Капитан спецназа (Последняя молитва шахида)

Может, прислушается?

Антонов пожал плечами:

— Я попытаюсь, Марина. До встречи, пошел я.

— До встречи! — тихо проговорила Мари, печально и как-то тоскливо глядя вслед человеку, которого любила.

Давно и по-своему, но любила!

Антонов прошел в угловой номер, который обычно использовался при прибытии в часть представителей командования. В нем были все удобства. Люкс, одним словом. Конечно, в армейском понимании этого слова. После того, как он принял душ и переоделся в легкий спортивный костюм, капитан начал накрывать на стол. Хотя «накрывать» было сильно сказано, но все же на столе, рядом с обязательным атрибутом всех гостиниц — графином с тремя стаканами на подносе, появились две бутылки водки «Столичной» московского разлива, привезенные одним прапорщиком из отпуска. Банка тушенки, неизменная часть офицерского застолья, икра баклажанная и купленный по пути хлеб.

Сергей закурил и тут же услышал шаги по коридору пустой гостиницы.

В номер вошли майоры Шевцов и Воробьев. С последним, командиров части, Антонов обнялся. Геннадий, вытаскивая из пакета домашние соленья, спросил:

— Антон? У вас в батальоне, кроме тебя, в командировки ездит кто?

— К чему такой интерес?

— Да к нам только ты один от ваших и заглядываешь.

А основные поставки в Чечню осуществляются отсюда, вот и спросил, у вас там что, штат кадрированный, что ли?

Сергей объяснил:

— Штат полный, а вот в рейсы посылать действительно некого. Командир второй роты в академию спрыгнул, вместо него сейчас пришел капитан, но он в части всего несколько недель. Хоть и свой парень, сразу видно, не то что был до него папенькин сынок, но рановато еще привлекать его к автономным маршам. Третий ротный желтуху подцепил, и как только умудрился? Ведь осторожничал сверх всякой меры, не поверишь, арбуз, перед тем как резать, кипяченой водой поливал.

Офицеры складов очень удивились:

— Это-то зачем?

— Вот и я его спрашивал, зачем ты его поливаешь?

Или собираешься вместе с коркой сожрать? Отвечал:

«Береженого бог бережет!» Вот и сберег! Свалился как сноп! Из взводных толковых было двое. Одного, Мишу Карпенко, подстрелили недавно. Он с гуманитаркой в аул какой-то пошел. Им сахар, муку сбросил, а ему взамен снайпер пулю прислал. Прямо там, в центре селения, при раздаче. Хорошо, пуля через правое легкое навылет прошла, все же из винтовки били. Поправится, говорят врачи, но в госпитале проваляется долго. Второй, Коля Болдин, в отпуске. Остальные — молодняк, типа вашего дежурного по части. Ребята хорошие, базара нет, но для рейсов глубинных совершенно не подготовлены.

А так, на малом «плече» ходят в Чечню, стажируются.

Вот и получается, что приходится нам с Казбеком Дудашевым пахать и за себя, и за того парня, но лично я не против такого расклада. В батальоне от уставщины и скуки помрешь! Уставщину начальник штаба ввел, прохода не дает никому, а от скуки выжрешь, так тебя тут же за хобот и на ковер! Нет, по мне, лучше я в Чехию, чем постоянно в части отираться, ерундой, типа строевых смотров да занятий, которые ничему не учат, заниматься!

Кстати, Игорек, будь другом, позвони в подразделение, где моих разместили, прапорщика пригласи.

Шевцов проворчал:

— Казбек в своей стихии. Обязательно приглашать нужно!

Антонов возразил:

— Ошибаешься, Игорь. Прапорщик — человек такта.

Может, у нас какой разговор особый? Так что это не каприз, а правильное понимание сути субординации.

— Ладно! Все вроде готово, — осмотрел стол Воробьев, — ну ты чего, Игорь, стоишь? Иди позвони в казарму, Казбека вызови, да начнем!

Шевцов вышел, позвонил, и вскоре вся компания была в сборе.

Глава 2

Командир предложил тост:

— Ну что, мужики? За встречу? И за удачу? Она никому и нигде еще не мешала, здесь тем более. В Чечне удача — это жизнь! Так за нее, за удачу?

Выпили, молча закусили.

Шевцов неожиданно налил по второй.

— Куда коней гонишь, Игорь? — спросил Антон.

— Домой надо! Решил идти сдаваться! Подумал, подумал, Антона послушал, решил, чего упираться бараном?

Хрен с ней, пусть главенствует! Все одно, кому-то пришлось бы уступить. Уступлю я! Поэтому засиживаться долго, сами понимаете, не могу. Как третью за ребят погибших дернем, свалю я, мужики. Думаю, в обиде не будете?

Его поддержал обычно молчавший в компании Казбек:

— Молодец, Игорь, по-мужски поступаешь, клянусь!

Женщину уважать надо и уступать ей, женщина в себе жизнь несет, род наш в муках продолжает. Правильно решил, поэтому хочу свой тост сказать.

— Давай, Казбек!

Старший прапорщик поднялся:

— Выпьем за матерей наших, жен, сестер, дочерей, за всех женщин, которых мы любим и кто нам дорог. За тех, кто любит нас и ждет, когда мы вернемся!

— Хороший тост, Казбек, — офицеры выпили по второй, Закурили, сразу заполнив номер плотной дымовой завесой.

Сергей встал, подошел к окну, открыл его. В помещение хлынула приятная вечерняя прохлада, сопровождаемая неумолкаемым звоном цикад. Дерева, что сгорело в ту памятную ночь, о которой вспомнила Марина, под окном не было, и от этого почему-то стало грустно. Вдали раскинулись горы, окутанные черными облаками, на темном фоне покрывшегося звездами неба.

— Красиво здесь у вас и тихо! Не то что наша степь выжженная. Если бы не эта проклятая война, какой здесь отдых можно было бы организовать! Санатории построить, трассы лыжные оборудовать. А рыбалка? В горных реках, в той же Унже, на перекатах, форели и хариуса валом! Приезжали бы люди, радовались, отдыхали, лечились. Нет, кому-то понадобилось разжечь пламя войны! Козлы! А все власть, деньги, личные шкурные интересы. Твари! Удавил бы лично, покажи мне хоть одного, кто виноват в этой бойне бессмысленной!

Гневную речь друга перебил Воробьев:

— Слишком высоко они сидят, Антон, те, кого ты удавить собрался! Не подберешься! И не будем об этом. Чего зря говорить? Садись за стол. Выпьем по третьей. А то Игорек места уже себе не находит.

Сергей вернулся к столу.

Подняли рюмки за тех, кто пал в этой непонятной, ненужной, жестокой войне.

Каждый вспомнил тех, кого при жизни знал лично.

И таких знакомых, товарищей, друзей у каждого оказалось немало.

Выпили молча, стоя. Постояв немного, выдерживая паузу молчания в знак памяти, сели.

Будь проклята эта война! Эта и все другие, а с ними прокляты и те, кто развязывает их!

После недолгого, но сурового молчания Шевцов набросил на плечи китель:

— Ну, пошел я, мужики?

Сергей напутствовал майора:

— Давай, Игорек! И потактичней, потактичней! Цветов с розария сорви. Извинись. В общем, улаживай дела.

Удачи тебе и привет Наде, лично от меня!

— Обязательно передам. Серег! Спасибо за компанию, и до утра!

— Подожди, Игорь, — встал и Казбек, — если капитан Антонов не против, я тоже пойду. Устал что-то, прилягу, отдохну. Разрешишь, командир? Да и вам с майором Воробьевым, чувствую, поговорить есть о чем.