Каникулы на Эленмаре
Шрифт:
— А как можно с тобой связаться… ну… если очень понадобиться твой совет или помощь? — хмм… Лайвелл посмотрел на меня так снисходительно, как на неразумное дитя, которое бегает и спрашивает у взрослых разные глупости, раздражая окружающих своей навязчивостью, а те — гордо терпят, потому что маленьких обижать нельзя. Сумрак тяжко, устало вздохнул, но до ответа все же снизошел.
«Аля, я сам тебя выбрал. Тебе достаточно просто обо мне подумать»
Медленно подошла к вредному кошаку, опустилась перед ним на колени и, притянув к себе огромную голову, поцеловала в бархатный черный нос.
— Спасибо
«Все земляне странные, — изрек пришедший в себя лайвелл, а потом подумал и добавил, — очень!»
Ну и на здоровье! Пусть так думает, зато на его морде снова появилась хитрая улыбка. И я была уверена, что этот черный проходимец мне скоро приснится, даже если не будет в нем необходимости.
— Аля, нам пора! — поторопил меня муж, который с этой минуты снова становился тангиром Элвэ.
Последний раз взглянула на кошака, взяла Дарина за руку, от сжал артефакт, и мы оказались в лагере экспедиции, совсем рядом с домиком тангира.
— Мне кажется, тебе сейчас совсем не мешало бы переодеться, — улыбнулась мужу, намекая на его непрезентабельный внешний вид.
— Да, ты права, птенчик.
— Кадет Алевтина Верник, — напомнила ему о нашей конспирации. Дарин понял, но улыбаться не перестал и озорные искорки из его глаз не исчезли.
— Вы свободны, кадет! — отчеканил он громко, но потом добавил совсем тихо, — только без глупостей и в пределах разумного.
Я услышала, поняла и, когда шагала к своему домику, душа моя пела. Меня не смутили ни царившая вокруг тишина, ни отсутствие людей в обычно оживленном лагере. А возле домика, спиной ко мне, сидел Погодин и тихо с кем-то переговаривался по комму.
— Привет, Стас! — радостно заорала я, хлопнув друга по плечу.
— Отстань, Верник! Не до тебя сейчас… — он отмахнулся от меня как от назойливой мухи, — у нас люди пропали, а ты тут со своими шуточками!
Честно скажу — зависла. Конечно, последних новостей лагеря я не знала, но полагала, что нас ищут, а тут оказывается еще кто-то пропал. Пока над этим размышляла, Погодин развернулся и удивленно уставился на меня. Чего это он? Испачкалась я что ли?
— Что? — нервно спросила у не сводящего с меня глаз Стаса, после того, как осмотрела свою одежду. Лица рассмотреть не могла, но что-то мне подсказывало — дело вовсе не в нем.
— Верник? — как-то недоверчиво спросил друг.
— Погодин, а что с последней нашей встречи тебя враги зрения лишили или я так изменилась до неузнаваемости? — не удержавшись, съязвила в ответ.
— Алька! — выдохнул он, сгреб меня в охапку и закружил.
— Пусти! Ну, пусти же, раздавишь! — трепыхалась я, как пойманная в силки птичка.
Отпустил. Снова оглядел и… заорал.
— У тебя совесть есть? Ты где была? Твой труп весь лагерь и пол Академии по всем ущельям Лорны разыскивают уже две недели, Пелагея Джоновна чуть с ума не сошла, дед твой прилетел лично, а ты так просто заявляешься и говоришь «привет».
— Как две недели? — обалдела я, — мы же вчера… и тропа… обвал там…
Ноги стали ватными, подкосились и спасительная для психики темнота приняла меня в свои объятья.
Очнулась,
конечно же, в медицинском домике. Пахло лекарствами, озоном и еще чем-то специфическим. Стены были выкрашены в ровный светло-голубой цвет, а в соседней комнате разговаривали на повышенных тонах двое мужчин. Оба голоса я узнала. Один принадлежал мужу, а второй невысокому пожилому ксури Ваку Париту, которого еще в Академии назначили старшим медиком экспедиции.— Вы немедленно пропустите меня к ней! Это курсант вверенного мне подразделения! — орал тангир Элвэ. Странно, никогда не слышала, как он кричит. Дарин умел говорить так, что вокруг все замолкали и внимательно его слушали, даже если до этого в помещении стоял гвалт
— У меня приказ легара, никого не пускать к фаэре Верник! — что ж, медики тоже могут быть суровыми и непоколебимыми. Голос маленького ксури даже не дрогнул.
— Поймите, фаэр Париту, я обязательно должен увидеться с Алевтиной! — «леденец» немного сбавил обороты.
— У Верник психическое расстройство с депрессивной составляющей, в следствии чего девочка просто не выдержала всего, что на нее свалилось. В ее состоянии покой нужен, хотя бы пару дней. Вы понимаете, что такое покой, тангир Элвэ? — доктор был не приклонен.
— Понимаю, — вздохнул Дарин, а мне ужасно захотелось его увидеть. Ну хоть одним глазочком, хоть в щелочку, но встать почему-то я не могла.
— Тем более, — продолжил разговор Вику Париту, — насколько я знаю, все события, так повлиявшие на Верник, вы пережили вместе. Боюсь, если она вас увидит, ей может стать хуже.
— Не станет ей хуже, доктор! — тангиру тоже было не занимать настойчивости, — Поверьте, я точно знаю, как сделать Алевтине Верник хорошо…
— Нет! — ксури по прежнему стоял на своем, а у меня вся кровь прилила к щекам, когда я услышала, что сказал ему Дарин. Стыд-то какой… Ну, «леденец»!
— Вы же сами были молодым! — взмолился Элвэ.
— У вас с Верник отношения? — спросил док. Ну, да. Такая стратегия могла сработать, ксури очень ценили чувства, берегли свои и уважали чужие.
— Пока нет, но очень скоро будут! — пылко пообещал мой тайный, супер секретный муж, — если вы, конечно, разрешите увидеть Алю. Хоть на минуточку!
Последняя фраза была сказана так жалобно, что доктор не устоял.
— Ладно! На минуточку! — ответил он.
— Спасибо! — ликовал за дверью Дарин.
— И чтобы без глупостей! Верник волноваться нельзя. Вы меня поняли?
— Да, док! Буду самым смирным навещающим.
— У вас пять минут! — предупредил ксури, в коридоре раздались его удаляющиеся шаги.
Дверь открылась и на пороге возник сияющий, как медный таз, тангир Элвэ, по совместительству мой муж. Дарин улыбался, разглядывая меня, и в бирюзе с золотыми искрами разливалась нежность.
— Привет! — выдохнул он в мои губы прежде, чем завладел ими нагло и бесцеремонно. Правда поцелуй был коротким, но очень горячим, — как ты, птенчик?
— Встать не могу, — зачем-то пожаловалась я.
— Ну это стандартная процедура. Тебе нужен покой, вот медики и обездвижили, избавив от лишних движений. Сутки лечебного сна и будешь, как новая! — тараторил Элвэ, суетливо поправляя одеяло, — кто же знал, что ты такая слабенькая…