Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов
Шрифт:
В течение остальной части дня осаждающие держали себя очень спокойно, заявляя о своем существовании лишь редкими пушечными выстрелами, имевшими целью скорее проверку орудий, нежели устрашение осажденных. Только к вечеру стан снова стал оживляться. К шатру великого визиря то и дело подъезжали всадники, которые после нескольких минут пребывания у главнокомандующего снова вскачь возвращались к своим частям – вероятно, с полученными приказаниями и распоряжениями. Артиллеристы перевозили к траншеям самые тяжелые орудия, между тем как множество минеров змеями расползались по равнине, стараясь избегать неприятельских выстрелов.
После
Оглушительная бомбардировка продолжалась до самого захода солнца, причиняя сильный вред неприятельской артиллерии. При наступлении же вечерней темноты в крепости затрубили тревогу, призывая население города на защиту стен. В то же время обширная равнина начала постепенно покрываться выступавшими из лагеря войсками, готовыми к штурму.
Загремели турецкие трубы, и затрещали кавалерийские барабаны. Временами поднимались дикие крики, зловещей угрозой отдававшиеся в ушах венецианцев, а в моменты затишья слышались пронзительные голоса муэдзинов, поощрявших и ободрявших правоверных, готовящихся к последнему бою с гяурами:
– Истребите христианских воинов во славу Аллаха!.. Разрушьте до основания их проклятое гнездо! Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его!.. Смелее в последний бой, правоверные! Павших в битве за славу полумесяца ожидает рай нашего великого пророка с вечно юными и прекрасными гуриями!
Защита христиан сосредотачивалась главным образом на бастионе Святого Марка, как на ключе всей крепости, на овладение которым будут, конечно, направлены все усилия турок. Именно там и было поставлено двадцать самых больших колубрин. Огонь из этих жерл, управляемых искусными венецианскими артиллеристами, должен был произвести сильные опустошения в рядах турок, неудержимо рвавшихся путем славной смерти в рай Магомета.
На приступ обреченного на гибель города первой двинулась кавалерия, встреченная жестокой канонадой с крепостных башен.
Как раз в ту минуту, когда начинался страшный эпилог кровавой драмы, на бастионе Святого Марка перед капитаном Темпестой вдруг появился Эль-Кадур, араб успел выскользнуть из лагеря вместе с минерами, которых столько легло вокруг него под меткими выстрелами крепостных аркебузистов. Умный аравитянин лучше всех знал, как пробираться незамеченным от лагеря в Фамагусту и обратно, не подвергаясь особенной опасности.
– Вот и пробил страшный час для Фамагусты, падрона! – дрожавшим от волнения голосом сказал он, очутившись возле своей переодетой госпожи. – Если только не совершится чудо, город завтра будет в руках турок.
– Мы все готовы умереть, – с покорностью промолвила она.
– А что станется с синьором Ле-Гюсьером?
– Его спасет Бог.
– Бегите, синьора, пока еще не поздно, – умоляющим голосом шептал араб, наклонясь к уху молодой герцогини. – Завернитесь в мой плащ, и я незаметно проведу вас в безопасное место. Через полчаса я уже ни за что не ручаюсь.
– Ты забываешь, Эль-Кадур, что я не потехи только ради надела военные доспехи, – строго возразила благородная венецианка. – Я не лишу в минуту
такой опасности Фамагусты шпаги, которая не раз уже доказала свое умение защищать правое дело.– Падрона, подумай, ведь ты идешь на верную и жестокую смерть! Я слышал как Мустафа отдал приказ никого не щадить из тех, кто попадется живым в руки его кровожадных людей.
– Не бойся, мой верный Эль-Кадур, я сумею достойно умереть и не посрамлю своего имени, – гордо ответила храбрая девушка, подавив невольный вздох. – Если в книге судеб написано, что никто из нас не должен пережить взятия Фамагусты, то да будет воля Господня.
– Пойдем, падрона, – настаивал араб, глядя на нее с отчаянной мольбой в глазах. – Позволь мне спасти тебя хотя для…
– Оставь меня в покое! Капитан Темпеста не опозорит себя постыдной трусостью и остается верен себе до последней минуты. Помни это, Эль-Кадур, и не терзай меня бесполезными упрашиваниями. Мое слово твердо. Ты должен это знать.
– Хорошо, падрона. Ты хочешь умереть здесь, так и я умру рядом с тобой! – в сильном возбуждении говорил араб и подумал про себя: «Пусть так! Смерть все уравнивает, и бедный раб упокоится подле нее».
Между тем в окутанной ночным мраком равнине разыгрывался настоящий ад. В ответ на венецианскую канонаду загремели и турецкие орудия, их было около двухсот, что в то время представляло артиллерию небывалой силы. Не было никакого сомнения, что от страшного действия этой артиллерии твердыни Фамагусты, уже сильно пострадавшие в продолжение многомесячной осады, должны окончательно сокрушиться.
Уже предвидя страшный исход этой решительной борьбы, венецианцы тем не менее со спокойным духом взирали на бесчисленные вражеские орды, устремившиеся на приступ с диким воем голодных зверей, почуявших теплую кровь.
В защите несчастного города принимало участие и все его мужское население, вооруженное чем попало: пиками, алебардами, ружьями старых образцов и разного рода домашними орудиями. Каждый из этих стариков, молодых и подростков горел желанием как можно дороже продать и жизнь свою собственную, и жизнь дорогих сердцу существ.
А женщины и маленькие дети со слезами и воплями ужаса стекались в обширный местный собор, надеясь найти там защиту от беспрерывной бомбардировки, угрожавшей дочиста смести весь город раньше, чем в него вступит торжествующий победитель.
Со страшным треском одна за другой рассыпались стены и башни, увлекая за собой храбрых защитников. В городе пылали зажженные раскаленными снарядами дома, погребая под своими развалинами раненых и убитых осколками бомб. Среди этого адского хаоса зловеще раздавалось предсмертное рычание мужественно защищавшегося до последних сил венецианского льва, со всех сторон стиснутого ордами азиатских и африканских зверей.
Начальник крепости Асторре Бальоне, опираясь на свою шпагу, бесстрастно смотрел с платформы бастиона Святого Марка на весь этот ад. По-прежнему твердо и ясно звучала его команда. А что было у него на душе в эти ужасные минуты – ведал один Бог. С тем же наружным спокойствием глядели в пустые очи надвигавшейся смерти и остальные военачальники. Они знали, что если попадутся живыми в руки свирепого и кровожадного врага, то их ожидают жестокие мучения, поэтому каждый внутренне молил Вседержителя послать ему, как милость, возможность умереть с оружием в руках.