Капитан

— Остынь Никита, первый заход мы им сбили? Сбили! Так что не всё так плохо, мы конечно всё равно что из рогатки по ним стреляли, но тем не менее они не попали, а значит бой выигран! Мы корабль охранения конвоя, и если все в караване целы, значит мы свою задачу выполнили! — успокаиваю я своего начальника БЧ. Хотя он прав конечно, вооружили нас слабо.

Итак, бой с «юнкерсами» закончился. Меня потихоньку отпускало напряжение, вернулся и страх. В голову лезли разные мысли, «а что, если бы?» и тому подобная ерунда. Я встряхнулся, паниковать будем потом, ничего ещё не закончилось, они могут вернуться, нужно навести порядок в моём маленьком «царстве», соберись тряпка! Тральщик подошел к подвергнувшемуся атаке сухогрузу, и я в мегафон высказал капитану всё что думаю про него, не стесняясь в выражениях, густо переплетая английские и русские слова с ненормативной лексикой. Капитан американца, возмущенно заявил, что если бы наш ход был полным, то мы были бы уже в порту, и без зазрения совести предложил мне бросить поврежденный корабль и идти к порту вдвоём. Я аж задохнулся от возмущения.

— Слушай меня сюда гнида! Если ты ещё хотя бы раз, без моего разрешения вывялишься из строя или увеличишь скорость, я буду стрелять не по самолётам, а по твоей корме! Я повторяю один раз и огонь открою без предупреждения! Луше я тебя падла сам потоплю, чем буду бегать между вами двумя и выбирать кого прикрыть! — когда я говорил эти слова я совсем не шутил, и пусть я произнёс их на русском языке, но «союзник» меня без сомнения понял. Наш путь ещё не закончился и налёт может повторится, началась твоя война Витя!

Глава 8

Два крупных сухогруза, следовавших в охранении лишь одного тральщика, — слишком заманчивая для противника цель. Я не обманулся в своем предположении: перед заходом солнца фрицы повторили налет — на этот раз четырьмя «юнкерсами». Первым самолеты заметил с американского транспорта и тут же подняли сигнал. Я снова повел тральщик навстречу противнику и приказал Сидоренко, как и в прошлый раз, открыть заградительный огонь.

В этот раз немецкие пилоты вели себя решительнее, не обращая внимание на наши потуги предотвратить налёт, и вообще игнорируя тральщик, они разобрали себе каждый по одной цели и отбомбились как на полигоне. Я кусал губы от бессилия, мостик и нос «Шторма» полыхали огнём пулемётов и артиллерии, но всё тщетно. Мы не попали ни в кого, да что там не попали, мы даже напугать никого не смогли — неуязвимые самолёты сделали своё чёрное дело и скрылись в густеющих сумерках. Вокруг транспортов вода кипела от разрыва бомб и, казалось бы, в этом аду им не выжить. Но есть всё же какая-то высшая справедливость, наверное, оба сухогруза получив незначительные повреждения от осколков и ударных волн, вышли из-под бомбёжки практически целыми — прямых попаданий не было.

На рассвете мы подходим к порту Архангельска, оба транспорта доставлены практически без повреждений. Лоцманский катер встречает нас на подходе и передаёт приказ начальника порта — оставаться на внешнем рейде и ждать распоряжений, ночью немецкие самолёты произвели минирование входа в гавань, утром на мине подорвался портовый буксир, никто из экипажа не выжил…

— Не нравится мне это — делюсь я своими мыслями с Сидоренко — у них же есть тральщики, чего они фарватер не прочистят.

— Архангельский порт мелководный, максимальная глубина десять метров, а у них судя по всему нет катерных тральщиков — делится своим мнением мой зам — у тех осадка всего семьдесят сантиметров, а даже у нас она три метра. Если буксир подорвался, то мины стоят высоко, не пройти.

— И чего они делать будут? Как думаешь? — нехорошие подозрения насчёт намерений портового начальства начинают грызть меня всё сильнее и сильнее.

— Могут катера выслать с водолазами, или расстрелять фарватер артиллерией, можно глубинными бомбами закидать, но это долго и не даст гарантию полного разминирования, скорее всего рискнут одним из тральщиков — опытный военный моряк смотрит на меня и в его взгляде я ничего хорошего не вижу. Самый ближайший тральщик к минному полю — наш.

Мои опасения оправдались на все сто. Через час лоцманский катер передаёт нам пакет из порта, а в нём приказ — тральщику Т-66 осуществить траление фарватера! В пакет вместе с заданием была вложена калька района траления. В кальке обозначены лишь границы ранее поставленного силами базы минного поля, боновых заграждений и маршрут нашего движения, нам нужно будет сделать не менее пяти галсов. К нам выходят три портовых катера с пулемётами, которые будут во время траления, следуя за «Штормом», ставить вехи и расстреливать подсеченные мины. Они же и будут спасать экипаж в случае подрыва на мине, если будет кого спасать…

— Ну чего скажете, отцы командиры? — наше мини совещание проходит на мостике. Присутствуют все мои замы и минёр, он же командир отделения минирования и траления и единственный из нас кто досконально знает, чего делать. Мы ни разу не доставали тралы из трюма, теоретически всё просто, тем более что наставление по использованию всех видов тралов я прочитал, но на практике никто из нас такого ещё не делал.

— Мины находиться на глубине осадки «Шторма» — первым начинает минёр, мичман в возрасте хорошо так за сорок, по имени Максим — по наставлению впереди с тралами должны идти катерные тральщики, имеющие малую осадку. Но таких катеров на базе нет. Параван–охранителей у нас тоже нет. Придется идти на риск, нам бы только первый галс сделать, тральщик наверняка пройдёт по минам, а потом пойдём по кромке протраленного фарватера, постепенно расширяя его. Если минировали с самолётов, то чёткого промежутка между минами нет, можем вообще ни одной не зацепить, а можем в самый суп заехать… Змейковый трал будем ставить и поставим его прямо тут, на месте, возможно, что какие-то мины стоят далеко за обозначенной зоной, с самолёта, да ещё и ночью, могли и промахнуться.

— Это жопа дорогие товарищи! — хмыкнул Иваныч, выразив настроение всего экипажа.

— Попала лапа в колесо — пищи но беги, хочешь-не хочешь, а делать придётся… — вздохнул я, скрипнув зубами. Идти на мины нет никакого желания, но и отказаться нельзя. Приказы тут не обсуждаются, они быстро и чётко выполняются. Придётся рискнуть, а так не хочется умирать уже совсем рядом с портом, после многомесячного изматывающего пути, да и вообще хотелось бы пожить подольше. Последние два дня, когда мы впервые побывали под бомбёжкой и сейчас, когда нам нужно идти на своё первое траление мин, сбили мой позитивный настрой, с этой войны я могу и не вернуться…

Мы приступаем к постановке змейкового трала. По принципу действия он напоминает воздушного змея, только при движении отходит не вверх, а в сторону от курса корабля. Щиток трала при этом идет на заданной глубине. Специальные резаки, расположенные на тралящей части, захватывают минреп мины и перекусывают его, после чего корпус мины, имеющий положительную плавучесть, всплывает на поверхность.

Постановкой трала руководит Максим. На корме суета, трал мы ещё не ставили и приноровиться не успели. В норматив постановки мы явно не укладываемся, но тем не менее с грехом пополам справились и тут нас очень выручило оборудование бывшего буксира. Тяжелые части трала поднимаются краном, а тралящая часть опускается в воду с помощью лебедки. В порту, прямо напротив фарватера, который мы должны тралить, зажигаются сигнальные фонари, которые должны облегчить нам прокладку курса. Ромашка прямо на мостике контролирует маршрут, штурман сейчас чуть ли не главный человек на судне, именно от него зависит, пройдём ли мы как надо или выплывем на минные заграждения, поставленные нашим флотом. Мы пройдём по кромке минного поля, обозначенного на кроках. За штурвалом Ваня, весь экипаж на наблюдательных постах, мужиков я обманывать не стал, и сказал всё как есть, все напряжены и собраны. Три портовых катера с вешками и пулемётами идут за нами плотным строем по узкому, уже протраленному коридору. Мы заходим на мины.

На мостике — тишина. Лишь из отсеков доносится мерное постукивание работающего дизеля. Временами слышатся отрывистые команды. У меня в крови бурлит адреналин, мозг затуманился, я ощущаю себя как во сне. Я знаю, что сейчас на меня время от времени поглядывают все члены экипажа и поэтому своё волнение я стараюсь не выдавать. Внешне я абсолютно спокоен, хотя даётся мне это с огромным трудом. Мины уже под нами. Встречаюсь взглядом с замполитом, он на корме, там, где сейчас идёт напряжённая работа. Изя внимательно смотрит на меня, и я невольно улыбаюсь и подмигиваю ему. Его напряженное лицо расплывается в ответной улыбке, он облегченно выдыхает. Верит мне Изя, считает опытным капитаном, наивный… Замполиту страшно так же, как и мне — просто до чёртиков, но он всегда рядом с экипажем. Во время налёта он бессменно стоял возле пушки, а сейчас помогает тральному отделению, если бы не его постоянное занудство с партийными лозунгами, вообще золотой бы был человек — повезло нам с комиссаром. От этих мыслей меня отвлекает толчок. Оглядываюсь — так и есть, за кормой всплывает первая подсеченная мина, чёрная бочка раскачивается в кильватерной струе. Она огромная, никак не меньше полутоны весом, и совсем не похожа на те мины, что я видел в кино (круглая и с рогами), в такую штуку взрывчатки несколько сотен килограмм влезет. Взорвись она под нами и всё, ни «Шторма», ни экипажа уже не будет, закончиться карьера Витьки Жохова. Холодный пот стекает по моей спине.

Так повторяется ещё три раза. Следующие за нами катера обвеховывают протраленную полосу и расстреливают мины. Одна из них, пробитая пулями, заполняется водой и идёт ко дну, остальные взрываются, вздымая ввысь фонтаны воды, перемешанной с густым темным дымом. Поверхность моря усыпана оглушенной рыбой. Над ней с пронзительным криком парят чайки. Вдруг за кормой бывшего китобойца раздаётся мощный взрыв, тральщик накрывает водой, и он носом зарывается в море, пропеллеры винтов вертятся в холостую, лишённые своей привычной среды, корму подбрасывает в воздух! Я не упал только потому, что крепко держался за ограждение, а на корма все лежат на палубе, на ногах никого не осталось! Судно с грохотом падает обратно в родную стихию и двигатель глохнет.

— Доложить о повреждениях и потерях! — ору я в мегафон, лихорадочно оглядывая «Шторм». С первого взгляда судно цело, но что твориться под водой не ясно.

— Человек за бортом! — крик раздаётся с кормы — замполита смыло!

Я быстро перевожу взгляд на море и вижу Изю, который барахтается уже довольно далеко от судна, а мы даже задний ход дать не можем, дизель молчит! Как только я набрал в лёгкие воздух, чтобы отдать команду о спуске на воду шлюпки, один из катеров, следующих за нами, даёт полный ход и уже через пять минут мой комиссар выловлен из воды. Что с ним и как сильно его приложило не ясно, но он жив и это главное.