Капитан Филибер

— «Снился мне давеча город Мадрит, — вздохнул, — ни разу не был, но знаю, что…»

— Родители нашлись, — сквозь седую бороду мелькнула улыбка. — У младшего урядника Гримма. Письмо прислали, просили помочь — переправить. А тут как раз оказия подвернулась. Они с Новицкими соседями были, обещали и за ним присмотреть.…

— Не хотим! Не хотим! Мы — чины Донской армии, мы Зуавы, мы… мы… Мы!!!

Мадрид… Далеко занесло Гриммов-старших! А может не так и далеко. Испания не воюет, там, по крайней мере, спокойно. Мадрид, Мадрид… Не разу не был, но знаю, что дыра!

— Отправляйте! Сегодня же! Сейчас!..

Закрыл уши. Переждал…

— Вы-пол-нять!

* * *

— Николай Федорович, батенька! Может, и в самом деле? Оставим? Мальчики здесь, как в семье, все их любят. Пристроим в училище, будут сыновьями полка, потом и в офицеры выйдут. Все-таки Родина! Отцу Гримма напишем, что…

— …Провожая в последний путь питомцев Сумского Михайловского кадетского корпуса Гримма и Новицкого, мы над свежими могилами юных героев клянемся мстить проклятым большевистским палачам. Оба ока за око, все зубы — за зуб!.. Писать придется вам, господин полковник!

— Значит… Вы не верите, что… Что все это — надолго? Вы… Николай Федорович, вы не верите в победу? Даже вы?!

Даже я…

— Разрешите не отвечать?

* * *

Я знал, что Африкан Петрович Богаевский умен. Недавно же смог убедиться, что Донской Атаман мудр.

— Господа офицеры!

Маленький кабинетик, стены в картах и схемах, готический телефон на столе, стулья впритык, дымящийся самовар на подоконнике. Как только вмещаемся? Чернецов у самовара — колдует, я пытаюсь помогать, Евгений Харитонович Попов, генерал-лейтенант и начальник службы тыла, расставляет по столу стаканы в тяжелых подстаканниках…

Уже не расставляет. Руки по швам, на усатом лице — торжественность. Атаман на пороге!

— Евге-е-ений Харитонович! — Богаевский делает вид, что изрядно смущен, машет рукой. — Ну, мы же, слава Богу, не на плацу. Хе-хе! Просто зашел, чайком-с побаловаться, потому как мой адъютант с самоваром определенно не дружит… Василий Михайлович, душа моя! Давно не виделись, забыли вы нас, забыли!.. А вы, генерал, не пытайтесь изобразить стойку «смирно», у вас на лице все написано. Давно знаю, что у вас идиосинкразия на всякое начальство… Хе-хе! Кстати, я бубликов принес. Свежие!

Это уже стало традицией, почти церемониалом. Донской Атаман — совершенно случайно — заглядывает в маленький кабинет на втором этаже. Именно тогда, когда мы с командующим Южной опер группой навещаем добрейшего Евгения Харитоновича. «Господа офицеры», «не на плацу», ах, ох, душа моя, вот так встреча…

Узкий круг. Посторонних сюда приглашают редко. Иногда заходит Митрофан Петрович — Председателю Круга можно. Братья правят Доном вместе.

— Кстати, господа. Говорил я только что с Дроздовским. Так вот…

Так вот… Зря я об Африкане Петровиче печалился, когда он с новочеркасского марафона снялся, в Верхние округа со своей дивизией ушел. Взял Чернецов Новочеркасск, а праздника не получилось. Через Аксай уже спешили войска Антонова — моряки, Красная гвардия, латыши. Там мы с ними впервые и познакомились, с товарищами интернационалистами. Три дня — кто кого. Горел Аксай, кровью пенился. Задавили бы нас, но на утро дня четвертого с гиканьем и свистом промчался по новочеркасским улицам авангард полковника Мамантова. Верхний Дон шел спасать столицу.

Мы победили. А когда горожане наконец-то поверили, высыпали на улицы с цветами, тогда-то под колокольный звон и прошествовал спасенным им Новочеркасском сам Бог Африканский. Вуаля!

— Германцы… Да, уже вступили за границу Войска, обещали не переходить Аксай, не трогать столицу. Ростов остается у них… Господа, в случае начала боевых действий мы продержимся два-три дня, не больше… Иные предложения имеются? Нет, самоубийство не выход, запрещаю и прошу! Хватит с нас Каледина. Будем заключать наш собственный Брестский мир. Перетерпим…

Мудр Африкан Петрович, мудр! Первым делом не Манифест подписал, а представления на генеральские звезды — два десятка сразу, как с куста. И меня не забыл, и само собой, Чернецова. Даже лучше сделал: предложил Василию генерал-лейтенанта, мол, донскому Иван-Царевичу не жалко. Вспыхнули уши у Кибальчиша, замахал он руками, отбился. Зато крест получил — с номером один. «Защитнику вольного Дона», не шутка! И посыпалось: кресты, знаки за «Сальский поход», Георгиевские медали. Только фуражку подставляй!

А там и Манифест подоспел.

— Евгений Харитонович, не в службу… Да еще полстакана… Бублики, господа, бублики!.. Это я веселым хочу показаться, вас подбодрить. Хе-хе, господа… Черт! Так и взял бы винтовку — в штыковую на тевтона, как под Стоходом. Колол бы, прикладом бил, руками душил бы! Нельзя… Надо жить, господа, надо спасать Дон. В самом, увы, буквальном смысле.

С Манифестом удачно вышло. Не растерзали Митрофана Петровича — на руках понесли. А все потому, что поправил старший брат младшего, прошелся карандашом по листку из гимназической тетради. Исчезло слово «республика», иногородних же на категории поделили. Кому казачьи права сразу, кому по заявлению, кого в очередь. И не обидно, и землей делиться не надо. А для пущей надежности абзац новый появился — про исконные территории донские, которые вернуть самое время настояло. На всех лугов и пашен хватит! Мудр Африкан Петрович, ох, мудр! Плакал, говорят, Митрофан, за револьвер хватался. Ну, поплакал, все равно Председателем Круга переизбрали. Sit ut sunt aut non sint.

— Чтобы значит, господа, не на печальном заканчивать. Голубов объявился. Да-да, наш, как выражается генерал, Бар-ма-лей. Пришел, покаялся, рядовым в собственную бывшую батарею просится. Если Василий Михайлович не желает его на правеж поставить или там ремней из спины нарезать… Хе-хе!.. Ну, мое дело предложить… Господа, еще бублик остался!..

Атаманские бублики, атаманская мудрость… На месте Митрофана Петровича я бы, наверное, застрелился. Да и на своем собственном…

* * *

— Филибер, послушай! Мне самому волком выть хочется. Немцы на Дону! Господи!.. Лучше смерть, лучше… Нельзя! Прав, Африкан Петрович, нет у нас иного выхода!

— Есть, Василий. С немцами воюет Донецко-Криворожская республика. Против немцев собирает армию Автономов. Донбасс, Дон и Кубань — вместе мы выстоим. Война остановит войну, мы сможем договориться. Родина важнее, чем классовая борьба.

— Филибер… Ты — друг, ты мой лучший друг, самый лучший. Но… Тебе не стоило этого говорить! Понял?! Ты зря это сказал, зря, зря! Ты!..