий Игнатьевич осмотрел дверь жигулёнка:

– Где горелка?

– Ща хлопцы подкатят и баллоны, и всю спецприблуду.

– Ты телефон дашь или нет, приблуда? – Дмитрий Игнатьевич гневно посмотрел на Джинтоника?

– Да на-на, Гнатич, не кипишуй! – Джинтоник достал телефон, зубами вытащил антеннку и, откинув крышку, протянул его Дмитрию Игнатьевичу.

Дмитрий Игнатьевич несколько раз ошибся с набором номера и вышел из себя:

– Коля, иди, помоги набрать! Как эта херня работает?!

Джинтоник взял трубу, повернул руку Дмитрия Игнатьевича, чтобы видеть цифры на бумажке и быстро набрал номер:

– Держи, дядя Дима.

– Не понял?! – Дмитрия Игнатьевича как водой окатило от воспоминания о девушке в фургоне, – Что ещё за…

В телефоне послышался голос.

– Алло, алло, Миша? – закричал было Дмитрий Игнатьевич, но осекся и, прикрыв микрофон ладонью, отошел в сторону. – Миша, это папа, ты слышишь?

– Да-да, Дмитрий Игнатьевич! Привет!

– Как у тебя дела? – Дмитрий Игнатьевич понял, что не знает с чего лучше начать.

– Папа, вы мне звоните на трубу, чтобы спросить как дела?

– Да… Нет… Ай, к чёрту! Слушай, у тебя что, неприятности?

– А у кого их сейчас нет? – вздохнул Михаил.

– Миша, слушай, какие-то бандиты угрожают, что расправятся с вами. И с Зоей, и с Кристиной, и с тобой. Я не знаю ни кто это, ни в чем вообще дело и не знаю что предпринять. Они показали мне запись на видео. Зою и тебя. Они следят за вами. Ты слышишь меня?

– Слышу, – Михаил секунду помолчал и продолжил потухшим голосом: – Значит, они и за Вас взялись. Сволочи!

– Они хотят, чтобы я узнал, – Дмитрий Игнатьевич перешел на шепот, – про одну контору на нашем заводе…

– Так, папа, не надо по телефону, – Михаил подул в трубку. – Пока делайте, как они просят, а я постараюсь с ними побыстрее утрясти. Если что, держите меня в курсе. Лады?

– Ладно. А девчонки где?

– Я их отправил в Чехию на месяц, – Михаил выдержал короткую паузу и выдохнул: – Но это ничего не гарантирует. Всё, папа, давайте, пока.

– Держись там, Миша. Пока!

Дмитрий Игнатьевич отдал телефон Джинтонику.

– Ну, ты, Гнатич, горазд шушукаться!

– Как ты сказал, Колян: «мужик из конторы, подшаманить без протокола»?

– Ага, из Большого дома, если тебе так понятнее. У него там…

– А чего ж ты в контору не пошел крышеваться? – перебил его Дмитрий Игнатьевич. – Они ж круче ментов или нет?

– Они и так нас всех крышуют, – гаденько захихикал Джинтоник. – Не, Гнатич, ты охренел? Хотя, – он задумался, ковыряя носком ботинка промасляные опилки на полу, – кто их там знает…

Дмитрий Игнатьевич нахмурился, потёр большим пальце бровь и вдруг повеселел:

– Так, значит, из конторы и без протокола! Ну, Джинтоник, где твоя копеечная дверка?

Дмитрий Игнатьевич, окрыленный родившейся идеей, работал всласть. И даже прожженная брючина и забытая в гараже кепка не испортили ему настроения. Но по дороге домой радость понемногу сгорела, а шаткое чувство уверенности постепенно сменилось сомнением. «А если ничего не выйдет? – обдумывал он детали, – Тянет на приличный срок. Сгноят в «Шпалерке» и Магадан не покажут».

Дмитрий Игнатьевич вспомнил, что Лида уехала с подругой на авторынок . Представив скучную тишину пустой квартиры, он купил полуторалитровую бутылку пива и зашел в «Мясное бистро». В недорогом и более-менее чистом заведении завсегдатаям негласно разрешалось приносить алкоголь, поэтому, со дня открытия, его облюбовали жильцы близлежащих домов. Вот и сейчас Дмитрий Игнатьевич разглядел среди пёстрых компаний, в углу у окна, Петровича – соседа по площадке, примерно одних с ним лет. Дмитрий Игнатьевич заказал две порции жареных колбасок «по-чешски» и чуть виновато попросил пустой стакан.

– Здравствуй, Валь! – Дмитрий Игнатьевич хлопнул Петровича по плечу и протиснулся на свободный пластмассовый стул.

Петрович кивнул, уминая очередную порцию люля-кебабов. На низком подоконнике рядом со столом в маленькой клетке с деревянным каркасом и тронутыми ржавчиной прутьями нервно прыгала растрепанная щуплая канарейка. Дмитрий Игнатьевич посмотрел на канарейку и кивнул на трафарет красной курицы на белом кирпичном простенке:

– С нее, что ли, писали?

– Да не, – хмыкнул Петрович и поднял кружку с тёмным пивом, – везу на Полюстровский, может, кто купит, а нет, так просто отдам. Давай, будем!

Они выпили и Петрович отправился покурить. Дмитрий Игнатьевич провел пальцем по прутьям клетки:

– А тебя кто крышует? Петрович?

Канарейка в ответ заметалась по клетке.

– Валентин, – задумчиво спросил Дмитрий Игнатьевич, когда тот вернулся, – а ты в блокаду где был?

– Нас с матерью в сорок втором эвакуировали в Новую Ладогу, осенью. Мы на Ваське жили, но дом разбомбили в первые же дни. Тётка нас приютила. А ты?

– Бабка рассказывала, что меня зачем-то летом – в сорок первом ещё – увезли в область. Не только меня, там много детей было. Потом нас вернули в город. А мамка так и пропала по дороге. До сих пор не знаю, что с ней случилось. А мы с бабкой здесь так и прожили. Голодали люто, конечно. Слава Богу, хоть дом наш не пострадал. Вообще, представляешь! Мне тогда четыре с половиной было. Я сам-то мало что помню…