Канарский вариант

«Чехи», шустро поднявшись с колен, бросились вверх по лестнице. Вслед за ними отправился Алихан. На выходе обернулся, заметив осунувшимся братьям Оселли:

– У вас сегодня тоже большой праздник. День рождения. Отметьте его с помпой. С салютом и плясками.
– И, многозначительно качнув головой, удалился.

– Сегодня действительно есть повод для торжества, - подтвердил Одинцов.
– Если бы этот человек захотел бы стереть наши имена из книги жизни… Он стреляет быстрее, чем думает. А думает он быстрее компьютера.

– Так вы из КГБ?
– проницательно отреагировал Джованни.
– Это меняет дело. Мы найдем вам работу по специальности.

– Вы постоянно предлагаете какие-то крайности!
– не без раздражения ответил ему полковник.

АУТСАЙДЕРЫ

Мчась на «опеле» куда глаза глядят, лишь бы оказаться подальше от нехорошего человека, от которого буквально разило кладбищенской благодатью, Аслан и Джамбик уясняли, что чудом выбрались из гибельного переплета, отмеченного противостоянием весьма могущественных сил.

Наконец, обретя достаточное самообладание, друзья, свернув к харчевне рыбацкого поселка, запарковали машину и, пройдя на открытую веранду, уселись за столиком, глядя на пену прибоя, выдававшую скрывшийся в ненастной темени океан.

Выбирая в меню самое дешевое блюдо, они, изнывая от унизительного безденежья, вновь и вновь преисполнялись обоюдным пониманием необходимости побыстрее покинуть остров опасных сюрпризов, чему, увы, опять-таки препятствовал неразрешенный вопрос с изысканием финансовых ресурсов.

Боевой дух, толкавший к отважному разбою, начисто испарился после пережитого стресса, смененный парализующей неуверенностью, и Аслан хмуро согласился с заискивающим предложением Джамбика попытаться продать верного железного коня, дабы выручить сумму, достаточную для возвращения на материк.

Подозвав толстого, усатого хозяина харчевни, облаченного в фартук санитара (к счастью посетителей, не ведавшего, что именно эти иностранцы разворотили доставшуюся ему в наследство от конкистадоров пристройку к мельнице), Аслан отчаянными жестами глухонемого попытался объяснить, что им надо найти какой-нибудь авторынок для срочной продажи замечательного во всех отношениях немецкого автомобиля.

Хозяин, склонив голову набок, как заинтересованная обращенной к ней речью собака, терпеливо отслеживал драматическую жестикуляцию клиента, из которой почему-то вывел, что посетитель хочет заказать на ужин много-много закусок и - фирменное блюдо из стремительной по своим ходовым качествам акулы.

Умозаключения хозяина заведения, впрочем, остались для чеченцев тайной, и Аслан весьма озадачился, когда сутулый официант в лоснящейся безрукавке поставил перед ним огромную вазу с горой яблок - так осмыслялось кабатчиком упорно повторяемое клиентом слово «опель», расцененное в знакомой ему англоязычной версии как «эппл».

– Куда делся этот мудак?
– вертя головой по сторонам в поисках исчезнувшего толстяка, спросил Аслан потянувшегося к преждевременному десерту Джамбика.

– Наверное, пошел смотреть «тачку», - вгрызаясь в яблоко, как дворняга в колбасу, предположил оголодавший товарищ.

Мудак, опять появившийся на веранде, при виде азартно ворочающего челюстью Джамбика восторженно поднял в воздух оба больших пальца, пролопотав, что, дескать, «опель» - вери-вери гуд!

– Вроде понравилось ему… - шепнул Аслан, вновь призывая покупателя автомобиля к столу для обсуждения вопросов ценообразования.

Попросив карандаш, вывел на бумажной салфетке: «1500» и, не успев дописать заветный знак - перечеркнутое двумя штрихами латинское «S», обозначающее доллары, - получил бодрым похлопыванием по плечу полнейшее подтверждение лояльности кабатчика к указанной сумме.

– Си, сеньор, си!

– Амэрикэн долларз!
– добавил Джамбик внушительно.

– Си, сеньор американо, си!

Знак «$», все-таки внесенный Асланом в договор о намерениях, вряд ли что мог сказать провинциальному испанцу, как и большинство его сограждан, уверенному, что при наличных расчетах в его стране имеет хождение исключительно местная валюта, а полторы тысячи песет, которыми, как он понял, располагали посетители, плату за ужин вполне покрывали.

– Фрита, - сказал кабатчик, ставя на скатерть поджаренный в кипящем масле картофель, посыпанный зеленью.

Как звучит слово «картофель-фри» по-американски, испанец не знал, произнеся лишь половину словосочетания, ложно воспринятую Асланом как намек на бесплатное угощение.

– Фри [free (англ.) - бесплатный]?
– на всякий случай переспросил тот.

– Фри, сеньор, фри!

Затем хозяина заведения, исчезнувшего на кухне, сменил прежний официант с огромным подносом всевозможных закусок.

Глядя на ломящийся от кулинарного изобилия стол, Аслан посетовал:

– Дешево «тачку» отдаем, прогадали…

– Кто знал!
– глядя разбегающимися глазами на рябившие в них яства, механически проронил Джамбик.

Последовавшее за закусками внушительное горячее блюдо навело Аслана на мысль о возможном недопонимании кабатчиком поставленной перед ним задачи.

Обменявшись взглядом с товарищем, также, чувствовалось, заподозрившим неладное, он произнес:

– Не вышло бы лажи, а?

Джамбик, потупив взор, не ответил, обреченно уминая акулий бок.

Аслан, философски шмыгнув носом, подцепил вилкой запеченную в тесте креветку.

После пережитых потрясений, обильно залитых вином, возможные недоразумения с представителями частного общепита представились им в итоге незаслуживающей внимания чепухой.

Сыто откинувшись на стуле, Аслан, не удосужившись изучить принесенный официантом счет, поведал соратнику, что пора бы начать осторожно спускаться к машине.

Однако их продвижению к выходу воспрепятствовал решительно возникший в дверном проходе кабатчик, воинственно выставивший навстречу неплательщикам заслон своего обширного пуза.

Владелец заведения совершал сложенными в щепотку пальцами характерные движения, будто у него невыносимо чесались их кончики.

Без труда уяснив значение этого выразительного международного жеста, Аслан высокомерно заявил:

– Инглиш - си! Испано - ноу андерстэнд!

Кабатчик, по-тараканьи шевеля усами, выразительно кивнул высунувшемуся с кухни официанту, принявшемуся, судя по всему, названивать в полицию, чье вероятное появление Аслан воспринимал с равнодушием, полагая, что за случившийся казус репрессивных мер со стороны властей не последует.