Капитализм
Шрифт:
Обессилевшие продавцы остановились и подняли на него усталые глаза.
— Больше так продолжаться не может! — махал он руками и, сверкая глазами, вглядывался в понурые лица. — В двадцать первом веке мы попали в настоящее рабство. В угоду капиталистической жажде обогащения нас превратили в безмолвный скот. Нами понукают, над нами издеваются, на наших телах уже давно выжжено невидимое клеймо, свидетельствующее о нашем закабалении.
Засветились у продавцов глаза. Стали выпрямляться спины.
— Обманом, подлым обманом, — изливал душу Максим, — завладели
— Точно! — крикнул кто-то в ответ.
— Правильно говоришь! — донеслось из другого угла.
— Хватит терпеть!
Максим аж искрами сыплет:
— Неужели мы молчаливо будем дожидаться своей смерти? А, я вас спрашиваю?! Нам совершенно нечего терять, зато впереди, там, за оцеплением, — свобода! Так давайте же прорвемся к ней, братья! Давайте свергнем ненавистное директорское иго! Давайте освободимся наконец!
— За свободу!!! — завопили осмелевшие продавцы. — Вперед, на штурм!
А в зал вперевалочку директор заявился.
— Это что это за беспорядки такие? — возмущенно оглядел территорию. — Хотите, подлецы ленивые, чтобы я вам еще штрафы выписал?
Схватил Максим видеомагнитофон с полки и крикнул:
— Бей его, гада!
И магнитофоном тем прямо в директорскую морду запустил. Хорош удар! Опрокинулся директор, на спину шмякнулся. Набросились на него продавцы и всей подручной техникой валтузить начали.
— На тебе, изверг! — лупят его. — Получи, эксплуататор!
Завалили наконец холодильниками. Только кровавое пятно под ними расползается.
— Охранники на нас идут! — заметил Максим передвижение церберов. — Выстраиваем оборону. Дверной проход узкий, словно Фермопильский перешеек. Забрасывайте их пылесосами, спартанцы!
Полетели в охранников пылесосы. Одна разбитая голова, другая. Не прорваться душителям свободы, отступают.
— Хорошо! — кричит Максим. — Молодцы! Братва, тараньте стекла стиральными машинами!
Хватают продавцы стиральные машины, волокут их к окнам и прямо в стекло врезают. Сыпятся на пол осколки.
— Есть проходы! — голосит Максим. — Вооружаемся ножами и скалками из посудного отдела и всем скопом вываливаемся на улицу! Организованно! Друг другу помогаем!
Выбрались на улицу продавцы. Струсившие охранники еще в оцеплении стоят.
— Вперед, на врагов! — завопил Максим. — Режь капиталистических псов! Свобода или смерть!
— Ура-а-а-а!!! — выдали громогласно продавцы и лавиной понеслись на охранников.
Их ряды дрогнули. Побежали гнусные часовые эксплуатации и частной собственности. Позорно побежали. А продавцы их догоняют и бьют, бьют. От души прикладываются.
Как-то само собой запелось.
— Ве-э-есь мир насилья мы разрушим!!! — радостные от победы, от собственного освобождения, от того, что смогли сбросить ярмо, заголосили продавцы. — До основанья, а зате-э-ем… Мы наш, мы новый мир постро-о-им…
Но тут милицейские сирены завыли, из машин люди в камуфляжной форме
и с автоматами стали выскакивать.«Не справимся, — лихорадочно вертелось у Максима в голове. — Идти против автоматов — самоубийство».
— Врассыпную, братцы! — отдал он команду. — Всем удачи! Еще встретимся.
Бросились продавцы кто куда. Над головами пули засвистели. Максим почувствовал толчок в плечо, а потом на бегу стал наблюдать красивую картину: на плече его растекалось, все более увеличиваясь, алое пятно.
«Ранен», — с удовлетворением подумал он.
Видимого ущерба рана не принесла. По спине колотила котомка с книгой Маркса. Он пробежал несколько кварталов, свернул в подворотню, перепрыгнул через деревянный забор и увидел перед собой остов строящегося здания. Людей поблизости не наблюдалось.
В здании он затаился на груде строительного мусора. Сердце радостно колотилось.
«Организованной борьбой можно добиваться результата, — проносились мысли. — Теперь я понимаю, что бороться нужно, что бороться необходимо. Есть в людях сила, есть злоба, чтобы свергнуть этот бесчеловечный строй! Надо собирать команду, дружину, войско — и завоевывать власть. Это реально, это вполне реально».
Белой казенной рубашкой он перевязал рану. Ночь отлежался на стройке.
Братец Дениска и сестрица Настена
Летит Денис на Дальний Восток, в город Биробиджан, столицу Еврейского автономного округа. Открывает здесь его предприятие представительство. А Денис — подумать только! — назначен директором филиала.
— Хорошо ты работал, — напутствовал его генеральный, — полезно. Сейчас новые горизонты перед нами открываются, новые задачи встают. Будем Дальний Восток завоевывать, хочу тебя туда направить. Опыт у тебя есть, сейчас с любой работой справишься. Но смотри, облажаешься — ноги выдерну. Выбирай, куда бы отправиться хотел.
А Денис, ни секунды не раздумывая, выдал:
— Биробиджан.
Он насчет этого города свои планы имел. К евреям ему хотелось. Любил он их очень.
Задачи перед филиалом торговые. Продукцию продвигать, рынок завоевывать. Летит Денис в самолете, гордый — до чертиков, даже жопа светится, а все равно волнительно. Трясет его. Держит он на коленях книжку и иврит учит. Ну, чтобы евреи за своего приняли.
Настя склонилась над швейной машинкой и строчит оборку. Машина древняя, плохенькая, вот-вот кранты ей настанут, но работу тоже делать надо. Уф, готово!
Встает она, подходит с платьицем, что воспитанницы работного дома для кукол шьют, к наставнице, госпоже Симаковой, и робко протягивает выполненную работу.
— А, Настька! — поворачивается та на шаги. — Соизволила наконец к десяти утра одно платье сшить. Три часа, как работа идет, а она лишь первое сделала!
— Простите, госпожа, там очень аккуратно надо было.
— Ну, что тут у тебя?
Платьице сшито на загляденье. Красивое, ажурное. Настена — одна из лучших швей, но не говорить же ей об этом. Вдруг возгордится и закапризничает.