Каникулы в Простоквашино

Он, конечно, выбрал самый интересный - "Интерьеры домашних усадеб русских царей. Петергоф".

Он рассматривал дворец и думал:

"Вот это дворец! Это ж целый аэродром! Это ж сколько дров для него зимой потребуется!

Вот это окна, какая красота! Как же их протирать? Да на них мочалок не напасёшься. Да их с утра до вечера протирать надо! Вот у нас окошки - плюнул на тряпочку, раз - и всё!

А полы - паркетные! Просто загляденье! Мне таких полов даром не надо! Как только последний пол вымоешь, первый уже снова запачкают".

Потом он рассматривал фонтаны и скульптуры и стал почему-то недовольно фыркать. Он позвал дядю Фёдора и говорит:

– Какая неприятная скульптура.

– Вот эта?

– Да, вот эта. "Самсон, раздирающий пасть льва".

– А почему?

– Потому, что мне льва жалко. Да ты сам посуди, дядя Фёдор - сплошное неуважение к кошачьим. Есть "Витязь в тигровой шкуре". А вот тигра в витязевых доспехах нет. А чёрных кошек вообще преследуют из-за цвета кожи.

Он ещё раз посмотрел на скульптуру "Самсон, раздирающий пасть льва" и сказал дяде Фёдору:

– Надо бы дополнить композицию. Сделать ещё одну скульптуру: "Не получилось".

– Какую скульптуру?

– Лев сидит на груди Самсона.

– А почему "Не получилось"?

– Потому что если у Самсона не получилось, то у льва уж точно получится.

Наконец профессор Сёмин нашёл то, что искал.

– Смотрите, есть такой святой Фотий. Даже есть его фотография. Вот что про него написано:

"Святой равноапостольный Кирилл, учитель словенский святитель Фотий, патриарх Константинопольский, жил в IX веке, происходил из семьи ревностных христиан. Святой Фотий получил блестящее образование и, состоя в родственных отношениях с императорским домом, занимал должность первого государственного секретаря в Сенате. Современники говорили о нём: "сведениями почти во всех светских науках он столько отличался, что по праву мог считаться славою своего века и даже мог спорить с древними. Православная Церковь почитает святителя Фотия как ревностного защитника Православного Востока от владычества пап".

– Но здесь ничего не сказано про то, что не надо работать.

– Может, это какой-нибудь не тот Фотий?
– предположил почтальон Печкин.

– Есть ещё один Фотий - митрополит Киевский. Очень замечательная личность. Он, - сказал Сёмин, - очень многое сделал в смысле просвещения в России. И даже ещё один Фотий Васильев - старообрядец, бывший стрелец. И никто из них не говорит, что работать нельзя.

– В общем, так, - сказал почтальон Печкин, - пока я всё про этот праздник не узнаю, я 15 июля каждый год работать не буду.

– А я, пока про этот праздник всё не узнаю, - сказал Матроскин, - 15 июля каждый год работать буду.

Когда они уходили, профессор Сёмин сказал дяде Фёдору на ухо:

– Вот в таких ситуациях люди и проявляются.

И хотя Матроскин был не "люди", он проявился в лучшую сторону, чем Печкин.

Глава одиннадцатая. ЩЕНОК ГОРБУНОК

Надо было, в конце концов, заканчивать поэму. И Шарик работал над ней и работал:

И он бежал, бежал,

Бежал...

Бежал, бежал, бежал, бежал...

Против бури, против ветра

Целых двадцать два кил-метра...

Здесь Шарик подумал, что "кил-метр" ненамного лучше "чел-века", но потом решил:

– Кто умный, тот поймёт. А бестолковым я читать поэму не стану.

Поэтому он продолжил:

Бежал, бежал, ещё бежал.

Но всё же вора задержал.

Вора он смело укусил,

И тот пощады запросил:

– Меня, эх, погубила страсть.

И больше я не буду красть.

Простите меня, простите.

На волю меня отпустите...

Скоро его поэма была практически готова. Он позвал дядю Фёдора и Матроскина и стал им читать шедевр:

Ночь, улица, фонарь, стройбаза...

Дружок взял след почти что сразу.

Тот след был от грузовика...

Он читал и читал. Дошёл до погони. Тут дядя Фёдор остановил его:

– Слушай, Шарик, что-то у тебя поэма бесконечная. Попробуй её сокращать.

– А как?

– А вот Дружок у тебя бежит десять раз. Пусть бежит один раз.

– Но там дорога длинная. Грузовик далеко уехал.

– Допустим, - говорит Матроскин.
– А чего это ты всё украденное перечисляешь? Корзина там, картина, картонка и маленькая собачонка. Ты бы ещё носки перечислил, ботинки.

– Собачонки там не было, - спорит Шарик.

– Как не было? Была. Вот же у тебя написано: "Ах, у нас нет собачонки. Вот и пропадают дублёнки". Значит, собачонка была.

– Вообще-то она была. Но у них её не было. Поэтому вещи и пропали.

– Ладно, - согласился дядя Фёдор.
– Читай дальше.

Шарик стал читать, пропуская целые куски:

Итак, он задержал вора,

А у вора полно добра,

Буквально целая машина:

Диван, чемодан, пианино,

И в довершение списка -

Большая собачная миска.

– Может, она всё-таки была собачья?
– спросил дядя Фёдор.

– Она, конечно, была собачья, - согласился Шарик, недовольный тем, что его перебивают.
– Но тогда нескладно получается. Слушайте. Дальше будет самое неожиданное:

Тут в пальто, но без штанов

Прилетает Иванов.

– Дружок, теперь я понял вдруг,

Что ты мой настоящий друг.

Вот тебе, Дружок, котлета.

Вот тебе, Дружок, конфета.

Вот тебе, Дружок,

Пирожок.

Он поцелул собаку в нос

И на руках домой понёс.

Но Дружок вдруг

Вырвался из рук.

– Вы, конечно, всех нежней,

Но я в милиции нужней.

Я здесь при помощи таланта

Дослужусь до лейтенанта.
–

Вот какой он молодец!

Конец.

Слушатели молчали.

– Ну, что?
– спросил Шарик.

– Я думаю так, - сказал дядя Фёдор.
– Если слегка подработать, то может получиться что-то интересное.

– А сейчас разве неинтересное?

– Мне кажется - сыровато. Много вопросов возникает. Почему это Дружок заговорил по-милиционерски? Откуда взялся Иванов? Как это Дружок сумел догнать грузовик, особенно против ветра?

– Сыровато, - согласился Матроскин.
– Пожалуй, даже мокровато. Подсушить надо.

– Тебя самого подсушить надо, - обиделся Шарик.