Капитан Брамы

— Пришли, — сказал Белодрев.

Обогнув заросли, мы поднялись на небольшой пригорок. Спустились в ложбинку, что плавно уходила в заросли осоки. В ложбине было сухо, безветренно и совсем не ощущался запах болота. Вокруг зеленела свежая трава, а в самом центре, из-под большого, гладко отесанного камня, бил родник c чистейшей прозрачной водой.

Вокруг родника образовалось крохотное, но глубокое озерцо, берега которого были обложены мелкой и ровной галькой. Часть родника стекала в болотце, часть по небольшой и, кажется, рукотворной канавке уходила прямо в лес.

Не говоря ни слова, мы быстро скинули рюкзаки и тщательно умылись холодной родниковой водой, смыли с себя всю нечистоту Сумрачной земли.

— Да, друзья-человеки, это исток реки, — сказал Белодрев, — река была практически мертва, все воды уходили в болото. Но ей вернули жизнь два наших брата. Когда человеки покинули станцию, и станция перестала посылать свои смертоносные лучи, эти два брата стали навещать Брошенный лес.

— Это те, которых убили гномы? — спросил Капитан.

— Да, — ответил Пестрый.

— Располагайтесь, — сказал нам Белодрев. — Здесь мы остановимся на ночь. Надо хорошо отдохнуть.

— А здесь не опасно? — спросил я.

— Теперь, после ухода наших братьев за море, нет. К тому же мы будем здесь не одни. Взгляните.

Белодрев махнул рукой в противоположную от болотца сторону. Сразу за ложбиной начиналась небольшая поляна. На краю поляны, где-то в полусотне метров от нас, возвышалось огромное, величественное дерево со странными темно-бардовыми листьями.

Дерево не было очень уж высоким (я мысленно сравнил его высоту с Серебряным Деревом; пожалуй, оно как раз бы достало до нижних ветвей), но было необычайно раскидистым, будто хотело охватить ветвями весь Брошенный лес.

— Идемте, познакомимся ближе, — предложил нам Белодрев, после того как мы омылись.

Мы встали и вышли из ложбины на поляну. Я обратил внимание, что дерево растет отдельно от всех деревьев и на небольшом пригорке. Как-то сразу стало понятно, что это непростое дерево, а как бы глава всего Брошенного леса, его центр. Мне захотелось назвать его Царь-Деревом.

У Царь-Дерева был толстенный, в несколько обхватов, морщинистый ствол, прямой, как колона. В стволе, да и во всем дереве, не было трухлявости, кривизны, дыр — дерево, несмотря на свой почтенный возраст, выглядело еще довольно крепким.

— Царь-дерево! — не удержался я.

— Пусть будет Царь-дерево, — согласился с мной Белодрев, но добавил, — только подлинное Царь-дерево — это Кон-Аз — у…

— Вот как, — оживился отец Иван, — очень интересно.

— Помните, при нашей первой встрече я сказал вам, что мы тоже знаем и почитаем Кон-Аз-у…, только по-другому, ни как вы. Так вот один из главных образов, которым Он нам открылся, это Золотое Царь-Дерево. Дерево, что удерживает все созданное, и из которого все созданное произошло.

— Логично, — сказал Капитан, — так для вас Он и должен открыться, вы же с деревьями связаны.

— Да, главный образ: Царь-Дерево. Это как в вашей песне: В Начале было Слово. Так и у нас, — в голосе Белодрева появились торжественные нотки, — в начале было и есть великое Царь-Дерево, которое вечно произрастает от Истока. Исток же, это есть Аз-А-у…, но о Нем нельзя сказать, что-либо определенное.

— Исток? — переспросил Капитан, — это тот, что мы видели с холма и в сторону которого идем? А как же тогда быть со словами Клена, под шатром? Он сказал, что в центре Млечного Пути царство Аз-А-у…

— Верно, — ответил Белодрев, — но это царство не является самим Аз-А-у…, хотя и его средоточие. Так же и Исток, что мы видели, не является в полном смысле самим Аз-А-у…, даже если сам Аз-А-у… и является Истоком. Почему? Потому, что как я и сказал — о Нем нельзя произнести, что-либо определенное.

— А в нашей самой главной песне поется, — гордо заявил я, — видевший Меня видел и Отца. Это сказал нам сам Воскресший. Так что мы, христиане, знаем Бога. Не в смысле, конечно, что Его постигли (Он, естественно, непостижим), а в смысле, что можем познать Отца через Сына.

— Песня эта нам известна, — задумчиво сказал Белодрев. — Мы бы очень хотели иметь понимание этой песни от вас. Но пока не получили. А почему? Вот такой вопрос: если вы, действительно, знаете Того, о Котором ничего нельзя сказать, то почему же вы продолжаете совершать столько зла?

Простейший вопрос почему-то застал меня врасплох. Я бессильно качнул руками. Дело спас отец Иван:

— Белодрев, — мягко сказал он, — поверь, это самая большая загадка нашего народа.

— Простите, — вздохнул Белодрев, — не хотел обидеть. И не будем обижать Царь-Дерево. Друзья-человеки, подойдите ближе, поздоровайтесь.

Я коснулся рукою шершавого ствола, он был теплый и, кажется, гудел от избытка внутренних сил. Смутное чувство некой величественной огромности заполнило мое сердце. И тут же я отметил про себя, что дерево это, в отличие от деревьев в мире стражей, находится как бы в полусне. Возможно, так оно защищается от соседства тьмы.

— Царь-Дерево наблюдает за тропинками в Брошенном лесе, — сообщил нам Белодрев. — И, конечно же, знает о перемещении рабов отца Василия. Нам надо поговорить с ним. Это займет некоторое время. Царь-Дерево медлителен.

Белодрев и Пестрый опустились прямо на землю и, повернувшись спиной к стволу дерева, прикрыли глаза. Мы вернулись к роднику.

— А здорово тебя Белодрев отделал своим вопросом, — сказал отец Иван.

— Почему, меня? — возмутился я. — Кажется речь шла о всех христианах.

Повисло молчание. Отец Иван задумчиво смотрел на прозрачные воды родника. И вдруг спросил:

— Что вы обо всем этом думаете?

— О чем? — сказал я.

— Ну, вообще.

— Не понял?

— У тебя, Дима, нет такого ощущения, — медленно произнес отец Иван, — что все, что было до того, как мы с Брамой столкнулись — сон. Нет, я понимаю, конечно, что не сон. Я помню о семье, и еще вчера, когда мы вошли в Сумрачную землю, сердце едва не разорвалось от тоски и страха из-за всех этих проблем со служением и епископом.

— Естественно, и сейчас я помню обо всем этом… но, такое чувство навязчивое, будто мне все это снилось, вся моя прежняя жизнь со своими проблемами, и вот теперь только я начал пробуждаться.

— Представляешь, — ответил я, — и у меня похожее ощущение.

— Это нормальный процесс, — встрял Капитан. — У меня тоже так поначалу было. Возможно, психика защищается от потока новой необычной информации. Включается в поток, не анализируя его особо, а все прежнее переводит в сон. Иначе ведь с ума сойти можно. Смотрите. Только второй день нашего пребывания в зоне Брамы заканчивается. А столько уже всего перевидали. И прекрасный мир стражей и тьму Сумрачной земли.