Капитан Виноградов

Крамской повернул налево, и человек с облегчением оторвался от окуляра. «Заказ» был сделан четко — стрелять только в случае попытки объекта все-таки обратиться к прессе.

Исполнитель не любил бессмысленных убийств. И был рад, что бизнесмен принял правильное решение. Решение, которое спасло ему жизнь.

* * *

— Я рад, что обошлось без скандала, — не поворачивая головы, сказал демидовский референт. Дорога была скользкой, и управлять машиной надлежало очень внимательно. — И без крови…

— Мы старались, — скромно кивнул расположившийся рядом Пинкертон. В велюровом салоне «бьюика» он чувствовал себя вполне уютно.

— Хорошая работа, — констатировал референт. — И деньги хорошие.

— По труду и честь, — констатировал собеседник.

— Дальше дружить будем?

— Звони… — Пинкертон неопределенно пожал плечами.

Они были знакомы давно, еще с юрфака. Оба любили власть и деньги, друг друга — терпели, а остальное человечество — ненавидели и презирали.

— Вот блин! — не удержался референт: у обочины давал отмашку жезлом высокий худой гаишник. Рядом с ним пританцовывали на морозе двое сержантов в бронежилетах — короткие автоматы рыскали по сторонам грубо и нетерпеливо. Чуть поодаль с кем-то разговаривал по рации капитан — очевидно, их начальник.

Пока водитель предъявлял документы, пассажир изучал этого милицейского офицера через отпотевшее стекло, с трудом подавляя узкую злую усмешку.

— У меня все в порядке? — поинтересовался тем временем референт, получая назад техпаспорт и водительское удостоверение.

— Проезжайте!

— Что-то случилось? Ловите кого-нибудь?

— Обычный рейд… Сами знаете — бандитов развелось! Проезжайте! — гаишник был явно не в духе, но тем не менее водитель не преминул улыбнуться и пожелать:

— Удачи вам, ребята! — и, обдав снегом еле успевшего убрать рацию Виноградова, машина тронулась дальше…

1993 г

Переходный период

1

…если Господь не охранит города, напрасно бодрствует страж.

Пс, псалом 126, 1

Желтая вереница автобусов весело выкатилась на Садовое кольцо. Все заворочались, и Виноградов, выгибая шею, тоже попытался разглядеть в просветах между зданиями силуэт Белого дома.

И в этот момент раздалась первая очередь.

Посыпались стекла, подбитый «Икарус» замер на миг, затем стремительно бросился в узкую щель ближайшего переулка. За ним туда же устремились остальные автобусы.

— Во попали! — присвистнул кто-то у самой кабины подателя.

Виноградов увидел себя со стороны, сидящим прямо на полу, с задранными вверх ногами и бестолково торчащим стволом автомата.

— Щиты к окнам! — запоздало скомандовал один из комбатов.

Его едва расслышали — все звуки тонули в яростном грохоте пальбы: судя по позициям пристроившихся между брошенных легковушек солдат, лупили по высотному зданию на Новом Арбате. Куда-то на уровне десятого этажа.

— Оставаться на месте! Не высовываться!

В наступившей внезапно тишине защелкали пристегиваемые магазины. Кто-то передернул затвор. Толстый пожилой старшина, матерясь, сдирал чехол с обтянутого материей шлема.

И тут опять начали стрелять…

— Не спи, капитан! Замерзнешь…

Виноградов с трудом разлепил набухшие от усталости веки и на всякий случай передвинул поудобнее автомат:

— Уже.

— Что — уже?

— Замерз… Сколько сейчас? — Посмотреть на часы было лень.

— Около четырех. Да-а, не май месяц.

В темноте горящий напротив парламент почти не давал света, а редкие светящиеся окна соседних домов давным-давно погасли. Среди мраморных колонн вестибюля метался злой осенний ветер. Полуоторванные металлические жалюзи беспорядочно бились друг о друга со звуком, похожим на пулеметную очередь. Целых окон не осталось, и случайно застрявшие в огромных витринных проемах куски стекла то и дело срывались вниз.

— Как обстановка?

— А никак…

Виноградов все еще не мог окончательно проснуться. Тупая, липкая, как пот, усталость, заполнила все — суставы, сердце, придавленную бронежилетом грудь, затылок в пластинчатой «сфере»…

— Чай остался?

— Хм-м… Сомневаюсь, однако.

— С-сукины дети! Целый день всухомятку…

То, что удалось найти после бандитов в разграбленных барах и буфетах, было уже давным-давно выпито. Водопровод в здании не действовал еще с первого штурма, некоторое время выручала предусмотрительность майора Сычева, но и прихваченный им из дома, несмотря на насмешки, цветастый полуведерный термос, видать, иссяк…

И ведь не то чтобы воды совсем не было — наоборот, ее вокруг было даже с избытком! Холодная вонючая влага сочилась из пробитых канализационных труб, ручьями стекала по обожженным стенам, чавкая под ногами и скапливаясь среди завалов переломанной мебели. Никому не приходило в голову попрекать творцов всего этого безобразия, пожарников — парни сделали все, что могли… Два высотных факела посреди столицы — это явно был бы перебор.

Виноградов опять вспомнил утреннюю картинку: короткое простреливаемое пространство перед мэрией, изготовившихся к броску милиционеров, рычащих от возбуждения, багровых и грязных, только что выведенных из боя муровцев: все вперемешку, рослые «гоблины» из групп захвата в бронированных куртках и масках, очкастые подполковники-опера, невесть откуда взявшийся корреспондент с одышкой и японской видеокамерой…

А рядом привычно и почти без суеты уже разворачивались пожарные расчеты, матовой резиной блестели их черные костюмы, кто-то что-то привинчивал, вытягивая за угол тонкую полоску шланга.

— На вашей стороне очаг… А здесь только на третьем пока! — перепачканный майор с молоточками в петлицах говорил по рации, не выпуская из зубов папиросу.

Белый дом тогда еще был белым, и речь шла о здании СЭВ…

Тяжко вздохнув, Виноградов поднялся со своего лежбища:

— Счастливо оставаться!

— Гуд бай.

Разогнувшись почти во весь рост — снайперы были главным кошмаром последних суток, несмотря на темень, рисковать не хотелось — капитан проверил, все ли на месте. Автомат, пистолет, подсумок с магазинами… Противогаз, нож, «черемуха»… Наручники, индивидуальный пикет. Штатный мегафон, немного жратвы и кое-что из тряпок засунуто в высвободившийся чехол из-под бронежилета — не тяжело и достаточно удобно.

Можно трогаться.

Под прикрытием обрушенных стеллажей Виноградов пересек вестибюль и оказался в одном из внутренних коридоров. Здесь было еще темнее, и тьма эта была доверху наполнена шепотом, сонными хрипами, скрежетом железа, потом и табачным дымом. Ориентируясь по редкой цепочке сигаретных огоньков, он двинулся вперед, стараясь ни с кем не столкнуться. В замкнутом, вместившем в себя десятки измученных людей пространстве это было почти невозможно, и пару раз капитана равнодушно материли.