Капитан "Старой черепахи"

– По берегам Кызыл-Су зеленели луга; на склонах росли кусты терескена и одинокие березы, храбро взбегавшие под самые облака, навстречу стройным, серебристым тянь-шаньским елям. Выше, над тропой, где летом цветут лиловые фиалки и красные маки, еще не стаял снег, подновленный ночной порошей.

У брода через безыменную речку, стремительно вытекавшую из ущелья и водопадом обрушивающую­ся в пропасть, старшина остановился: от его взора не ускользнули едва приметные в осыпавшейся галь­ке следы конских копыт. На противоположном берегу они были еще влажными: неизвестные всадники про­ехали тут совсем недавно. Лошади, судя по корот­кому шагу, были или чем-то тяжело нагружены, или устали от дальнего пути.

«И здесь басмачи!» — Сидоров свернул в глухое ущелье.

2

Двое суток подряд начальник заставы Ой-Тал Воробьев не смыкал глаз и лишь под утро задремал, уронив голову на стол. Но тревожная дрема не сон — он вскочил с табурета, поправив сползшую ко­буру: кто-то подскакал к заставе.

— Куприна, значит, не встретил? — нахмурился начальник, выслушав доклад старшины. — Я послал его с четырьмя бойцами вам в подкрепление.

— Не встретил, — подтвердил Сидоров. — Я ехал через ущелье. В Сары-Бае басмачи.

— Веселое дело! — в сердцах произнес Воробьев. Вторые сутки из самых различных пунктов на заставу поступали сообщения о появлении в горах басмачей. Однако до приезда Андрея Сидорова не было известно, что они уже так близко. Будь теле­фон, все обернулось бы по-другому, о басмачах дав­но знала бы комендатура, но разрушенную лавиной телефонную линию раньше июня не восстановить.

На заставе осталось всего пятнадцать бойцов, и распылять силы, направляя в кишлаки и на высо­когорные посты новых пограничников, было явно не­разумно.

На прощанье Воробьев сказал старшине: — Если Куприн не прибыл, уничтожь документы и пробивайтесь сюда. Все уничтожь! Понятно? Вше­стером вам не продержаться. А я пошлю в Алай-Гульчу гонца...

3

Вместе с командиром отделения Куприным на усиление поста Кашка-Су направлялись погранични­ки Сомов, Охапкин, Багиров и Гребешков.

На рассвете, не подозревая о засаде, они въеха­ли в расположенный по пути, спящий с виду кишлак Сары-Бай и тотчас были окружены несколькими де­сятками притаившихся басмачей. Схватка была не­равной и недолгой. Под Куприным, Багировым и Сомовым сразу убили лошадей, и не успели погра­ничники подняться с земли, как их оглушили уда­рами прикладов.

Гребешков дрался упорно. Обнажив клинок, он врубился в гущу врагов, ранил двоих, но его вышиб­ли из седла. Привстав на колено, Гребешков излов­чился и нанес удар подскакавшему басмачу, но тут же был смертельно ранен в спину. Он был уже мертв, а его все еще кололи и били...

Дольше всех сопротивлялся Охапкин. Свалив в ожесточенной схватке троих басмачей, он вырвал­ся из кольца банды и поскакал в горы.

Внезапно конь его оступился и, сломав ногу, рух­нул. Разъяренные бандиты настигли Охапкина и взяли в сабли. Один удар рассек ему руку, сжимав­шую драгунку, другой обрушился на голову.

Окровавленного, потерявшего сознание погранич­ника басмачи сбросили в пропасть...

4

Возвратившись с заставы Ой-Тал на пост Кашка-Су, Сидоров убедился в самых худших своих пред­положениях: посланная начальником заставы под­держка не прибыла. Хорошо еще, что благополучно вернулся из Ишик-Арта Иван Ватник, незамеченным проскочивший мимо басмаческого коша [10] .

Старшина сжег документы, а потом велел выта­щить во двор запас продовольствия, постели, книги, свалить все в кучу, облить керосином и поджечь.

10

Кош — стоянка, бивак.

С собой Сидоров взял только патроны и пулемет да разрешил Ивану Ватнику захватить общую лю­бимицу — балалайку.

Пограничники сумрачно смотрели на пламя, унич­тожавшее добро, с таким трудом доставленное в горы.

Какой же дорогой добираться до заставы? Через Сары-Бай ехать нельзя; ущельем, по которому стар­шина вернулся из Ой-Тала, рискованно — того гляди наскочишь на банду: он видел недалеко в горах ды­мы от костров. И Сидоров решил направиться даль­ним кружным путем, через старый, заброшенный пе­ревал.

Поодиночке переехав повисший над пропастью, раскачивающийся, ветхий мост, пограничники под­нялись на голую, замшелую скалу и вдруг увидели басмачей: десять бандитов в белых чалмах и разно­мастных халатах, лошадь к лошади преграждали тропу. И у каждого сабля и карабин. А слева, с круто­го склона, спускались новые всадники в чалмах и ха­латах.

 «Сколько же их? — прикинул Сидоров. — Сотня? Полторы?.. Что делать?» Путь назад под градом пуль был так же бессмыслен, как прыжок в пропасть.

— Прорвемся, — не оборачиваясь, негромко ска­зал старшина товарищам. — Вперед!

Пригнувшись к лукам седел, стреляя на полном скаку, пограничники врезались в цепь басмачей и прорвали ее.

Свист ветра в ушах, грохот выстрелов, искры из-под копыт, спазма в горле и одна мысль: «Скорее, скорее, скорее!..»

Ошеломленные дерзким маневром пограничников, басмачи ринулись вдогонку. Все ближе и ближе за спиной бойцов цокот подков, все громче и неистовее крики: «Алла, алла!..»

Верстах в четырех от поста, близ перевала, на­ходилась старая заимка. В бураны и в непогоду по­граничные дозоры заезжали сюда обогреться, высу­шить одежду, передохнуть. Сложенный из крепких толстых бревен домик мог служить на первых порах чем-то вроде редута. Притулившись к отвесной ска­ле, почти у самого края глубокого ущелья, заимка как бы запирала узкую тропу, по которой в этом ме­сте с трудом могли проехать рядом четыре всадника.

У этой-то заимки пограничники и спешились. Бро­сив на произвол судьбы коней, они вбежали в домик, забаррикадировали дверь, заложили окна камнями, оставив небольшие амбразуры.

— Мы должны- задержать банду, — сказал стар­шина Сидоров. — По дороге через Сары-Бай и через ущелье взять заставу Ой-Тал в лоб басмачам будет трудно —застава там не плохо защищена, а с тыла, с перевала...

Отлично понимали значение заимки и басмачи. Не рискнув сунуться под пули укрывшихся в малень­кой крепостце пограничников, они дожидались на­ступления ночи. А ночью, едва молодая луна скры­лась за гребнем хребта, начался бой,

В заимке никто не спал. Огня не зажигали, сидели в темноте, по очереди дежуря у окон.

— Ползут!— доложил вдруг прильнувший к ам­бразуре Николай Жуков.

— Стрелять только наверняка!— приказал стар­шина. — Ватник и Бердников, за мной!

Ночью из заимки можно проглядеть врагов, и Сидоров решил устроить заслон на тропе.

Иван Ватник и Яков Бердников выбрались вслед за старшиной из домика и залегли за камнями.

Где-то в горах сорвалась лавина. Еще не умолк ее гул, отраженный многоголосым эхо, как Сидоров выстрелил. Первый из ползущих по тропе басмачей, не вскрикнув, ткнулся лицом в камни и замер, второй вскочил я, не успев сделать шага, свалился в про­пасть: Бердников стрелял не хуже старшины.