Каннибалы
Шрифт:
А он в шестьдесят – миллионер и глава компании. И не говорите, что это ничего не меняет. Что еда – это пожизненно. Меняется все. Даже прошлое.
Борис окликнул ее с лестницы:
– Вам к директору балета?
Она обернулась.
– Да.
Тащить ее с собой не хотелось. Не стоит вмешиваться в жизнь саванны слишком сильно. Борис ограничился тем, что объяснил, как пройти.
– Спасибо.
Он посторонился. Она из вежливости обошла его на лестнице медленно – а потом припустила вверх, цепляясь мускулистой рукой за перила, перескакивая через две ступеньки длинными худыми ногами.
Аким
Им все кажется, что он один из них. Зря!
Он больше не один из них. Он – босс.
Немного поганая, конечно, должность: директор балета. Вроде директор, но все же не совсем настоящий. Но для них он – босс.
На пенсию ради этого пришлось уйти раньше срока. В тридцать шесть. Но Аким не жалел. От мысли о пенсии у него сжимался желудок. «Принц на пенсии», – провожали шепотком таких: порывистых сухоньких старичков с пегими кудрями – рыщущих, заискивающих и тут же бьющих фанаберией, как копытом («я – народный артист!»), никчемных, ненужных.
И нет у него слабостей. Больше нет.
Он выучил английский, слушая диски в московских пробках. И бабы – больше никаких баб: Татьяна знает, что теперь он ей безупречно верен. Что можно солисту, то нельзя директору балета. Никаких глазок, улыбок, шуточек, цапанья за коленку, не говоря о большем – ночи в номере на гастролях, эх! Ни-ни. Коготок увяз – всей птичке пропасть. А пропадать Аким не хотел.
Даша напрасно пыталась попасть глазами ему в глаза.
С ее ростом Акиму пришлось чуть ли не задирать голову – чтобы все-таки смотреть поверх нее.
Ну и балерины пошли, негодовал он. Баскетбольная команда. Это все с французов началось, с Гиллем. У нас таких дылд раньше из хореографического училища отчисляли. Чтобы смогла закончить обычную среднюю школу и получить другую профессию. Зачем зря учить? – она же встанет на пуанты и окажется выше любого парня.
Аким-танцовщик таких балерин терпеть не мог. Да ее поднимать – надорвешься.
Но Аким-директор заставил себя полюбить и Белову. Публике нравится. Критики верещат от счастья. Гастрольный план забит под завязку. Деньги, деньги, деньги. Если завтра его вышибут из этого театра… Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. Допустим, не завтра, а через пару лет, и не вышибут, а подсидят, – в жизни ведь случается всякое! Из театра уходят – все. Никто не сидит в кресле пожизненно. Так вот, когда такое случится с ним, к этому моменту его CV будет выглядеть так, что он станет желанным кандидатом на кресло в любом европейском театре.
Английский он уже выучил.
А пока – со всеми построже. Особенно с этой. Пока она еще не обросла здесь знакомствами, сразу поставить на место.
Но говорить – мягко.
– Даша, у меня сейчас встреча. С новым председателем Попечительского совета.
Она посмотрела ему за спину. Все режиссерское управление в сборе. И даже фотограф театральной многотиражки «Наш театр» Миша, с хомутом камеры на шее.
– Давай это подробно и спокойно обсудим. После встречи.
Он нажал на слова «спокойно» и «после». И даже посмотрел ей в глаза, думая при этом про нового председателя: «Где ж этого козла носит?»
– Посиди в буфете пока, я здесь закончу и сразу к тебе спущусь. Мы это все немедленно уладим. Не волнуйся, спектакль ты знаешь.
Мальчики тоже все знают свою партию. Просто поддержки проверите – а на это время есть.– Дело не в поддержках.
«Я возвращаюсь в Питер», – вот в чем. Но сказать не успела.
– Ясно же, что тут какое-то недоразумение.
– Я…
– Ты их не так поняла.
«Ладно. Я уезжаю. Не хочу даже вникать», – сразу успокоилась Даша.
«Вроде успокоилась, – остался доволен собой Аким. Уф. – С бабами всегда так трудно», – пожалел он себя.
Непринужденно потеснил Дашу к выходу.
– Хорошо, – кивнула она: – После.
Подумала: «Позвоню пока в Питер». С кем сперва поговорить? С худруком? С директором театра? Или с директором балета? Они, конечно, немного обижены, из-за Лондона. Но сумеют сделать вид, что нет. Ведь она возвращается, разве не это – главное?
– Хорошо, – повторила.
– Вот и славно, – обрадовался легкой победе Аким. И оба чуть не получили по лбу дверью. Запыхавшийся дядька в сером костюме ввалился между ними.
Аким фальшиво просиял:
– А, вот вы где!
Борис извинился за опоздание.
– Простите, пробки.
Все тут же захлопали. Фотограф Миша поднял камеру. Аким интимно подхватил Бориса под руку. Их окатила вспышка. У Бориса перед глазами поплыли синие червячки. Даша двинулась к двери.
– Даша, погоди, – приподнято окликнул Аким. Схватил ее за руку, подтянул обратно.
– Знакомьтесь, пожалуйста. Борис Анатольевич Скворцов, наш новый, но уже очень нам дорогой председатель Попечительского совета. По совместительству – глава «Росалмаза». Алмазы России, так сказать, сокровищам русского балета.
Он услужливо отряхнул Борису рукав. Хохотнул:
– Где только вы пыль у нас нашли?
И показал:
– А это та самая Даша.
Борис смутился. Даша почувствовала камень под диафрагмой. Тошное ощущение, что тебя поволокло совсем не туда, куда ты собралась.
А мужик в сером костюме заговорил. И все говорил, говорил. Речь, видно, приготовил заранее. Даша не слушала. Думала, как позвонит своим в Питер. Что скажет.
Мужик в костюме умолк. Все захлопали. Он больше ничего не сказал. Даша поняла, что закончил.
Он протягивал ей ключи.
«Не рада, что ли? – удивленно подумал Борис: странная. Да, после Питера Москва ей, наверное, кажется диким местом. Мне тоже так казалось, весь первый год, если не больше».
Он приветливо улыбнулся:
– Знаю, что в Питере у вас был вид из окна получше, но мы постарались не ударить в грязь лицом.
Даша хотела возразить. Он очень ошибается: не был, а скоро снова будет.
– Даша, ну ты подвинься ближе, подвинься, – замахал ладонью фотограф Миша. – А вы – ключи поднимите повыше. Только лицо себе ими не закрывайте.
Белова протягивать за ключами руку не спешила. «Не понимает?» – подумал Борис: квартиру ей не сняли, а купили, насовсем.
А Даша думала, кому сначала позвонить. Авдееву? Или Кикину? Авдеев самый главный. Но он дирижер. А Кикин – не главный, но он директор балета. С кого начать?
– …Зато этот вид – полностью ваш, – улыбнулся Борис. – Это ваш дом, не общежитие. Вот видите, я про вас читал в Интернете.
Лицо у нее окаменело.
М-да, понял свой промах Борис. «Нет, это добавлять не стоило. Вышло типа богатенькие московские буратино башляют питерской золушке – у нас такое ненавидят». У нас – в Питере.